Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

И вдруг свершилось чудо светлое,
Упала пред Тобой толпа несметная,
И ручки слабые Ребенок
Простер, склонившись из пеленок,
К Тебе навстречу
Через пылающие свечи.
А Ты сбежала со ступеней
И подняла меня с коленей
И бережно взяла Младенца
На белоснежном полотенце, –
И Он к груди Твоей приник.
Раздался крик, тысячегласный крик
Восторга чистого и умиленья,
Когда пред нами чистое виденье
Небесной Матери предстало...
Преобразилось всё. Затрепетали
Вокруг Тебя гирлянды крылий,
И кущи алых роз и лилий
Покрыли домик Твой, ступени
Веранды бедной и колени
Твои дрожащие. К ланитам
Твоим, кудрями пышными покрытым,
Прижалась личиком Святая Детка,
Как беленькая яблонная ветка,
И в первый раз с тех пор,
Как я Его нашел, печальный взор
Его сиял, как у ребеночка,
И не венец терновый, а короночка
Из бирюзы небесной
Лежала на кудрях чудесных
Его священной головы.
Но я, отдав Его Тебе, увы,
Упал без сил, на край твоей одежды,
Закрыв надолго каменные вежды.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Когда из забытья тяжелого
Я поднял пламенную голову,
Все изменилося вокруг...
Исчезла Ты с Ребенком вдруг
За занавесью из парчи шелковой,
Покрытой, словно рощею еловой,
Зелеными разводами
Под голубыми сводами;
А рать Христова, опустившись ниц,
Из-под испуганных ресниц
На чудо новое взирала...
Затем раздвинулась, упала
Завеса перед нами странная,
И уж не Ты живая, долгожданная,
Предстала нам: Твое изображенье,
Без теплоты и без движенья,
В широкой золоченой раме,
Могучего творца руками
Привороженное к доске простой...
Всё было, как во сне, всё то же,
И красота и святость, но, о Боже,
У богородицы в киоте
Недоставало прежнего полета...
– Что стало с Ней? Скажите, братцы,
Ее глумленьем святотатцы,
Должно быть, как мечту,
Убили на лету? –
– Господь с тобою, братец! Ведь всё та же,
Гляди, Заступница, лишь слаже
Теперь чуть-чуть ее черты.
Гляди, как умиленно с высоты
Она глядит на нас...
Подставьте плечи под иконостас,
Кто посильней:
Несем Ее во храм скорей! –
И вот десятки дюжих плеч
Приникли к новоявленной иконе,
И понесли ее при колокольном звоне
В загадочно горевшем море свеч...

