Охота на либерею - Федоров Михаил Иванович

— Хорошо, — похвалил его Чердынцев, — теперь и сам ложись. Тебе завтра людей в бой вести, так лучше это делать отдохнувшим. А мы с Петром Ивановичем делом займёмся.

Они сменили прогоревшие факелы на новые и спустились в подвал. Чердынцев подошёл к груде камней, сваленных недалеко от входа, отобрал самые крупные.

— Чего смотришь, Пётр Иванович? Помогай камни носить.

— А проём-то кто закладывать будет?

— Мастер на стене, скоро подойдёт. А ты таскай пока.

Петер схватил самый тяжёлый и потащил к комнате, в которой были составлены опечатанные орлёной печатью сундуки со старинными книгами и свитками — царская либерея!

Чердынцев положил камень в проём, ведущий в комнату, пододвинув его поближе к стене. Петер, пыхтя, опустил свою ношу рядом. Вскоре проём был перегорожен рядом камней. Хозяин дома почесал затылок и, не говоря ни слова, ушёл, оставив недоумевающего Петера одного. Через некоторое время он вернулся, но не один, а в сопровождении молодого парня с широкими мозолистыми ладонями.

— Давай, Степан, делай. Да смотри, делай так, чтобы чужому взгляду не за что было зацепиться.

— Не впервой, Афанасий Никитич, — ответил парень. — Не беспокойся, сделаю как надо.

Петер сделал вид, что не заметил оговорки каменщика. Не впервой! Интересно, сколько раз он уже прятал от чужих глаз тайные комнаты или проходы? А Чердынцев, выходит, не так-то и прост. Интересно, какие секреты скрывает этот старый каменный дом, сама постройка которого в этой почти безлюдной глуши — дело неслыханное? Ну, да бог даст — доведётся ещё тщательно простучать стены его слишком обширного подвала. Петер сделал зарубочку в памяти, чтобы потом, когда обстоятельства будут более благоприятны, основательно обследовать этот странный дом — кто знает, какие сокровища утаивает от сторонних глаз хитрый Афанасий Чердынцев? И Петер почему-то был почти уверен, что вряд ли эти сокровища представляют собой золото или драгоценности.

Каменщик подошёл к проёму, промерил пядями его высоту, ширину и глубину, потом резво убежал по лестнице наверх, через некоторое время вернулся с двумя вёдрами и снова убежал. Во второй раз он спустился в подвал, неся в одной руке ведро, во второй — лукошко с яйцами.

— А это зачем? — спросил Петер у Чердынцева.

— Для кладки. Известь гашёная, глина, яйца, ещё что-то. У каждого мастера свои секреты.

Степан, тщательно отмеряя горстями известь и глину, замешал раствор и, разбив пару десятков яиц, отделил желток и тоже бросил в ведро и старательно всё перемешал. Петер с интересом наблюдал за работой мастера. Степан между тем направился к куче камней и стал копаться в ней, отбирая одни по известному только ему признаку и откладывая в сторону другие. Набрав нужное количество, стал таскать их поближе к месту кладки. Чердынцев пихнул Петера локтем:

— Давай помогай.

А сам встал неподалёку и стал наблюдать за ними. Степан, увидев, сколько камней натаскал Петер, сказал:

— Довольно.

После чего хозяин и гость смотрели со стороны, как каменщик закладывает проём. Сначала кладка доходила до колена, потом до пояса. Иногда он молотком выбивал из стены камень и ставил на освободившееся место другой, чтобы новая кладка выглядела естественным продолжением прежней и проём не был виден даже при близком рассмотрении.

Работа была закончена далеко за полночь. Наконец Степан сказал:

— Всё, Афанасий Никитич, принимай работу.

Чердынцев и Петер подошли к нему и, высоко подняв факелы, осветили стену. Степан хорошо знал своё дело. Новая кладка выделялась только цветом ещё не высохшего раствора. Но по расположению камней никто не мог бы сказать, что совсем недавно здесь находился проход. Стена выглядела так, будто все её части были сложены в одно время.

— Ну как? — спросил Чердынцев.

Он явно гордился мастерством своего человека.

— Очень хорошо, — сказал Петер.

Незапланированное появление татар вблизи города и внезапно возникшая необходимость замуровать сундуки с книгами вызывали у него некоторое беспокойство. Предстоящий штурм мог сильно спутать все карты. Нет, судьба защитников города его совершенно не интересовала. Пусть хоть все они будут убиты или уведены на невольничьи базары. Но во время штурма мог погибнуть он сам — вот в чём дело. И какой же из этого выход? Петер задумался.

