Пьеро Кьяра - Соблазны Джулии
Обзор книги Пьеро Кьяра - Соблазны Джулии
Кьяра Пьеро
Соблазны Джулии
Пьеро КЬЯРА
СОБЛАЗНЫ ДЖУЛИИ
Глава 1
Только к полудню комиссар Коррадо Сканкалепре появился в своем кабинете. Он уже побывал во Дворце правосудия, где в качестве свидетеля выступал на судебном процессе по делу о краже, которым завершалось длительное и кропотливое расследование, занявшее у него весь предыдущий год.
Наделенный особым чутьем, то есть тем отличительным складом ума, который позволяет лучшим полицейским безошибочно распознавать преступника, комиссар Сканкалепре успешно провел множество уголовных дел, и теперь его ждало заслуженное повышение по службе. И все-таки ему не хотелось бы покидать небольшой городок М.., в Верхней Ломбардии, где в течение десяти лет он служил комиссаром полиции и где родились двое его детей. Здесь, в провинции, он в совершенстве овладел местным диалектом и был окружен почтительной боязнью, лежавшей в основе его успехов. Особенно почитаем комиссар Сканкалепре был преступниками, которые считали за честь быть им арестованными. Он был рожден для борьбы с уголовщиной, словно охотник для дичи. Кроме этого, комиссар широко развернул деятельность настолько же полезную, как и малозаметную внешне: ему нередко удавалось помирить мужей с женами, а сыновей наставить на путь истинный. Он представлял, как говорят, благотворительное учреждение. Не бывало такого семейного торжества или собрания местной знати, куда бы он не был приглашен со своей супругой, полной и добродушной уроженкой Болоньи.
Этим утром во Дворце правосудия небольшую группу воров защищал адвокат Эзенгрини, наиболее компетентный и авторитетный криминалист района, известный во всей провинции и даже за ее пределами. Адвокат Эзенгрини очень мало говорил во время слушаний. Он предпочитал, чтобы изложение по существу дела и вопросы по нему следовали по порядку, сам при этом не вмешивался в ход разбирательства, не допрашивал свидетелей, не схватывался в споре с общественным обвинителем или с присяжными. Ему хватало пары необходимых уточнений у пострадавших, чтобы, пользуясь снисходительностью закона, добиться смехотворного приговора.
Эзенгрини был превосходным адвокатом, заслуживающим практики в суде присяжных, где он много раз фигурировал на процессах большой важности. В провинции он оставался из любви к спокойной жизни и из аристократической лени, которая была одной из самых выдающихся черт его характера. Сканкалепре испытывал перед ним настоящее благоговение. Если какой-либо его протокол обсуждался и пропускался сквозь решето критики адвоката Эзенгрини, он знал, что ни одна из его хитростей не останется незамеченной.
Личное влияние адвоката распространялось на полицию, на городские власти, на его коллег и на более скромную публику. Его фигура, высокая и крепкая, способствовала этому влиянию, как и лицо, бледное и строгое, с немного старомодными усами и глубоко посаженными глазами; а главное - его уверенность в собственной правоте применительно к каждому правонарушению, причем с максимально точной и неоспоримой юридической строгостью, снискавшая ему всеобщее уважение. Только у своей жены, которая была на двадцать лет моложе его и относилась к нему как к престарелому дядюшке, адвокат не пользовался авторитетом. Его дочь едва достигла пятнадцатилетнего возраста и считала его больше дедушкой, чем отцом.
. Едва войдя в свой кабинет по возвращении из суда, комиссар Сканкалепре обнаружил послание, в котором содержался вызов в окружной центр провинции для беседы с дивизионным комиссаром. Он позвонил жене, чтобы с огорчением сообщить ей, что вынужден пожертвовать своей ежедневной порцией спагетти, и поехал на встречу с начальником. Возвратясь из комиссариата в первые предвечерние часы, он застал у себя адвоката Эзенгрини, который ожидал его уже около получаса. Это очень удивило комиссара. Впервые адвокат переступил порог его кабинета. И он немедленно уселся за стол, понимая, что речь пойдет о чем-то важном и конфиденциальном, и приготовился внимательно слушать.
Адвокат Эзенгрини бросил взгляд на дверь. Убедившись, что она закрыта, склонился над столом комиссара и, проявляя внезапные признаки смятения, которых Сканкалепре никак не мог ожидать на этом лице, всегда хранившем выражение императорского достоинства, начал:
- Комиссар, со мной случилось нечто тяжелое, очень тяжелое, что меня потрясло, что изменило всю мою жизнь. После небольшой паузы адвокат продолжал, понизив голос и склонившись почти до уровня стола:
- Моя жена, комиссар! Она сбежала из дому! Он со вздохом выпрямился и посмотрел на комиссара так, словно требовал у него отчета об этом бегстве.
