Охота на либерею - Федоров Михаил Иванович

— Больше голубя не было? — спросил Петер.

— Не было, — ответил Афанасий, — незачем им второго отправлять. И так уже времени совсем мало осталось. Эх, ума не приложу, что делать. Опасались татар, а тут вон как. Стрельцы в осаде могут долго просидеть. Поляки ведь не рассчитывают, что им придётся биться со стрелецкой сотней. Думали, только ополчение будет, да и полюбовно хотели всё решить — забрать, зачем пришли, да и обратно. Шляхтичи, конечно, воины отменные, но и стрельцы — бойцы матёрые, к сражениям привычные. Сядут в осаду — их и не выбить. Эх, ну как же не вовремя татары пришли!

— Не бойся, Афанасий, — успокоил его Петер, — всё сделаем как надо. Я тебе обещание дал — и я его сдержу. Ты, главное, меня во всём слушайся.

Афанасий внимательно поглядел на него:

— Ой, чую, что-то ты всё же неладное задумал. Признавайся, что делать собрался, ну?

Петер усмехнулся уголками губ. Лицо его стало жёстким и недобрым.

— Незачем тебе это знать. Ты обязался передать книги нужным людям — так выполняй. А я тебе помогу.

Он выглянул в окно. Слуги большой деревянной весёлкой мешали в котле варево. Петер распахнул створки, застеклённые дорогим привозным стеклом, и крикнул:

— Эй, вы там! Когда кушанье готово будет?

Один из слуг обернулся и, увидев царёва крестника, ответил:

— Да почитай готово уже. Пора стрельцов собирать.

— Наум, отправь людей, пусть соберут всех.

— Отправил уже, — ответил сотник.

Петер и Афанасий спустились по крыльцу и подошли к котлу Петер даже отобрал у одного из слуг весёлку и сам стал помешивать кашу, приговаривая:

— Варись, кашка, всем на объеденье, мне на радость.

И скользил глазами по округе, добродушно улыбаясь.

Вскоре стрельцы стали подходить во двор Афанасия по три, четыре человека. Весело переговаривались, пихая друг друга локтями.

— Десятники! — зычно произнёс Наум. — Проверьте, все ли собрались.

Во двор вбежали двое последних стрельцов. Кафтан у одного из них оттопыривался, а к носу прилипло рыжее куриное пёрышко. Вид у них был, словно у котов, застигнутых за поеданием хозяйской сметаны. Внезапно где-то рядом раздалось громкое возмущённое кудахтанье, и все прямо покатились со смеху, потому что оно доносилось не из купеческого курятника, а из-под стрелецкого кафтана. Афанасий нахмурился:

— Наум, никак твои стрельцы по дворам шарили?

Сотник потемнел лицом:

— Эй вы! Идите сюда.

Опоздавшие подошли, виновато опустив головы. Один из них запустил руку за пазуху и вытащил оттуда рыжую курицу. Та испуганно озиралась вокруг и хлопала крыльями, пытаясь вырваться.

— У кого живность награбили? — спросил Наум.

Стрельцы замялись.

— Да она сама отдала, — нагло глядя прямо ему в глаза, ответил один. — Нате, говорит, стрельцы, а то у вас служба тяжёлая. Полакомьтесь. Да, так и сказала.

— А не врёшь ли ты?

— Зачем мне врать? Да, сама отдала.

— А у кого взяли-то? — вмешался в разговор Афанасий.

— Да там, недалеко от стены. На воротах у них ещё подкова, а во дворе две липы растут.

— А-а-а-а, — протянул купец, — эти могут и отдать. У них старший сын в Смоленске, в городовых казаках. Они к служивым людям всегда расположены.

— Во! — обрадовался стрелец. — Говорю же, сама отдала.

— Я проверю, — пообещал Наум.

— А мне что? — ответил стрелец. — Проверяй. Не разбойник же я.

— Вот после обеда и проверим, — сказал Петер, — а сейчас давайте все к котлу.

Стрельцы зашумели и стали толпиться вокруг слуг, которые, щедро черпая кашу, накладывали её в котелки. Вскоре все сидели и по двое-трое из одного котелка уплетали толокно, обильно сдобренное салом.

Афанасий тоже подошёл к костру, возле которого трое слуг ели кашу, черпая её ложками прямо из большого котла:

— А ну-ка, мне тоже давайте. Попробую, чем вы стрельцов кормите.

Петер, который стоял неподалёку, тут же подошёл и хлопнул его по плечу:

— Не сейчас, Афанасий Никитич. Дело есть до тебя. Пойдём-ка в дом.