— Чего кручинишься, Пётр Иванович? — весело спросил Чердынцев. — Пошли спать. Чаю, денёк у нас завтра будет серьёзный.

Они вышли из подвала. Степан сразу потащил куда-то свои вёдра, а Чердынцев закрыл дверь на замок и подёргал его, проверяя, всё ли ладно. Петер только усмехнулся про себя. Он часто замечал у русских подобную мнительность и в душе изрядно веселился при этом, хотя виду не показывал, чтобы не вызывать раздражения. Хозяин дома уложил гостя на сундук в светёлке, так что остаток ночи Петер провёл во вполне сносных условиях.

Проснулся он поздно. Во дворе стрельцы уже позавтракали и сейчас бездельничали, не зная, чем себя занять. Петер оделся и вышел из дома. Кажется, татары нападать и не думали. Может, просто решили, что городок не стоит того, чтобы тратить силы для его захвата?

Чердынцева Петер нашёл возле голубятни. Тот стоял, держа в руках сизого голубя, и что-то ему говорил. Петер расслышал:

— Молодец, молодец, иди отдохни. Хорошо потрудился.

Заметив, что подошёл гость, коротко бросил:

— Пошли в дом.

Отдохнувшие, сытые стрельцы затеяли возле самого крыльца игру в чехарду. Когда Чердынцев с Петером проходили мимо, маленький коренастый десятник, низко пригнувшись и пыхтя, вёз на себе кудрявого улыбающегося верзилу. Пола кафтана, трепыхаясь на ветру, всё время загораживали коротышке обзор, и он сердито вертел головой, стараясь выбрать положение, при котором ему было видно, куда идти. В конце концов, запнувшись за камень, он упал, и под смех товарищей был вынужден начать весь путь сначала.

Чердынцев выгнал дворню из дома и присел за стол.

— Голубь был. Они в пятнадцати верстах, к вечеру будут здесь.

Петер молчал. Купец в сердцах стукнул кулаком по столу:

— Эх, напрасно я татар побоялся. Отправили бы стрельцов сегодня обратно. А теперь? Сотня стрельцов с пищалями да полсотни городовых казаков, да обыватели. Чёрт дёрнул этих татар, припёрлись, все замыслы спутали!

— И что будем делать? — спросил Петер.

— Знаю одно: если будет приступ, то город вряд ли быстро возьмут. Их всего две сотни. И без пушек. Думали же, что стрельцы уйдут.

— Может, сказать, что татары ушли и опасности нет?

— Наум разведчиков отправил по окрестным лесам пошарить. Вернутся к ночи, а то и к утру. Потом ещё день, чтобы отдохнуть. Сразу не выгонишь — вдруг заподозрят что.

Он вздохнул:

— А те торопят. Наёмникам за этот поход деньги плачены, а расчёт идёт подённо.

— Я знаю, что делать, — вдруг сказал Петер, — к вечеру стрелецкой сотни в городе не будет.

Чердынцев посмотрел на него подозрительно:

— Ты что удумал?

Петер хлопнул его по плечу:

— То моя забота.

— Удумал-то, говорю, что?

Иезуит посмотрел на него в упор, голос его сделался твёрдым и неприятным:

— Тебе деньги плачены. Вот и делай, что велят.

Чердынцев усмехнулся:

— Деньги — ничто. Не брал я у вас ни гроша. У меня другое.

— Брал — не брал — не время рядиться. Обещал помочь — помогай. А всё знать тебе не следует. Вьшолняй!

Купец хотел что-то возразить Петеру, но сдержался, и это иезуиту не понравилось. Очевидно же, что у него свои соображения, о которых он не говорит. Чердынцев блеснул недовольно на Петера глазами и вышел из комнаты, чувствуя себя неуютно в своём же доме…

Настало время обеда. Стрельцы разбрелись по городку. Сотник не возражал: дальше городских стен всё равно не уйдут, а в случае опасности ударят в било — звон далеко слышно. Соберутся быстро. А бердыши, сабли, пищали да берендейки [130] с зарядами у каждого при себе. Во дворе остались человек десять вместе с Наумом. Купеческие слуги разожгли костёр и уже тащили котёл: прокормить такую ораву здоровых мужиков — дело непростое, только успевай поворачиваться. Петер с хозяином дома сидели за столом в светёлке. Окна были закрыты — на этом настоял Афанасий, опасаясь, как бы их разговор кто-нибудь не подслушал.