Охота на либерею - Федоров Михаил Иванович
— Это очень интересно, государь, — взволнованно сказал Петер, тщательно скрывая радость, что его хитрость подействовала, — дозволь взглянуть да разобрать, что там за книги хранятся!
— Что, заёрзал, крестник, — усмехнулся царь, — я ведь давно приметил, что из тебя хороший книжник или купец получится. Ну не воинский у тебя склад! А мне сейчас воины нужны.
— Государь, дозволь на либерею глянуть! Не знаю, плохой я или хороший воин, но ты же знаешь — за тебя я голову сложу не задумываясь. А сейчас помогу книги разобрать, да подскажу, как их использовать. От этого большая польза державе может быть.
Царь внимательно посмотрел на него:
— Вижу, вижу, крестник, что честен ты в помыслах. Пусть будет так. Разрешу тебе взглянуть на либерею. Перетрясёшь сундуки, посмотришь, что там к чему. А уж окончательно со всем разберёмся, как татар отобьём. Если отобьём. На том ведь свете книги ни к чему.
— Так давай, государь, прямо сейчас и глянем.
— Какой же ты настырный, крестник. Вижу, что не терпится. Ну, хорошо, пусть сейчас. Эй, кто там, а ну, войди!
Створки двери распахнулись, и в светлицу вошли двое стрельцов охраны.
— Приведите ко мне Челяднина да факелов побольше захватите.
Стрельцы кивнули и, не говоря ни слова, вышли из светлицы…
…Через некоторое время Иван Трофимович Челяднин, высоко подняв факел, осторожно ступал по подземному ходу, в котором был всего несколько дней назад. Вслед за ним тоже с факелами в руках шли царь Иван Васильевич и его крестник. У входа в хранилище книг окольничий остановился, всучил свой факел Петеру и, открыв замок, распахнул дверь настежь. Ступив первым через порог, он шагнул в глубь помещения, давая проход спутникам.
Немец, увидев, какое книжное изобилие его окружает, заурчал, как кот при виде таза, до краёв наполненного сметаной, и стал вертеться по сторонам, решая, с какого сундука начать знакомство с либереей. С пылающей пакли в разные стороны полетели капли кипящей смолы.
— Ты поосторожней, Пётр Иванович, — прикрикнул окольничий, — эти богатства многие века пережили! Не хватало сейчас их спалить.
Царь отнял у крестника факел:
— Ты, Петруша, возьми что надо да вели отнести наверх. Два или три сундука. Там и разберёшь. И мне доложишь. А здесь в самом деле не надо с факелом мельтешить. А как разберёшь, что за книги в тех сундуках и какая от них польза, я и решу, что с ними делать. Может, сам и станешь на русский язык перетолмачивать…
— Иван Васильевич! — восторженно сказал Петер. — Я даже сейчас, ещё не разобрав книги, вижу, что среди них много очень древних. Вот, например, эта.
Он поднял дрожащими от волнения руками книгу форматом в четверть листа, лежащую на крышке большого сундука, окованного толстыми железными полосами.
— Ихтифалеика [86] пера великого Вергилия. Книга эта считается утерянной. Считалась. О ней остались только упоминания, хотя при жизни поэта её читали все образованные люди. Посмотрите, как превосходно выделан пергамент, на котором она написана. Он очень тонкий и почти без желтизны. Наверняка его делал большой мастер. А по начертанию букв я могу сказать, что этой книге примерно восемьсот лет. Где-нибудь в Италии или Бургундии её можно обменять на небольшой замок. А что хранится в остальных сундуках, я даже представить не могу.
— Эва как, — только и сказал царь, озадаченно почесав затылок.
Окольничий молчал. О ценности приданого царёвой бабки он догадывался, но не предполагал, что она настолько велика. Петер, возбуждённый от открывшегося книжного богатства, взял у оцепеневшего царя свой факел и, пытаясь разглядеть, что скрывается в темноте, полез в угол, перешагивая через сундуки и дрожа от нетерпения. Капли смолы вновь полетели во все стороны.
— Стой, Петруша, стой! — закричал царь. — Вернись, спалишь ведь все мои итальянские замки.
Окольничий, метнувшись за Петером, силой вырвал у него факел. Царёв крестник стоял, тяжело дыша. Он уже приходил в себя. Челяднин хлопнул рукой по лежащей на ближайшем сундуке книге: та уже начинала тлеть от попавшей на неё горящей смолы.
