Владимир Мазур - Граница у трапа
Я сидел, подсчитывал, взвешивал, давал подписывать, морочился с копиркой — подложил не той стороной и пришлось переписывать, а в комнате стояла абсолютная тишина. Сейчас главным был я! Ну и Никитин!
Пассажир в светлом костюме мрачно рассматривал турка, держа сигарету на отлете. Я посмотрел на окурки в мусорной корзине. Шесть или даже больше. Раскурился — не продохнуть.
Неожиданно пассажир в светлом костюме сказал что-то такое турку, от чего тот вскочил и пошел, брызгая слюной, захлебываясь словами, выкрикивая проклятия, угадывающиеся даже на незнакомом языке.
— Сядьте и успокойтесь! — попросил Никитин турка.
Турок неохотно утихомирился, сел на свое место, успев плюнуть под ноги пассажиру в светлом костюме.
Прокорпев над столбиками монет с час, проверив пробу кислотой, я упрятал кувшин в сейф и пошел с греком и пассажиром в светлом костюме в досмотровый зал.
На турка, завязывавшего шнурок туфель, напустилась жена. Она толкала его кулачком в бок, ругалась, и я спросил Серопяна, хорошо знавшего восточные языки:
— Сероп, что она ему говорит?
Сероп послушал и с удивленной улыбкой доложил:
— Ругает! Понимаешь, смелая женщина! Ругает мужа! Говорит, что будет благодарить бога за то, что наказал его за жадность. Говорит, им ничего не надо было, а он впутался в это дело, что ей и мальчику будет тяжело, если с ним что-то случится. Ругает его страшно! Послушай, какая смелая женщина! Такое говорить мужчине!
Я чувствовал, что не довел дело до конца, но не мог вспомнить, что упустил. С чего все началось? Ах, да!
— Послушайте, — спросил я турка, — золото в туфлях ваше?
— Мой, — обреченно ответил он. — Золото туфли мой. Он платит мне за чемодан.
— Там было семьдесят девять монет. Правильно?
— Да.
— А почему не восемьдесят? Почему не ровный счет? Где восьмидесятая монета?
Жена опять запричитала, а турок ткнул пальцем в золотую коронку.
— Что она говорит? — спросил я Серопяна.
— Говорит, что хотела сделать из монеты золотой крестик мальчику, а он пожадничал, сделал себе золотой зуб. Вот бог его и покарал. Ах, какая смелая женщина! Люблю таких женщин, но как жена она мне не нравится.
Серопян в свои сорок не был женат.
— Ну, что у вас? — спросил Тарасов, подходя к моему столику. — Хорунжий, заканчивай — и на проходную. Кобец звонил, говорил, что уже почти все прошли. Постоишь там с Никитиным немного, подежуришь.
Отправлял отдохнуть. Правильно. Справедливо.
Я сдал багаж и заглянул в досмотровую комнату.
Пришедший Кобец фотографировал изъятые ценности. Никитин помогал Серопяну определять стоимость массивного золотого браслета. Тарасов проверял оформленные дела.
Мы с Никитиным отправились на проходную.
— Слушай, Володя, — спросил я Никитина на лестнице, ведущей к двадцать третьему причалу, — зачем они возят к нам золото? Что, у нас своего не хватает?
— В золоте надежней держать ворованное. И потом... Не у всех ведь сознательность на уровне. Не маленький, понимать должен. Золото постоянно повышается в цене, им легко спекулировать.
— А на какие шиши о н и покупают там золото?
— Кто — они?
— Контрабандисты.
Никитин досадливо посмотрел на меня.
— На свободно конвертируемую валюту, — раздельно произнес он. — Что за вопросы?
Охранник открыл нам ворота, и мы пошли по территории, граничащей с трансфлотовскими складами. Так было ближе.
— А наши? Наши за что покупают?
— Опять за свое? Еще одна версия? Можешь считать, что дело закрыто. И закрыли его мы. Ты в основном. Возят пассажиры! Понятно?
— Но и наши возят! Ведь возят официально?
— Ну, кто как... Кому удается достать валюту на черном рынке, тот на нее. Бывает, и совзнаки в ход идут.
— Рубли не конвертируются.
— Есть узконаправленные специалисты по скупке наших банкнот.
— А что они потом с ними делают?
Никитин долгим взглядом посмотрел на меня, и я понял, что сморозил глупость.
— Странно, что на этот раз, — заметил я, — контрабандисты сами решили вынести. Помнишь монеты, которые нашел Кобец? По-моему, их должен был вынести кто-то из команды или из посетителей судна. Как ты думаешь?
— Наше дело четкое — нашли, сдали. Не морочь себе голову.
Шли по сумеречному переходу под зданием морвокзала. Я решил признаться.
— Не хотел раньше говорить... Мнительным становлюсь, что ли... Один тип с «Амура» предлагал свои услуги. Я отказался. Что-то он мне не понравился.
— Кто предлагал?
— Механик Кучерявый.
— Знаю такого, — кивнул Никитин. — Мозгов у него — только для наблюдения за мотористами. Вечно «под мухой». Это он тебе на проходной кровушку пил?
— Он.
— Вот видишь. Подлизывается... Я его хорошо знаю. Труслив, в пьяном виде — хам. Нет, Юрка, золото возили пассажиры. Ты сам это только что доказал. Может быть, есть еще... Не знаю.
* * *Опять мы с Никитиным работали на проходной — досматривали последних моряков с «Амура». Проверяли ввиду чрезвычайного происшествия. Досмотр проходил гладко — никто поперек слова не сказал, не чертыхался. Моряки «Амура» были подавлены исчезновением Суханова, открывали чемоданы и сумки без лишних слов.
— Привет, Юрчик! — поздоровалась со мной Наташа, входя в комнатушку. — Опять двадцать пять?
— Опять. А где Морозов? Да выключи ты его!
— В туалете портовом застрял. Живот схватило.
Наташа выключила стереомагнитолу.
— Не любите нас, моряков, — улыбнулась она Никитину. — Или чересчур любите — каждый рейс дважды встречаете — на судне и на проходной.
— Сумочку и паспорт, пожалуйста, — попросил Никитин.
— Володя, — шепнул я ему на ухо. — Может?
Никитин недовольно дернул плечом, и Наташа, поняв, что является яблоком раздора, примирительно сказала:
— Не стесняйтесь, ребята. Пожалуйста, смотрите!
Она открыла сумочку.
Никитин заглянул внутрь, спросил:
— Что на дне?
— Сугубо женское, — смутилась Наташа. — Интересуетесь?
— Приемник ваш?
— Мой.
— Включите!
— Только что просили выключить.
Наташа нажала клавишу воспроизведения.
Никитин послушал, потом попросил:
— Разрешите?
Он переключил тумблер, поймал «Маяк», послушал. Осмотрел заднюю стенку.
— Новенький. Был в ремонте?
— Да вроде нет.
Никитин вынул планку, скрывавшую батареи, осмотрел их. Потом поставил все на место.
— Извините за проверку. Сами понимаете...
— Понимаем. Ты заходишь к своей подопечной? — спросила меня Наташа, — Как она там?
— Нет. Зайду как-нибудь. Когда она бывает дома?
— Ты меня спрашиваешь? Тебе лучше знать. Ты на берегу, а не я. По-моему, эту неделю она должна работать днем. Так что заходи вечерком. Ее не застанешь, со мной чайку попьешь.
