Джули Пауэлл - Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту
Обзор книги Джули Пауэлл - Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту
Джули Пауэлл
Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту
Посвящается Джулии, без которой все это у меня бы не получилось,
и Эрику, без которого у меня вообще ничего и никогда не получилось бы
ОТ АВТОРА
С целью сохранить анонимность многие детали, имена и события в этой книге были изменены. Настоящие имена я оставила лишь себе, своему мужу и некоторым известным публичным деятелям, в том числе Джулии Чайлд и ее мужу Полу.
Кое-что я и вовсе выдумала. Например, сцены из жизни Пола Чайлда и Джулии Макуильямс — целиком и полностью плод моего воображения. На их создание меня вдохновили события, описанные в дневниках и письмах Пола Чайлда, в письмах Джулии Макуильямс и в биографии Джулии Чайлд в книге «Аппетит к жизни» (автор Ноэль Райли Фитч). Большое спасибо мисс Райли Фитч за ее замечательный труд, спасибо и библиотеке Шлезингер при Гарвардском университете за то, что открыли для всеобщего пользования архивы Джулии Чайлд.
Джули ПауэллБЛАГОДАРНОСТИ
Как и все авторы, особенно начинающие и не имеющие ни малейшего понятия, что к чему, я обнаружила, что, стоит начать раздавать благодарности, остановиться уже невозможно. Благодарность я пишу впервые, наверняка кого-нибудь забуду, и поэтому заранее извиняюсь, если кого обидела.
Итак, спасибо:
Эрику, разумеется;
маме, папе и брату Джордану;
Ханне, Хелен и Эм;
двум техасцам и всем их друзьям;
шестерым демократам с моего бывшего места работы, особенно Аните, Джону, Шерон и Кейти, а также Бену, Питеру, Крису, Эми, Дэвиду и… (секундочку, это уже больше шести, верно?);
Элизабет Гилберт, которая умудрилась спасти мою задницу за двадцать минут, притом что она в этот момент находилась в Афганистане;
Саре Чалфант, которая тоже не раз спасала мою задницу;
Молли, которая в последний момент напомнила мне, что не все и не всегда следует делать по правилам;
Джули Клайн за то, что поверила в меня;
Эрику Стилу за то, что он тоже поверил в меня;
и всем, кто хоть разочек читал мой блог, но в особенности тем читателям, которые стали моей семьей.
ОБ АВТОРЕ
Джули Пауэлл родилась и выросла в Остине, в штате Техас; там же познакомилась со своим мужем Эриком. Очень и очень долго она работала секретаршей, а теперь вот сидит в пижаме и пишет книги в своем так называемом лофте в Лонг-Айленд-Сити (Квинс, Нью-Йорк), где кроме нее проживают: муж Эрик, пес Роберт, кошки Максина, Луми и Купер и ручная змея Зузу Марлен.
~~~
6 октября 1949 года, четверг
Париж
В семь часов, унылым вечером на левом берегу Сены Джулия во второй раз в жизни принялась жарить голубей.
Первый раз в жизни это случилось на первом утреннем занятии в кулинарной школе Le Cordon Bleu[1] в тесной полуподвальной кухне дома сто двадцать девять по улице Фобур Сент-Оноре. И вот теперь она вновь взялась за дело — в квартире, что они снимали с мужем Полом, на кухне, к которой вела узкая лестница. До того как дом поделили на квартиры, в этой его части жили слуги. Плита и столешницы были низковаты для ее роста, как, впрочем, и все остальное на этом свете. Но ее кухня наверху лестницы все равно нравилась ей больше, чем каморка в Le Cordon Bleu. Ей нравилось, что тут светло и просторно и есть кухонный лифт, на котором можно спустить жареную птицу прямо к столу. Здесь она могла готовить, а муж при этом мог сидеть рядом, за кухонным столом, за компанию. Что до столешниц, она к ним скоро привыкнет — при ее-то росте в шесть футов два дюйма[2] привыкать было не впервой.
Сидя за столом, Пол время от времени щелкал жену фотоаппаратом и дописывал письмо своему брату Чарли. «Если бы ты видел, с каким, остервенением Джулия запихивает перец и свиной жир в зад мертвому голубю, — писал он, — ты бы сразу понял, что у нее уже давно не все дома»[3].
Пол на самом деле толком еще ничего не видел. Его жена Джулия Чайлд решила научиться готовить. Ей было тридцать семь лет.
ДЕНЬ 1 РЕЦЕПТ 1
Картошка и лук до добра не доведут
Исходя из собственного опыта, осмелюсь утверждать, что Джулия Чайлд впервые приготовила потаж пармантье, пребывая в затяжном приступе уныния. Она пишет, что потаж пармантье, а по-нашему — просто картофельный суп, «аппетитно пахнет, хорош на вкус да и в приготовлении — сама простота». Это первый рецепт в ее первой книге. Она не возражает, если вы добавите в суп морковь, брокколи или же зеленую фасоль, но какой в этом смысл, если цель ваша — сама простота?
