Джули Пауэлл - Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту
После цветных иллюстраций было много текста, сопровождаемого черно-белыми рисунками и объяснениями, как в словаре. И тут до меня дошло — ведь это и есть словарь, словарь секса. Многие термины были французскими. Но были и обычные слова — «качели», «лодочка», и я никак не могла понять, зачем они в книге вроде этой. И это было самое ужасное — неужели слово «лодочка» означает совсем не то, что я думала? Неужели, когда я клянчу у мамы фиолетовые лодочки, которые так подошли бы к моему розовому свитеру с мисс Пигги, я невольно произношу что-то неприличное?
Комната родителей располагалась рядом с входной дверью. Услышав, как мама поворачивает ключ в замке, я едва успела добежать до папиного шкафчика положить книгу на место.
— Готова, Джули? Что это ты здесь делаешь?
— Ищу мелочь на кока-колу.
И голове вспыхнуло: «Она догадалась!» Но она лишь проронила:
— Ну пойдем, а то опоздаешь, — и вышла за дверь.
Весь урок я просидела как на иголках — а что, если я положила книгу не так, как было? Я вспомнила роман «1984» — там герой специально положил волосок на обложку дневника, чтобы выяснить, трогал его кто-нибудь или нет. То, что папа читал «1984», я знала точно — он сам мне эту книжку подарил. Преподаватель по актерскому мастерству поручил мне сыграть сцену с Калебом, который был просто вылитым Джейсоном Бейтманом[8] из сериала «Твой ход», и я, глядя на Калеба, все время вспоминала те картинки из книги. Я все время путалась, хотя прежде я никогда не забывала текст и память у меня, между прочим, лучше всех в классе. После занятий за мной должна была заехать мама, я дожидалась ее и пила колу, не чувствуя вкуса, — весь рот занемел, как после коричневой жвачки. Но когда мама приехала, она вела себя как обычно. Мы вернулись домой, но и там папа, как обычно, сидел в кресле и, как обычно, решал кроссворд.
Это было очень, очень плохо — читать такую книжку в моем возрасте. Я это знала. Я предала родителей. Поступила неправильно. И каждый раз, пробираясь в комнату родителей, я зарекалась: последний раз, последний раз. И прекрасно понимала, что обманываю себя. Да, я слишком низко пала, я погрузилась в пучину разврата, и никогда уже мне не стать такой невинной, как прежде! Но ведь в книге столько полезной информации! В ней так много такого, чего мне никогда и нигде больше не узнать, даже от Изабель, которая знает о сексе больше любой одиннадцатилетней девочки, хотя ей всего десять. Нет, грань я уже перешла, а раз так, пусть хоть узнаю для себя что-то новенькое.
Когда я приходила из школы, мама чаще всего была дома, но иногда водила моего братца Хитклифа на тренировку юношеской лиги или отправлялась к подруге, а то и просто убегала по делам. В такие дни я сгребала свою порцию шоколадного печенья (у меня было строгое — ну, насколько это возможно — правило: не съедать больше десяти штук за день), прихватывала бумажное полотенце и прокрадывалась в родительскую ванную. На стене висела маленькая картина, написанная маслом и изображающая женщину в неглиже. Мне нравилась картина, хоть я и была рада, что, они повесили ее в ванной. Но теперь, когда я узнала, что за книга лежит в папином шкафу, в этой картине обнаружился новый, скрытый смысл, о котором я раньше и не задумывалась.
Я доставала книгу, от страниц которой исходил терпкий запах дыма и тайны. Мне казалось, она пахнет так потому, что мои родители вынимают ее, когда снимаются сексом, при этом мама, наверное, надевает резиновый корсет, высокие сапоги, а может, еще что. (Лишь спустя много лет я поняла, что книга пропахла жидкостью для полоскания рта, лаком для волос и сигаретами, которые папа прятал в шкафчике, чтобы иногда на террасе затянуться тайком после того, как меня уложат спать.) Я сползала по стеночке, на которой висела картина, усаживалась на белый коврик в узелках и читала, пристроив книгу на согнутые колени. Разложив печенье на бумажном полотенце, я поедала его одно за другим, разъединяя две шоколадные половинки, вылизывая белую начинку и растворяя печенье во рту, пока оно не превращалось в шоколадную массу, и читала все про кассолетт, постильонаж и гамахуш[9]. Некоторые главы были просто омерзительны — особенно те, где описывались вонючие небритые подмышки. Но были и такие, от которых у меня ныло между ног. А потом я слышала, как открывается дверь гаража. Я вскакивала, убирала книгу на место, закрывала дверь шкафчика, сгребала остатки печенья и мчалась на кухню, чтобы сидеть там как ни в чем не бывало, когда мама войдет и попросит меня помочь разобрать покупки.
