Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2
59
А! вот и в башенные двери
Ломятся, но недолог стук.
Раскрылся на вершине серый,
Лучами обожженный люк,
И на стальных исподу пчелок
Громадный ринулся осколок.
60
И там, где раньше были люди
Ожесточенные, теперь
Текла из-под недвижной груды
Ручьями кровь, а наша дверь
Цела, как прежде. Без осады
Не взять Арнольфовой громады!
61
И начались осады будни
Для башенного гарнизона,
И голос веницейской лютни
У Божьего раздался трона,
И, как влюбленный соловей,
Я пел избраннице своей.
62
Христовых пел я кавалеров
Ей литургийные романсы,
Импровизации труверов
В Мадонн влюбленного Прованса,
Стихи латинских апокрифов,
Эллады воскрешенных мифов,
63
Канцоны нежные двух Гвидо,
Гуиничелли, Кавальканти,
И не видавшего Аида
Еще божественного Данта
Из дивной «Vita Nova» строфы,
Где чувствуются катастрофы.
64
И сам я в стиле нежном, новом,
Слагал чеканные сонеты,
И Эроса великим словом
Завороженные планеты
Орбиты точные меняли
И лютне до утра внимали
65
Когда же умолкали струны
И звуков замирала фуга,
Мы жизни сокровенной руны
В очах читали друг у друга,
Как Нострадама фолиант
Читает в келье некромант.
66
Я становился на колени
И, как молящийся чернец,
Закинув голову из тени,
Ее розария конец
Смиренным, чистым и любящим
К устам преподносил просящим.
67
Тепло лиющиеся персты
Ее мне были ореолы,
В предельно широко отверстых
Очах не призраков тяжелых
Клубились тени, а экстаз,
Еще не виданный ни раз.
68
И с ясностью необычайной
Прочли мы сокровенный лист
И с Божьею сроднились тайной,
Как Иоанн Евангелист,
Занесший в новые скрижали
Преображенные печали.
69
Духовных приобщаясь истин,
Мы жаждали увидеть Бога,
Природы свиток многолистен,
Но жизни утомила строгой
Исчерпанная красота
И пустота, и пустота.
70
И вежды тихо опускались,
Как полдня над звездами флер,
И уст моих уста касались
Ее горящие в упор.
И поцелуй наш был так долог
Однажды, что раскрылся полог,
71
И тело бренное исчезло
И башня где-то из-под ног
И, как по мановенью жезла,
Меж нами появился Бог, –
И из страдальческих морщин
Я понял, что я Божий Сын.
72
Благословен Ты, изначальный,
За эти алые уста,
Тебя Твой первенец опальный
Признал под тяжестью креста
За бедной Каи поцелуи,
За аллилуи, аллилуи!
73
И дни за днями чередою
Переплывали за Коцит,
И Феба с золотой уздою
Взошла квадрига на зенит,
И лето буйно сожигало
Свои цветные опахала.
74
На корабле недвижном суши,
Как в бурю восковые свечи,
И наши догорали души,
И наши догорали речи,
От поцелуев запылал
Души хрусталевый фиал.
75
И скоро в крике журавлином
Признали осень мы опять,
Пернатая походным клином
В Египет улетала рать,
И скоро ласточек фанданго
На берег закружилось Ганга.
76
Пора и нам о крыльях вспомнить
И унестися до зимы,
И в нас душа такой паломник,
Но только дальше были мы
Обречены уйти в изгнанье,
И дольше будет собиранье!
77
Спустились ратники однажды
И требуют насущной пищи,
А сам я, как последний нищий,
Страдал от голода и жажды;
Давно уж свой убогий пай
Делили с возлюбленною Кай.
78
«Спасибо вам, сидельцы-братья,
За то, что светоч не погас,
И за предсмертные объятья;
Пришел освобожденья час;
Вы с чистой совестью спускайтесь,
Откройте башню и сдавайтесь!
79
Скажите им, что мертвым звоном
Сейчас заговорит набат;
Пусть во враге им побежденном
Припомнится погибший брат;
Просите в склепе родовом
Похоронить за алтарем».
80
Спустились. Сдались. Ликованье
Из вражьего поднялось стана.
Осталось нам – соборованье, –
И жизни исцелится рана.
О Кая, Кая, мы одни,
Но тухнут наши огоньки!
81
Как розы сломанная вая
С уже привянувшим цветком,
Лежала радостная Кая,
По грудь покрытая платком,
И белые она, как в Лукке
Илария, сложила руки.
82
Я целовал их, как безумный,
Отогревал своим дыханьем...
«О мальчик, милый, неразумный!» –
Проговорила со стараньем
Она с загадочным смешком
Каким-то новым языком.
83
«Ведь это было уж когда-то,
И снова будет... А, ты стих!..
В San Marco помнишь ли Беато
Анжелико висит триптих?..
Ах, скоро, скоро мы узрим
Небесный Иерусалим!»
84
«Я вижу райские муравы...
Как много белых роз и лилий,
Как изумрудны Божьи травы,
И сколько семицветных крылий!
У самых пышных мотыльков
Скромней сияющий покров!»
85
«Открой душе моей окошко...
Я улетаю, милый Кай!
Крылатая теперь я крошка
В саду Христовом... Это рай!..
Кто эта детка-пилигрим,
Спешащая в Иерусалим?..»
86
«Кто этот золотой монашек
На узенькой в раю тропинке?..
Курчавый, чистый, как барашек?..
Смеются тихие былинки,
Смеется лучезарный рай...
Ах, это Кай мой!.. Это Кай!»
87
Умолкла. Стала строгой, строгой,
Как мраморная в склепе маска,
Окончена ее эклогой
Загадочная жизни сказка. –
Вдруг медь на башне ожила,
Запели вдруг колокола!
88
Какие мощные аккорды,
Какой трагичный благовест!
Кто ухватился там за корды
Для избраннейшей из невест?
Ведь я один теперь на башне.
Дрожа, иду наверх... Мне страшно...
89
А! сколько крыльев голубиных,
Серебряных, искристых риз.
Задрапирован, в складках синих,
На колокольне весь карниз, –
Но стая Ангелов Господних
К земной слетела преисподней.
90
Как птицы, меж колоколами
Они вечернюю лазурь
Колышут белыми крылами, –
И медь гудит из амбразур,
Протяжно, мерно и печально
В небесном озере зеркальном.
91