Сама простота. Звучит как стихотворная строка, не правда ли? То, что доктор прописал.
Но мне доктор прописал совсем не суп. Мой доктор, а если точнее — мой гинеколог, прописал мне родить ребенка.
— Ваши гормональные нарушения возникли из-за поликистоза яичников, вы об этом уже знаете. Да и вам как-никак под тридцать. Сами посудите — более подходящего времени уже не будет.
Эти слова я слышала не в первый раз. Уже который год мне капают на мозги — с тех самых пор, как я во второй раз продала свою яйцеклетку за семь с половиной тысяч долларов. А в первый раз я вознамерилась выступить донором пять лет назад, и тогда мне было двадцать четыре года. Вообще-то, слово «донор» в данной ситуации звучит нелепо и смешно, ведь, когда просыпаешься после наркоза, расставшись с полудюжиной зародышевых клеток, в приемной больницы тебя, донора, ждет чек на немалую сумму. После первого своего донорства я не собиралась повторять этот опыт, однако три года назад мне позвонил врач с загадочным европейским акцентом и спросил, не желаю ли я прилететь во Флориду для второго захода — видите ли, «наши клиенты остались весьма довольны вашим первым донорством». Донорские яйцеклетки — довольно новая технология, и никто не знает, будут ли доноры яйцеклеток судиться за опеку лет через десять. Поэтому вопрос этот обычно обсуждается с неизбежным использованием неопределенных местоимений и всяческих эвфемизмов. Но смысл этого звонка заключался в том, что где-то в Тампе уже бегает вторая маленькая «я» и родители второй маленькой «меня» настолько довольны ей (или им), что хотят еще одного такого же. Мне хотелось закричать: «Погодите — вы еще пожалеете об этом, когда они достигнут половой зрелости!» Но семь с половиной тысяч долларов, как вы понимаете, на дороге не валяются.
Короче говоря, после этого второго «забора» (в клиниках по лечению бесплодия это называется «забором» — они вообще используют множество двусмысленных определений, прямо как в Библии) у меня и обнаружили поликистоз яичников. Звучит ужасно, но реально это означает, что я разжирею, покроюсь волосами, а чтобы зачать, мне придется выпить гору таблеток. Другими словами, мне еще предстоит наслушаться этого библейско-гинекологического жаргона в клинике бесплодия, правда, уже в другом качестве.
Ну так вот. С тех пор как мне поставили этот диагноз, все врачи словно с ума посходили на почве моих перспектив деторождения. Дошло до того, что волынку «скоро тридцать» завел даже мой добряк-ортопед, седенький дедуля (я и тут отличилась — в двадцать девять умудрилась заработать грыжу межпозвоночного диска).
Ладно мой гинеколог, тот хотя бы знал, о чем говорит. Может, поэтому я героически сдержалась и не заорала на него, когда, протирая расширитель, он повторил это в очередной раз. Правда, когда он вышел, я все-таки запустила ему вслед своей темно-синей шелковой туфелькой — она попала как раз в то место, где секунду назад находилась его голова. Каблук с глухим стуком ударился о дверь, прочертил по ней черную полосу, после чего туфля упала на стол, опрокинув стеклянную банку с ватными палочками. Я кинулась собирать палочки с пола и со стола и запихивать их обратно в банку, а когда до меня дошло, что они теперь уже не стерильные, я просто свалила их в кучу рядом с коробкой с одноразовыми иглами, после чего втиснулась в свой винтажный костюм сороковых годов, которым так гордилась еще утром, особенно после того, как мой сослуживец Нейт заметил, что в нем моя талия выглядит тоньше (при этом исподтишка косился на мою грудь). Правда, после поездки в электричке без кондиционера от Нижнего Манхэттена до Верхнего Ист-Сайда он весь помялся, а под мышками расползлись пятна пота. Потом я тихонько улизнула, заранее приготовив пятнадцать баксов — плату за прием, пока никто не обнаружил, какой разгром я учинила.
Спустившись в метро, я сразу поняла, что что-то не так. Еще не дойдя до турникета, я услышала низкий подземный гул, эхом отдававшийся от кафельных стен, и заметила, что снующих с бессмысленным видом людей как-то больше обычного. В застоявшемся воздухе чувствовался резкий привкус недовольства. Время от времени «система оповещения» о чем-то «оповещала», но ни одно из этих похожих на тарабарщину сообщений не привело к появлению поезда, и так продолжалось долго, очень долго. С края платформы я, как и другие, заглядывала в тоннель, надеясь увидеть на рельсах бледно-желтый огонек приближающегося поезда, но там было черным-черно. От меня разило, как от промокшей шальной овцы; ноги в синих туфельках на каблуках с бантиками на носу меня убивали, спина — и того пуще; вдобавок на платформе собралось столько народу, что вскоре я стала опасаться, как бы кто не свалился на рельсы, может, даже я или мой сосед, которого я столкну туда в нервном припадке (к которому я была уже близка).