Так что с «Радостями секса» я впервые вкусила греха, а вот с «Искусством французской кухни» я вкусила его во второй раз.
В сочельник мама обычно готовила красную фасоль, рис и приправленную чили говядину. Фасоль готовили отдельно. Чтобы я ела фасоль? Да ни в жизнь. Но как-то раз к нам на рождественский ужин напросился папин начальник. Поначалу мама впала в панику, но, успокоившись, решила отличиться и приготовить нечто особенное. В то утро я застала ее на кухне за нарезанием овощей. На кухонном столе лежала старая кулинарная книга, раскрытая на странице триста пятнадцать. Boeuf Bourguignon — говядина по-бургундски.
Эта толстая книга в светло-бежевой обложке лежала в нашем чулане с тех пор, как я себя помню, но прежде я никогда не видела, чтобы мама готовила по ней. Вообще-то, это был двухтомник и назывался он «Искусство французской кухни». На обложке обеих книг был рисунок из переплетающихся цветков. Мама объяснила мне, что такой рисунок называется флер-де-лиз. Обложку книги, по которой готовила мама, украшал рисунок из красных флер-де-лиз; на обложке той, что осталась на полке в кладовой, цветы были синие.
В маминой коллекции было много интересных кулинарных книг. Мне нравилась серия «Тайм-Лайф», по две книги на каждую из мировых кухонь — одна на пружинках, с рецептами, вторая, побольше, с исторической справкой и красочными картинками. Но самой моей любимой в те времена была книга о венской кухне, где на иллюстрациях высились огромные белоснежные торты. Я приставала к маме, тыкая то в один, то в другой торт, и просила испечь такой же, но мама объясняла, что в их состав входит кокос, орехи и джем — а чтобы я съела кокос, орехи или джем? Да ни в жизнь! Но к этим двум томам у меня было особое отношение. На полке рядом с иллюстрированными книжками и «Энциклопедией Бетти Крокер»[10] они выглядели солидными, немного старомодными, но серьезными и настоящими, как старинные книги, которые продаются в антикварных лавках и стоят кучу денег.
Я сидела на кухне в ночной рубашке, поверх которой надела мамин бесформенный голубой свитер с высоким горлом и альпийским рисунком в виде белых зигзагов. В Рождество при любой погоде я томилась в мечтательном ожидании снегопада. Рано утром, когда вокруг было особенно тихо, лежа в кровати, я представляла, что за окном кружатся белые хлопья, а мы с Джейсоном Бейтманом лежим на горе подушек у потрескивающего камина, и он соблазнительно улыбается, намекая на то, что мы могли бы заняться всем тем, что описано в «Радостях секса», только без всяких гадостей вроде волосатых подмышек. В мамином свитере мне особенно хорошо мечталось.
Я поддела пальцем шоколадную пасту с кусочками зефира прямо из банки и заглянула в раскрытую книгу. Мама стояла у раковины и чистила морковку.
— Не понимаю, чем тебе так этот свитер полюбился. На улице двадцать градусов.
— Мне холодно.
— Не потеряй страницу.
— Не потеряю.
Заложив пальцем нужную маме страницу, я принялась листать книгу, пытаясь шепотом произнести все эти французские названия. От страниц исходил какой-то странный запах сырости, но не такой, как от библиотечных книг. Скорее так пахнет собака на травке в лесу — мокрая, теплая и живая. Эти слова и этот запах что-то смутно напоминали мне, но что именно, я не могла вспомнить. Многое из того, что я читала, было мне непонятно, но в рецептах я видела много такого, чего ни за что не стала бы есть, — грибы, оливки, шпинат, например. Какой-то гратен — это что еще за чертовщина? Это имеет отношение к гранатам? Да я гранаты просто ненавижу. Вскоре книга мне наскучила, но тут мой взгляд остановился на рисунке какой-то отрубленной части животного. Надпись гласила «нога ягненка». Нога с задранным хвостом была похожа на человека, распластавшегося на животе. Перевернув страницу, я увидела еще одну картинку. На ней были изображены изящные пальчики с аккуратными округленными ноготками, которые что-то вдавливали в стол. Сдобное тесто. Картинка демонстрировала фрезаж: «Тыльной стороной ладони (не самой ладонью, она слишком теплая) быстрыми движениями месить тесто по направлению от себя и вдавливая его в стол; захватывайте объем примерно на две столовые ложки и растягивайте тесто дюймов на шесть уверенным, быстрым движением».
