Охота на либерею - Федоров Михаил Иванович
— Ишь ты, — только и сказал дед Кузьма, склоняясь перед ними.
Егорка чуть замешкался, но один из всадников стеганул его плёткой, и он поневоле скрючился в поклоне.
Когда отряд въехал в монастырь, дед Кузьма выпрямился и произнёс:
— Государевы люди [42]. Кусают, как собаки и выметают всё лишнее из державы. Вот и тебя куснули. Ну, чисто всадники преисподней, тьфу ты, прости господи!
Они вошли в ворота. Чёрные всадники уже спешились, а тот, что в дорогом кафтане и шапке с опушкой, о чём-то разговаривал с отцом Алексием, который как раз вышел из своей кельи. Егорка ещё подумал, что говорят они, как старые знакомые. Да и что удивляться-то? Наверняка же государевы люди не в первый раз в обитель наведываются.
Какой-то щуплый мужичок в изношенных лаптях тащил ведро с помоями — выливать за монастырскую стену.
Егорка на него и налетел, заглядевшись, как отец Алексий и старший над государевыми людьми хлопают друг друга по плечам. Помои выплеснулись из ведра, мужичонка заругался:
— Ах ты, шлында! Гляди, куда прёшь!
Егорка похолодел: по голосу он узнал, кто это. Голос из той, другой, жизни. Где Егорка был кабальным холопом боярина Бельского, и о которой ему хотелось поскорее забыть. Конечно же, это Иван по прозвищу Елдыга [43] — склочный, нехороший человек. Завидовал тем, кто лучше его живёт, и всё время норовил напакостить. Поговаривали, что это он и спалил валяльную избу, да только свидетелей нет, и никак ведь не докажешь, даже если это и правда. Выходит, сумел сбежать, когда татары деревню жгли. Лучше бы кто добрый спасся!
Елдыга мельком взглянул на Егорку, но ничего не сказал, взгляд на нём не задержал и потащил ведро дальше. Тут задумаешься. Узнал или нет? Чего доброго, сболтнёт, что Егорка кабальный холоп, а он ведь свободным сказался. Что теперь делать? А может, всё же не узнал?
Егорка в ту ночь долго ворочался на лежанке. Рана от удара плётки набухла кровью и ныла, не давая заснуть. Да и мысли всякие нехорошие в голову лезли. Только когда уже стало светать, он закрыл глаза. И в тот же момент, как ему показалось, кто-то толкнул его в бок. Егорка с трудом поднял веки: перед ним стоял Ларион.
— Ступай-ка, отрок, к отцу Алексию. Зовёт он тебя. Да поспеши. Дело у него к тебе. Долго спишь. Солнце давно взошло.
Егорка подскочил. Было совсем светло. Видно, что уже давно прошли и заутреня, и завтрак. Деда Кузьмы нигде не было. "На колокольне, конечно", — подумал Егорка. Он протёр глаза и побежал к отцу Алексию.
В келье того не оказалось. Егорка почесал затылок: где же он мог быть? Потом решил, что будет спрашивать у всех встречных — авось кто и подскажет. Первой ему попалась Варя. Егорка обрадовался: девочка после того памятного путешествия стала ему почти родной.
— Здравствуй, Варя. Как вы там поживаете? Как сестрёнка?
— Здравствуй, Егор, — серьёзно, как взрослая, ответила Варя. — Работаем. Народу, сам знаешь, сколько бежало в Сергиеву обитель. Всех накормить надо. Дарья сейчас маме помогает, толокно варит. А я вот на огород иду щавелю нарвать для борща.
— А как…
— Да хорошо всё у сестрёнки твоей. Никто не обижает. Отец Алексий строгий, баловать никому не даёт. Он, кстати, в кузню пошёл, если ты его ищешь.
— Ага, его, — растерянно сказал Егорка, — а как ты…
— Ой, ладно, — перебила его Варя, — заболталась я тут с тобой, меня же со щавелем ждут.
Она помахала ему рукой и побежала в огород.
Где находится кузня, Егорка знал. Задерживаться ему не хотелось, ведь в Сергиевой обители не любят, когда распоряжения старших выполняются медленно. Поэтому он припустил бегом и вскоре увидел отца Алексия, который стоял возле кузни и негромко беседовал с тем самым боярином с золотыми пуговицами и в собольей шапке, что прибыл вчера во главе отряда. Егорка остановился поодаль, ожидая, когда они закончат разговор.