— Прости, государь, — сказал Петер, — увидев столь редкие и ценные книги, я просто потерял голову. Прости.
— Ну, ничего, ничего, — ответил царь. — Ты давай выбирай, что наверх нести. А мы с Иваном Трофимовичем тебе посветим.
Петер долго рылся в сундуках, бормоча что-то на латыни и вставляя изредка русские слова.
— Превосходно, превосходно. Какое богатство!
Иван Васильевич терпеливо ждал, когда его крестник выберет нужные книги и свитки. Наконец Петер указал на три сундука:
— Берём вот эти.
Потом он подошёл к стене, взял охапку лежащих внавалку свитков и положил сверху одного из сундуков.
— Вот, государь. Разберу их, потом и за остальных возьмусь.
Царь кивнул головой и сказал окольничему:
— Ты там распорядись насчёт людишек, чтобы поклажу наверх вытащили. Пусть крестник занимается тем, к чему у него душа лежит… Авось какая польза и будет.
Они направились к выходу, не говоря друг другу ни слова. И только когда уже поднимались по крутой лестнице наверх, царь произнёс, как бы про себя, ни к кому не обращаясь:
— Всё равно в битву все пойдут. И воины, и книжники.
Вскоре отправленные окольничим писцы Земского приказа уже тащили наверх тяжеленные сундуки с древними книгами, чтобы поставить в царской светлице, где их уже поджидал Петер. Желание узнать, какие книжные сокровища содержатся в сундуках, было настолько велико, что он решил эту ночь не спать. Находка "Ихтифалеики" вселяла надежду, что его ожидают большие открытия. Теперь он понимал, почему не названные братом Гийомом высокопоставленные римляне так сильно желают заполучить эту либерею. Надо же — такая великая ценность досталась этим варварам, которые не знают, что с ней делать! Он открыл первый сундук и стал перебирать старинные книги.
Когда стемнело, Петер велел принести свечи — много свечей, и запалил сразу несколько, чтобы не напрягать глаза при книжной работе. Он кропотливо разбирал целый век пролежавшие без употребления книги. Да, бабка нынешнего царя приехала из Рима в Москву ровно сто лет назад [87]!
За дверью светлицы прошли несколько человек, стараясь ступать осторожно, но это у них получалось не очень хорошо. "Стрельцы, наверное, — подумал Петер, доставая из сундуков свитки и книги, — велено им, чтобы меня никто не тревожил". Потом он погрузился в изучение книг настолько глубоко, что топот стрелецких сапог его совершенно не тревожил — он его просто не слышал. За окном всхрапнули потревоженные чем-то стоящие у дверей кони, проскакал полуночный всадник, коротко и громко велевший стражникам открывать ворота не мешкая, потому как следует он по государеву делу. Где-то орали песню пьяные, правда, быстро затихшие под чьими-то суровыми окриками — всё это также не коснулось его ушей. Он был не здесь.
Впитанная с детства любовь к книжной мудрости полностью захватила Петера. Он тщательно разбирал вытащенные из сундука книги, вписывая их названия в реестр, который он составлял тут же — на больших плотных желтоватых листах. Один лист, другой, третий. Петер дивился, насколько богатой оказалась царская либерея. Если там, в подземелье, его при виде открывшегося богатства охватил какой-то щенячий восторг, то теперь это было спокойное благоговение знающего человека, по достоинству оценившего, что находится перед ним! Огромное количество редчайших рукописных книг и свитков, которые оставили после себя знакомые и не знакомые ему мудрецы, многие из которых уже тысячу, две, а то и три тысячи лет как лежат в земле неизвестно какой страны. Уже, наверно, и народов, к которым они принадлежали, не осталось, а свитки остались!
Вот хорошо сохранившийся свиток, испещрённый письменами, которыми пишут люди пророка Мухаммеда. Тут даже рисунки есть — человеческая нога, голова, ребёнок в утробе матери. Жаль, что он не умеет читать на языке мусульман — наверняка это медицинский трактат, принадлежащий перу великого Авиценны или кому-то из его учеников! Но ничего, при Святом престоле наверняка есть сведущие люди — они разберут, что здесь написано.