- Ваша жена? Но как же это возможно! Джулия? Как могла она сбежать от такого мужа, как вы, такой дочери, имея такой дом наконец? Что за чертовщину вы мне рассказываете, метр? Тысяча извинений, но я никак не могу поверить.
- Сбежала! Исчезла! - повторил адвокат трагическим декрещендо. - Пойдите посмотрите, пойдите!
И комиссар отправился за ним. Они пришли на старинную улочку к широкому подъезду, над которым выделялся эмалевый металлический герб адвоката Эзенгрини. Адвокат вошел, за ним последовал комиссар. Они направились прямо к спальне синьоры Джулии, соседней со спальней ее супруга. Все было в беспорядке. Не в том привычном беспорядке, который оставляют после себя воры, но в беспорядке, ограниченном ящиками стола, кроватью, где было разбросано нижнее белье, открытым комодом и большим чемоданом, наполовину пустым, без сомнения, покинутым, чтобы собрать все в другой чемодан - поменьше.
- Когда я вернулся сегодня утром из суда, - начал адвокат свой рассказ, то сразу же прошел в кабинет, чтобы отдать несколько распоряжений секретарю; затем, так как был уже полдень, зашел в дом. Ведь сегодня четверг, день, когда, как вам известно, моя жена уезжает в Милан увидеться с дочерью, которая находится в колледже урсулинок. В четверг мы обедаем рано, чтобы жена вовремя могла быть на вокзале. Это стало обычаем с тех пор, как начались еженедельные поездки в Милан. Я не очень доволен этим, но никогда не осмеливался запретить ей. Жена уезжает в четырнадцать часов и возвращается в девятнадцать тридцать. Она встречается с дочерью, затем заходит к портному, к модистке и, если остается время, заглядывает в магазины на улице Монтенаполеоне. Сегодня утром, когда я вернулся из суда, жена складывала чемоданы. Два чемодана: один большой и один маленький. Она не выходила через подъезд, ведущий на улицу: Деметрио, мой садовник, который служит мне в некотором роде в качестве секретаря, когда меня нет дома, заметил бы, как она проходила. Посему я должен заключить, что она вышла с чемоданами в сад и спустилась через парк, прошла через решетчатую калитку и села в машину. Я уже убедился, что она не поехала поездом. Совершенно очевидно, что побег был заранее спланирован, поскольку этой ночью из своей комнаты я слышал, как она беспрерывно все передвигала и переставляла, открывала ящики, двигала стулья. Она явно была взволнована. Я это заметил утром, прежде чем пройти в свой кабинет. Но вот уже несколько месяцев, как четверг для нас исключительный день. Моя жена должна вспомнить все поручения, которые дали ей друзья, приготовить небольшую посылку со сладостями для добрых монахинь, вещи, которые потребуются дочери, и Бог знает что еще.
Комиссар смотрел вокруг, качая головой, и, когда адвокат остановился, спросил в упор:
- Вот именно, что еще?
Адвокат прошел в гостиную, усадил его в кресло и уже другим, более глухим голосом продолжал:
- Комиссар, двадцать лет разницы вырыли за последнее время глубокую пропасть между мною и женой. Вы заметили, что наши комнаты находятся по соседству, но разделены. И так уже более года. Мне шестьдесят, комиссар, и я такой же, как все мужчины в шестьдесят лет; моей жене, чтобы быть точным, тридцать восемь...
- И что?
- А то, что четыре месяца назад, как-то в четверг, в Милане я выследил ее. И это мероприятие принесло кое-что.., словом.., мало похоже на правду. Сержант Арчидьяконо, который служил под вашим командованием, а сейчас уже шесть месяцев в миланской полиции, оказал мне эту услугу. Он проследил за ней и доложил мне, что оба раза по четвергам, только приехав в Милан, моя жена сразу же направлялась к своей дочери к урсулинкам и, пробыв там около получаса, затем заходила в небольшую кондитерскую на бульваре Монфорте, где ее ожидал, угадайте кто? Инженер Фумагалли. Это тот молодой инженер, который приехал сюда год назад для работ по расширению порта и который был принят в наш круг. Припоминаете? Вы его также должны были заметить. Он еще был любимчиком всех этих дам. И ваша жена приглашала его к обеду...
- Помню, помню, - проговорил Сканкалепре, соглашаясь с главным пунктом этого обвинения.
Он напрягал свою память, в качестве лупы используя интуицию полицейского.
