Охота на либерею - Федоров Михаил Иванович

Вот снова рисунки — на этот раз какие-то строения, напоминающие боевые башни и стены. Это, кажется, труд по фортификации. Правда, написан он на языке жителей далёкой империи, которые все остальные народы считают дикарями. Даже христиан! Да, это китайское письмо. Снова надежда только на римских грамотеев.

На глаза Петеру попался папирус, который покрывали греческие буквы. Греческий язык он знал хорошо. Так это же Фукидид — его "История Пелопоннесской войны"! А это что тут же? "О природе охлоса" — да ведь даже о существовании этой работы великого грека не известно ничего! А это значит, она присутствует только здесь, на этом столе! Свиток выглядит очень старым, неужели писал сам великий историк? Тогда ему около двух тысяч лет. Боже мой, боже, мой, и это лишь совсем малая часть того, что хранится в московском подземелье!

И какой умник распорядился сто лет назад выпустить Софью из Рима со всем этим богатством? Кто, скажите?!! Неужели при дворе Сикста четвёртого [88] не нашлось никого, кто по достоинство смог бы оценить, что именно увозит с собой племянница последнего императора Византии? И, главное, куда — к этим дикарям, которые даже не сумели распорядиться свалившимися на них богатствами и не нашли ничего более умного, чем бросить их в грязное подземелье?!! Тысячу раз прав был отец провинциал, когда ориентировал его на изучение и доставку в Рим этого сокровища! И он, Петер, сделает всё — как возможное, так и невозможное, чтобы выполнить поручение.

Если раньше полученное в Риме задание было для Петера чем-то отвлечённым, аморфным, хотя и обязательным к исполнению, то теперь оно приобрело форму и структуру. Оно представлялось ему в виде длинного ломаного коридора, где на каждом изломе его подстерегают страшные опасности — смертельные ловушки, неведомые чудовища или опытные убийцы. И теперь оно стало целью его жизни. Да, именно так: пока он находится в Московии, это цель его жизни! И не настанет в его душе покой, пока сундуки с книгами не будут выгружены с повозок и не поставлены перед базиликой Святого Петра, чтобы позже занять достойное место в библиотеке Ватикана! Да, библиотека дикого царя Ивана должна оказаться в библиотеке Святого престола, чтобы хранящимися в ней знаниями, да что там знаниями — самим фактом своего нахождения в правильном месте способствовать величию Святой католической церкви!..

…Когда утром царь, зевая, появился в светлице, Петер ещё не спал. На столе стоял бронзовый итальянский канделябр с пятью рожками, из которых торчали наполовину сгоревшие свечи, а неподалёку были разбросаны несколько свечных огарков. Рядом лежала стопка листов плотной бумаги, исписанных ровными столбцами латинских слов.

— Докладывай, крестник, что сделано, — приказал царь.

Петер обернулся: глаза его, красные от бессонной ночи, казались безумными.

— Да ты никак рехнулся, — испугался Иван Васильевич.

— Нет, государь, нет. Я переписал все книги, которые находились в этих трёх сундуках. И я… я поражён. Это огромное, огромное богатство. Правда, некоторые рукописи я не смог прочитать, а по начертанию знаков на одном из них я узнал письмо, которым писали жители Древнего Египта. Это и неудивительно, ведь Египет долгое время являлся провинцией Византийской империи. Очевидно, какой-то любитель древностей привёз старинный папирус в Константинополь и сохранил его в либерее для жителей грядущих эпох, то есть для нас.

— А на кой ляд он, если прочитать нельзя? — удивился царь.

— Это сейчас нельзя. Возможно, в глубинах Африки ещё удастся найти человека, умеющего читать египетское священное письмо [89].

— У нас и без Африки забот полно.

— Государь, сила государства не только в войске, но и в знаниях. И чем больше в державе внимания уделяется наукам и искусству, тем более оно устойчиво. Великий завоеватель древности Аттила выиграл много сражений и мог бы править всей Европой. Но проиграл лишь одно. И его могучая армия рассеялась, а воинственные гунны стали служить другим царям и вскоре забыли о своём происхождении. Это случилось именно потому, что кочевая держава Аттилы не знала наук и искусства, этой великой объединяющей силы. Это как раствор, что скрепляет каменную кладку в единое целое. Не будет наук и искусств — и любое государство рассыплется, как рассыпается каменная стена, не скреплённая надлежащим образом.