Купец удивлённо взглянул на него: какое может быть сейчас внезапное дело? Неоткуда ему взяться. Новые голуби с известиями не прилетали, а даже если бы и прилетели, немец и не знает, как с ними обращаться, чтобы те сами пошли в руки. Но спрашивать ни о чём не стал. Что ж — дело так дело. Они вошли в дом и снова уселись в светёлке, не забыв запереть окно.

— Ну и что за дело? — спросил купец.

— Большое дело, — ответил Петер, — ты, Афанасий Никитич, просто посиди здесь какое-то время, и всё.

— Ты что учудил? — тревожно спросил Афанасий.

— Учудил? — удивился Петер. — Это русское слово я слышу впервые. Надо будет запомнить.

— Ты что натворил? — уже почти кричал купец. — Ты что натворил? Отвечай!

— Я обязан выполнить поручение, данное мне Святым престолом, — жёстко произнёс Петер. — А что я сделаю для того, чтобы его выполнить, — это касается только меня. Не стоит обременять своих наставников ненужными подробностями.

Купец смотрел на него глазами, расширенными от ужаса: он наконец понял, почему немец был так спокоен всё утро. Он заранее знал, что стрельцы не будут оборонять город.

— Что смотришь? — усмехнулся Петер. — Я ведь тебя, дурака, от смерти спас. Лежал бы сейчас вместе с этими.

И он махнул рукой в сторону окна. Афанасий быстрым шагом подошёл и распахнул створки. Перед ним предстала ужасная картина. Стрельцы лежали по всему двору, и некоторые уже не шевелились. Многие распахивали кафтаны, рвали вороты рубах, как будто им было нечем дышать. Трое слуг у большого котла оседали на землю, держась друг за друга. Наум, который начал есть позже других, шатаясь и хватая ртом воздух, нетвёрдой походкой шёл прямо к окну, из которого глядели на двор Афанасий Никитич и Петер. Его ладонь легла на рукоять сабли, и быстрым движением сотник вынул смертоносное оружие.

— Сомневался я в тебе, немец, сомневался, — прохрипел он. — Эх, стрельцы!

Он сделал ещё несколько шагов и, широко размахнувшись из последних сил, опустил саблю на то место, где только что стояли, облокотившись и высунувшись в оконный проём, купец с Петером. Тяжёлый клинок легко разрубил оконную раму и лязгнул по каменной кладке. Но силы уже оставили Наума, и он, сжимая в руке саблю, опустился на землю под окном. Через несколько мгновений он затих.

Боммм! Боммм! Издалека доносился звон, заполняя всё вокруг ощущением тревоги и безнадёжности.

— Рано ещё полякам, — с сомнением пробормотал Петер, — или всё-таки они?

Афанасий смотрел на него глазами, расширенными от ужаса:

— Сотня стрельцов. Сотня!

Петер брезгливо посмотрел на него:

— Готовься гостей встречать. Напрасно книги замуровали.

В облике купца появилась какая-то опасность. Какая именно — Петер сказать не мог, но опасность он давно научился чувствовать ещё до того, как она появлялась. Вот и сейчас. Рука его почти против воли скользнула за пазуху и вытащила плоскую шкатулку, подарок брата Гийома при их последней встрече на берегу Москвы-реки. Теперь он готов встретить любую опасность. Краем глаза он заметил, что Афанасий, весь напряжённый, медленно вытягивает из сапога нож. Привычка русских носить нож в сапоге поначалу здорово забавляла Петера, но теперь он видел, что это действительно опасно. Нож из сапога можно достать куда быстрее, а главное — незаметней, чем из ножен с пояса. И если бы не его чуйка на опасность, Афанасий застал бы его врасплох. Но не тут-то было!

Афанасий бросился на немца беззвучно и ударил ножом без замаха, тычком. Петер вовремя отскочил в сторону, и купец, не удержавшись на ногах, полетел в угол. Когда он вскочил, Петер держал трубку у губ и смотрел ему прямо в лицо. Больше Афанасий сделать ничего не успел. Ядовитый шарик попал ему в глаз. Охнув, он сделал два шага, потом ноги его подломились, и он мягко опустился на пол из хорошо подогнанных толстых дубовых досок.

Петер перевёл дух:

— Во славу божью.

Он спрятал шкатулку за пазуху и вышел во двор. Надо было встречать поляков и с их помощью ломать возведённую ночью в подвале стену. Интересно, крепко ли схватилась кладка за прошедшее время? Скорее всего, не очень. Он подошёл к Науму и с трудом вырвал из крепко сжатой руки саблю. Отличный клинок! Это будет его трофеем.