Настала ночь. Зажглися звезды,
Как золотые грозди
Небесных виноградников,
Из темно-синих палисадников
Несметных мировых садов.
Исчезло всё: икона, бедняков
Блаженством преисполненные лица.
А я, как раненая птица,
С тоскою хищною стоял один,
Один с собой, бездомный Божий Сын,
Не знающий, где преклонить главу,
Уставшую от сновидений наяву.
Но нет, не сновиденье –
Небесное виденье!
Раскрытая калитка, сад вишневый,
Веранда темная, огонь в столовой, –
Всё это по ее рассказам
Во тьме ночной узнал я сразу,
Да и недавно, миг тому назад
Свершился здесь мистический обряд.
Спросить бы, да враждебны, чужды
Мне все ее родные...
Найду и так, нет нужды!
И вот я крадучись иду чрез сад. Глухие
Дорожки всюду, клумбы и кусты.
Безмолвно всё, скамеечки пусты.
Произношу, как вор, чуть слышно имя
Ее святое, зная, что незримо
Она должна быть где-нибудь во мгле.
Вот стол некрашеный, а на столе
Оставленная кем-то книга...
Вот и овраг... Но вдруг два крика
Во тьме раздалось... И к груди усталой
Моей приник цветочке алый.
– Ах, наконец! Я знала, что придешь...
Я видела во сне, как ты несешь
Ко мне Христа Младенца. Я ждала
Вас вместе... Ты пришел, и я взяла
Обоих вас в свои объятья...
И как рукой сняло с меня проклятье
Разлуки страшной... –
– Ах, нет, не сон то был, родная,
Он на твоей груди лежал, сияя,
Затем исчез, нерукотворный
Оставив образ свой покорной
Толпе Его искавших бедняков...
Настанет скоро Царство Вечных Слов,
И снова от таинственных истоков
Появится толпа пророков
Готовить Царство Божье на земле...
Прислушайся, на радужном крыле
Вокруг летает Птица Феникс,
Всеобновляющийся пленник,
Начало светлое души!
Как позабытые в глуши
Неугасимые лампады,
Она проснется в лютом стаде.
Уста хрипят: Убей! убей!
Но сердце шепчет: Нет, не смей!
Пред нами бездна и бессилье,
Наследный зверь, постыдное засилье
Непобедимого доселе хама,
Но не погасло и другое пламя:
Души всеобновляющий протест.
Его символ – животворящий крест;
Крест мучеников и поэтов,
Сподвижников тюрьмы и гетто,
Рабов убогих крепостного права,
Фабричного устава
И мудрецов, плодивших ложь!
Смотри, из-за чего наточен нож
И Кайнова ужасная дубина
Висит над братом, над отцом, над сыном?
Спроси! Никто того не знает
Или защитой объясняет
Каких-то допотопных прав.
Но в то же время ни один
Не смеет не найти причин,
Не оправдаться пред собой
Какой-то истиной живой.
Всё это ложь! И каждый,
Когда он сам с собой, от жажды
Христова Царства изнывает.
Незримо колос новый созревает,
И близко, близко наше царство:
Уж больно страшного лекарства
Отведал не один народ
За этот окаянный год! –
Обняв друг друга теплыми руками,
Мы поднялися тихими шагами
На холм высокий. Ночь стояла
Тысячезвездная. Безмолвно задремала
Вокруг земля родная. Две реки
Вдали скрестились, как клинки,
Чуть-чуть из мрака выделяясь,
И, по невидимой дороге извиваясь,
Шел через степи крестный ход.
Чуть слышно, словно шум волны далекой,
К нам доносился ритм широкий
Невыразимо чистых песнопений...
Осуществи, о Боже, сновиденье
Великое священной ночи!
Нет сил страдать, терпеть нет мочи...
Спаси, помилуй, обновляй!
Родимый край
Пошли за правдою к вершинам
С Твоим Страдальцем Сыном,
Туда, где спрятана Живая Совесть,
Любовь и Красота.
Не дай, чтоб это была только повесть,
На миг один обжегшая уста!
Сестрица долгожданная,
Какая это была ночь желанная!
До утра с несказуемым подъемом
Следили мы, как в Божьем Доме
Лился жемчужный Млечный Путь,
И путь другой, бледней чуть-чуть,
Ему лился навстречу по земле,
И где-то, далеко во мгле,
Сливались звездочки и свечи...
Бессчетны жертвы всенародной сечи,
Но, может быть, зарю грядущей жизни
Увидим мы на миллионной тризне.
Еще не прекратились битвы,
Но крепнут, крепнут жаркие молитвы –
И победят оне!
Поднявший меч погибнет от меча,
Сгорит на собственном огне.
Поднимутся колосья там, где кровь
Лилась потоком, и свеча
Зажжется тихо, как любовь,
Над каждым павшим братом.
Да будет эта песнь закатом,
Последней повестью наследного проклятья,
А завтра да взойдет над нами, братья,
Другое солнце и Мечта,
Любовь другая и другая Красота!

Сыро, серо и сердито
Нависают облака.
В плащ зеленый Афродита
С неохотою пока

Белые скрывает плечи
Под цветочным снегом вишен,
Бисер соловьиной речи
Под вечер едва лишь слышен.

Май капризен, как январский
Замороженный дискант,
Дождик дробью тарабарской
С крыши делает десант.

Скучно, до смерти мне скучно
В переулочек глазеть
На мясистый лист лопушный
И на дровяную клеть.

Скучно слышать про затеи
Комиссаров оголтелых,
Скучно ждать с ярмом на шее
Нам спасения от белых.

Скучно отчие хоромы
Видеть, кровью залитые,
И предсказывать погромов
Неизбежности лихие.

Скучно верить человеку
И молиться наугад:
Сорок лет в святую Мекку
На коленях через ад

Пробирался я, суровый,
В броне духа голубой,
В митре пастыря терновой,
Ратоборствуя с собой.

Но теперь мне стало скучно
В январем одетый май,
И кораблик мой беззвучно
Шепчет: Нет! Не засыпай!

И опять в шелковом шарфе
Дамы сердца моего
Я рыдающею арфой
Правлю кораблем Арго.