Царь озадаченно выслушал пламенную речь Петера.

— Хорошо, убедил ты меня. Пусть лежат египетские свитки, пока сведущий человек не объявится.

— Дозволь, государь, другие сундуки наверх вытащить да составить опись книг, в них содержащихся, как я уже сделал с этими.

Он взял со стола лист бумаги, исписанный латинскими названиями, и протянул царю. Но тот, взяв его и пробежав глазами, вернул обратно:

— Нет, крестник. Вчера хотел, чтобы занимался ты только бабкиным наследством, да передумал. Летом татары придут, и может случиться, что некому будет книгами заниматься. Может, и книг никаких не будет, если возьмут они кремль. Всё спалят, окаянные, все мои итальянские замки из кремлёвского подземелья. Поэтому оставляй сундуки, где стоят, а опись Ивану Трофимовичу отдашь. А сам давай-ка отсыпайся, да завтра с утра будет у меня к тебе поручение. Поедешь в Сергиеву обитель.

— Зачем, государь?

— Там отец Алексий наладил несколько кузниц. Пищали и бердыши привезёшь. Возьмёшь с собой полусотню стрельцов, десяток подвод.

— Государь…

— Сделаешь так, как я сказал, — остановил его царь негромкой фразой.

И Петер осёкся. В короткой реплике царя звучала власть. И ослушаться приказа было совершенно невозможно. Черты лица Ивана Васильевича стали суровыми, заострились, окаменели, и даже борода топорщилась как-то особенно непреклонно. Нет, не зря Петер считал, что умеет читать по лицам людей. Если царь всё уже решил, то спорить с ним было опасно. Можно было легко лишиться его расположения, а это чревато многими осложнениями! И совершенно ему не нужно.

— Хорошо, Иван Васильевич, — склонил голову Петер.

Так уж сложилось у них за минувшие полгода, что Петер называл царя по имени в тех случаях, когда хотел исподволь напомнить, что является его крестником. А сейчас, когда тот раздражён, такой намёк был необходим, чтобы возникшее между ними малое недоразумение не стало большим.

— Ступай, Петруша, — смягчился царь, — ступай поспи. Нам ещё так много надо сделать. На тебя сильно надеюсь.

Петер поклонился, вышел из царской светлицы и направился в свою спальню. Несмотря на усталость, он долго лежал без сна. Безусловно, либерея русского царя — явление уникальное. И надо приложить все силы, чтобы доставить её к Святому престолу. Но как? Всё, от него зависящее, он сделал. Стал не просто приближённым царя, но и его крестником. Как будто ненароком, не возбуждая подозрения, узнал, где хранятся драгоценные книги, и даже сумел составить каталог для содержимого трёх сундуков. Но пока доступ в хранилище ему закрыт. Кажется, царь Иван оценил значение либереи. И, судя по всему, он совсем не уверен в победе над татарами. Как всё это можно использовать для достижения намеченной цели?

Петер сел в кровати. Кажется, он придумал, что надо делать. Если царь решит, что книги нужно спасти любой ценой, можно предложить вывезти их из кремля на хранение в какое-нибудь безопасное место. Главное — отправить сундуки с книгами из Москвы, а дальше совсем не обязательно везти их туда, куда прикажет Иван Васильевич. Да конечно же! Только надо знать, куда везти.

Обрадованный найденным решением, Петер снова улёгся, закрыл глаза и моментально заснул. Спал он крепко, без сновидений. Но сон его был недолгим. С недавних пор он заметил за собой такую особенность: если предстояло выполнить какое-то неотложное дело, то сон длился ровно столько времени, сколько необходимо, чтобы восстановились силы. Вот так и сейчас.

Пробуждение наступило мгновенно. Петер переходил от сна к бодрствованию быстро, без промежуточного состояния, этой сладкой полудрёмы, когда так не хочется вылезать из-под тёплого одеяла. Он встал, позёвывая и размышляя о том, куда бы вывезти царскую либерею. Так ничего и не придумав, Петер отправился обедать, после чего решил выйти из кремля.