Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

Возьми белил, немного сажи,
А если нет ее, так грязь,
Возьми всё то, что в мире гаже,
Всю ненависть его, всю мразь,
Плесни с тоской на полотнище,
И будет – русское кладбище.

Кладбище, где живые мощи
Античных рыскают идей,
Где Иисус, сермяжный, тощий,
Изведав сызнова гвоздей,
В предсмертном порешил испуге
Собой не жертвовать за други.

Таких и над палаццо дожей
Свинцовых не висело крыш,
Березке под атласной кожей
Подобно, целый день дрожишь,
Перенимая у вороны
Зловещих заклинаний стоны.

Нет, лучше в тихую обитель
Изваянных вернуться грез:
Патроном Иоанн Креститель
С Мадонной лилий там и роз
Нам будут, купол Брунеллески
И Джотто голубые фрески.

Вот захотел какого мифа,
Каких забытых небылиц!
Ведь это из-за вшивых тифа
Не увидать тебе ресниц,
Из царства Дедушки-Мороза
И категорий совнархоза.

Пустое! Ляжем на кроватку,
Прижмемся потесней друг к другу
И грезы бойкую лошадку
Погоним смело через вьюгу,
С сугробов белых на сугробы
В наш домик Via San Zanobi.

В мечтах я царь еще, не смейся,
Самодержавный, грозный царь,
И в белый замок мой из гнейса
Не вхожа ропщущая тварь.
Волен судить живых и мертвых,
Волен я весть свои когорты!

Летим с кочевья на кочевье,
Во сне подвластен мне весь мир,
Но ближе мне средневековье,
С Мадонной вышитый <панир>,
С зубчатою стеною грады
И крестоносные отряды.

Смотри, я создаю картину,
Времен раздвинута завеса,
На San Miniato’ву куртину
Я, паладин, и ты, принцесса,
Уже взошли, и чародейства
Течет трагическое действо.

Ты чья-то бледная невеста,
Перяный сверху балдахин,
Но мне с тобой под ним не место,
Тебя продали за цехин;
Я меж крестов лежу могильных
В доспехах, от дороги пыльных.

Тебя ведут в придел фамильный
Венчать с республики приором,
Дочурки голоском умильным
Поют псалом какой-то хором,
Отец и мать в шелку, в брокате,
На страже золотые латы.

Парча на клире дорогая,
В пурпур наряжен кардинал,
Франциска братия босая
Гнусавит древний ритуал.
И путь, усыпанный цветами,
Проходишь ты промеж крестами.

Как ты бледна! Цветок лимона
Перед тобою, как закат,
Пурпурным цветом анемона
Твой белый кажется брокат,
И слезы – жемчуг самокатный,
Катятся на ковер парадный.

А! значит, не по доброй воле
К мощам святого Miniato
Идешь ты в подвенечной столе
И помнишь, что обет когда-то
Дала ты моего прихода
Ждать две недели и два года.

Я выглянул из-за гробницы
И имя прошептал ея,
Она приподняла ресницы
И вдруг затрепетала вся.
Я выпрямился за акантом
И крикнул латникам: Avanti!

Как стая московитских борзых,
Мы налетели на кортеж,
И чрез наряженные торсы
Открылось три десятка меж,
Кресты попадали, штандарты,
Как на стол брошенные карты.

Без чувств лежащую невесту
Я поднял в перяном шатре,
Вокруг очищенного места
Мои построились в каре;
Я на руки поднял бедняжку,
И мы направились к овражку.

Пока очнулись флорентинцы,
Пока наладили погоню,
Мы выбралися из детинца,
И понесли с добычей кони
Нас по дороге в San Casciano
В час предвечернего тумана.

Чернеют на макушках пиний
Всегда раскрытые зонты,
Гиматион разостлан синий
На нерв дороги и мосты,
Процессиею кипарисы
Идут, как тихие клариссы.

Звенят без устали подковы,
С холма в долину и на холм,
Чрез темно-синие покровы
Тосканы мелодичных волн.
Вдали щетина Poggibonsi
Чернеет в заходящем солнце.

Но от часовни Ромуальда
На бледноструйной Эльзы свет
Мы скачем. На горе Чертальдо
Угрюмый виден силуэт,
Кровавые готовят шашни
Его бесчисленные башни.

Темнеет. Замигали звезды.
Дорога извивалась в гору,
У коней воспалились ноздри,
И пена покрывала шпору.
S.Gimignano вдруг стотурый
В опалах обнажил контуры.

Еще два-три лишь поворота...
Вот ров глубокий, мост подъемный,
Окованные в сталь ворота
И свод под ними строгий, темный...
За нами звения запели, –
Мы в рыцарском моем кастеле.

По славным чертежам Арнольфо
Ди Камбио он был построен,
И восхищался им не только
Испытанный в осадах воин,
Ряды прелестные окошек
Его пленяли даже крошек.

И башней в тридцать с лишним сажен
Со львом крылатым на шпиле
Царит он, величав, отважен,
В небес лазоревом стекле,
И на воздушном стилобате
Сиенские висят набаты.

Зубчатые на ней короны,
По выступам щиты с орлом,
Дубовый люк для обороны
Против идущих напролом.
Камней повсюду пирамиды,
Мадонна в крохотной абсиде.

Под крышею был зал сводчатый,
В лазурь и золото Симоне
Мартини расписал палаты
При тихом колокольном звоне.
Пушистые ковры Дамаска
На плитах, радужная сказка.

Кассоны из резного дуба
Вдоль стен с интарией стояли,
Массивный стол, ряд стульев грубых,
Постель в брокатном одеяле,
И рукописей пергаменты,
И лютня на шелковой ленте.

В углу под лестницей витою
Чудовищный был вделан крюк,
И трос смолистою змеею
Спускался чрез открытый люк
В колодезь тридцатисаженный,
Чуть-чуть сквозь щели освященный.

– На башню! Все скорей на башню!
Нам замок весь не удержать,
Когда обляжет тучи страшной
Нас флорентинцев хмурых рать.
Ростовщиковы фиорины
Опаснее, чем сарацины! –

Завален вход. Взвилась корзина
По блоку в башенную шахту, –
И скоро приняла вершина
Одетую в доспехи вахту,
А через час втянули троса
Конец два башенных матроса.