Владимир Мазур - Граница у трапа
— Что это?
— А-а, с... — прорычал Морозов, и Юля, совсем проснувшись, напрягла слух. Что-то звякнуло.
— Юра! — прошептала Наташа. — Что это у тебя?
Встать и тем самым обнаружить свое присутствие Юле мешала робость. Она не знала, как себя вести.
— Не видишь? — раздраженно спросил Морозов. — Скажи спасибо, что на проходной их не вынули. Плохо запрессовал.
В это время раздался дверной звонок.
— Кто? — вскинулся Морозов, — Кого-то ждешь? Не открывай!
Наташа пошла в переднюю, Морозов устремился за ней.
— Не открывай! — шипел он.
Юля рискнула приподняться и выглянуть из-за занавески.
На столе стояла магнитола. Рядом — вещи. Задняя крыша магнитолы была снята.
— Пусти! — так же шепотом отвечала Наташа. — Пусти! Я не хочу иметь с этим дело!
— Да не мое, не мое это! — умоляющим голосом спешил убедить Морозов. — Пришел один мерзавец перед самым выходом, заставил меня... Это его, не мое!
— И ты подсунул мне? Пусти!
Опять раздался звонок.
— Да ты уже второй раз носишь! — шипел Морозов. — Уже давно «имеешь дело»! Да, да, радость моя! Сначала в моем портфеле, сегодня — в магнитоле. Первый раз тебя твой... досматривал, потому и пропустил.
— Не ври! Не ври!
Опять позвонили.
— Кто там? — крикнула Наташа.
— А там кто? — донеслось из-за двери. — Наташенька, это я.
Юля надевала туфли и слышала, как впущенная соседка тараторила:
— Здравствуй, Наташенька, здравствуй, Юрочка! Я слышу — голоса... Наташенька, я не вовремя? Ухожу, ухожу... Наташенька, у меня маленькая просьбочка... Ты не могла бы моей Валюше привезти белого материала на платье? Она срочно собралась замуж, а такой ткани, какую она хочет, не найти... Я уж в прокат ходила...
Испуганная Юля схватилась за чемодан, но мысль о том, что ее могут застать при сборе вещей, толкнула вперед. Взяла сумочку с документами и деревянными шагами прошла мимо оцепеневших Морозова и Наташи. Ничего не подозревавшая соседка продолжала тарахтеть.
— Юля, — слабым голосом позвала, Наташа, — разве ты дома?
— Ухожу, — ответила Юля, сбегая по лестнице.
— Кто это? — очнулся Морозов. — Стой! Девушка, подождите!
Юля кубарем скатилась по лестнице и, мысленно крича свое заветное «ура», промчалась по двору, шмыгнула в парадное, оттуда — в соседний двор, на улицу...
В парке прибавилось народу. Вечерняя прохлада манила влюбленных, мамаш с детьми, спортсменов. Естественное поведение гулявших было для меня каким-то ненатуральным, вымученным. Сразу надо было решить несколько вопросов. Как быть Юле? Где ей переночевать? Где жить? Наташа и Морозов... Что в магнитоле? Монеты? Какие у меня были улики, доказательства? Рассказ Юли? Не окажусь ли я в глупейшем положении человека, который что-то слышал, ничего не видел, что-то додумал. Скажут — «версия»! «Пунктик» у Хорунжего! Еще меня беспокоило упоминание Морозова о пропущенном мной портфеле. Я вспомнил, что действительно не проверил вещи Морозова. Врал он Наташе или просто пугал? За себя не беспокоился. Но знала ли о контрабанде в портфеле Наташа?
— Спасибо, Юля. Новость, честно признаться...
— Юра, — растерянно спросила она. — Что мне теперь делать? Я не хочу и не могу туда возвращаться. Я их боюсь.
— И правильно, — согласился я, обнимая Юлю за плечи.
Я вспомнил о «чп» на судне. Кто «помог» Суханову «упасть»? Морозов не внушал мне доверия, но предположить, что этот в общем малосимпатичный мне парень, собирающийся жениться на Наташе, занимающийся перепродажей «левого» шампанского, убивает... Нет, тут что-то не так.
— Юра! — напомнила о себе Юля. — Что же мне теперь делать?
— Домой не хочешь вернуться?
Юля напряглась, сняла руку с плеч.
Я вздохнул. Еще одна проблема. Я был поставлен в затруднительное положение. Морозов мог, в случае чего, соврать, что купил меня за ящик красок, поэтому я и пропустил золото в портфеле. Может, поговорить с ним, убедить явиться с повинной? Нет, этого он не сделает. С границей шутки плохи — за контрабанду полагается от трех до десяти. С полной конфискацией.
Получалось, что я, жаждавший разоблачить шушеру, привозящую монеты, внезапно оказался перед альтернативой — промолчать или...
— Юра!
— Сейчас, сейчас. Мыслишка появилась. Идем!
Я отвел Юлю к тетке. Представив Юлю подругой моего знакомого, в два счета уговорил сдать комнату на месяц, уплатил деньги вперед и, оставив тетку опекать квартирантку, ушел.
В ближайшие часы надо было решить, как поступить со своими хорошими знакомыми.
Я позвонил Никитину в таможню, попросил выйти в скверик на припортовой площади.
Когда он пришел, я все еще не принял решение.
Сидел, тупо смотрел на памятник матросу, погибшему в девятьсот пятом, жевал сорванную травинку. Мой вид развеселил Никитина.
— Ну, что? Поругался со своей?
Я стал рассказывать. С самого начала. Во всех подробностях. О версиях и колебаниях, о фактах и умозаключениях, выдавая по ходу характеристики действующих персонажей.
Никитин слушал внимательно, не перебивал, не задавал наводящих вопросов.
— Что делать? — закончил я вопросом свой рассказ.
— Хочешь контрвопрос?
— Давай.
— Знаешь, чем отличается этот парень, — кивнул Никитин на памятник, — от тебя?
— Сравнил!
— Ты можешь назвать Морозова другом? Тебе Наташу жалко? Не забудь — у тебя мало времени. «Амур» уходит завтра.
* * *Морозов находился у себя на даче, куда приехал сразу после событий у Наташи. Он не знал, сообщит ли кому-либо о подслушанном Юля, но за Наташу не беспокоился. Ей наврал с три короба, пообещал рассказать самое главное на следующий день. Напуганная до смерти, Наташа согласилась подождать.
Взвесив все «за» и «против», Морозов решил, что сейчас самое время исчезнуть. Раствориться, яко дым во мраке... И чем скорее, тем лучше.
Поставив портфель на стул, подошел к холодильнику, вынул бутылку сухого. Налил, задумался. Арест Ильяшенко означал конец не только его, Морозова, контрабандной деятельности. Придется бросать все. Все! Он не застрахован от того, что Ильяшенко, спасая шкуру, не укажет на него. Значит так... С документами в отделе кадров он уладит за полдня. Остается решить — куда и на сколько исчезнуть.
Он отставил стакан и почувствовал себя вновь собранным, целеустремленным, хладнокровным. Готов был действовать так же решительно, как прошлой ночью...
Прошел по коридорчику, поднялся по лестнице на чердак.
В углу нагнулся, приподнял доску, вынул сверток. Взвесил в руке, задумался. Жаль, до полных ста тысяч не хватает сущей ерунды. Впрочем, с монетами, которые лежат в портфеле, и с теми, что в подвале, у него даже больше. Много ли (кроме арестованного Ильяшенко) в городе людей, имеющих такую же сумму? Как бы не так!