— …прибилось всякое отребье. Государь сильно надеялся, что помогут обуздать высокородную дурь да выявят врагов внутренних. А они как власть почуяли — и ну сводить счёты со своими недругами. Сами ложный донос делают, сами же и суд беззаконный творят, и расправу. Да что говорить! Вокруг тебя много народу крутится, и сам не хуже меня знаешь, что творится.
Отец Алексий согласно кивал головой, лукаво щурясь:
— Так ведь и сам ты, Михайло, из людей государевых будешь.
— Верно, отец Алексий. Только ведь я не о собственном благе пекусь, а о державе. Но мало таких как я, мало. Вон, как татары к Москве подошли, из государевых людей только один полк и набрали. Остальные — кто хворью отговорился, кто просто без отговорок не пришёл. А из земских уездов — пять полков! Сразу видно, кто за отечество больше радеет. Привыкли, нелюди, привыкли беззащитных людей мордовать, а как почуяли, что сабли татарские близко — испугались, попрятались, как тараканы запечные. Вот государь сейчас и подумывает — может, разогнать эту шайку?
— Ты, Михайло, потише говорил бы. А то неровен час — услышит кто и донесёт.
— Не боюсь я, отец Алексий. И царю то же самое в лицо говорю. Потому и в чести у него. Вот и в Сергиеву обитель по делу государеву он меня направил.
— В чести-то в чести, да только нрав у царя переменчив. Не забывай об этом. Ну, да ладно. Тебе к наместнику, наверно, надо?
— Был уже. Только он всё больше делами духовными занимается, а я для другого сюда послан.
— О деле твоём знаю. Помогу, чем смогу. Чай, не впервой.
— Что с Москвой случилось, ты знаешь. Сейчас только кремль неприступной твердыней и остался, а весь город в пепел обратился. Чую, долго он ещё отстраиваться будет. Хотя людишки уже копошатся. Завалы разбирают, начали новые срубы ставить, да только небыстро всё это.
— И о том знаю.
— Да только на будущий год снова татары придут. И если не встретим их как следует — рухнет держава. Добьют всё, что нынче не сумели.
— Ну так встречайте. А мы поможем.
— За тем и пришёл. Надо новые полки набирать да оружие ковать. А у тебя тут много народу прибилось, и мастерские кое-какие есть.
— Ты скажи, что делать, а мы уж постараемся.
— Главное сейчас — пушки да пищали.
— На это дело железо нужно. У нас есть, только мало. Не хватит, на всё-то войско.
— Руду болотную привезём, а вот кузнецов, что оружейное дело знают, надо среди мужичков подыскать.
Отец Алексий задумался:
— Что ж, хорошо. Один мастер у меня есть. Он начнёт да других обучит.
— Вот и ладно. А ещё нужны мне люди в новые полки. Войск в Москве совсем мало, все в Ливонии стоят. Государь направил знающего человека ратных людей в немецких землях набирать, да только много не наберёшь ведь. Больно уж они дороги. Да и доверия наймитам немного. Чуть плату задержишь — на врага не пойдут. А то и вовсе перекинутся.
— За деньги в чужой земле бьются хорошо, но не отважно, — согласился отец Алексий, — так ты сам среди мужичков клич кинь. Злые они, У многих татары семьи побили или в полон увели. А кто сам, израненный, в обитель пришёл. Такие в бою твёрдо стоять будут.
— Оставлю-ка я здесь, отец Алексий, Осипа. Он воинскую науку лучше других знает. Пусть мужичков обучит как правильно воевать. А за пропитание ты не беспокойся. Государь о нуждах Сергиевой обители знает, на днях будет обоз с хлебом и разными крупами. И на мужичков хватит, и на братию.
Отец Алексий кивнул головой и, глянув на Егорку, поманил его рукой:
— Иди-ка сюда, отрок!
Егорка подошёл и склонился перед ними.
— Кто таков? — спросил боярин.
— Егорка я. Село татары сожгли, а мы…
— Пришёл в начале лета, — перебил его отец Алексий, — с тех пор при обители. Толковый и до работы злой. Знает валяльное ремесло, только оно в обители пока без надобности. А ты вот в Москве станешь оружейные мастерские восстанавливать — так прибери отрока. Авось пригодится. Сам потом благодарить будешь, что такого дельного помощника тебе нашёл. А я ещё в Москву кое-кому отпишу, пусть приглядят за парнишкой.