Владимир Мазур - Граница у трапа
Она ушла, а Никитин вытаращил глаза.
— Хорунжий! Да ты ловелас! Сразу за двумя ухаживаешь?
— Отстань! — промычал я. — Нужны они мне!
С чего это Наташка взъелась? Глупая выходка. Тут я увидел Морозова, ковылявшего к проходной.
— А ты почему не с Наташей? Поссорились? — спросил я, принимая от него паспорт.
— Да нет. Шли, шли, тут меня и прихватило...
Морозов вымученно улыбался.
— Пришлось забежать в гальюн. Слышал, какое «чп» у нас на судне?
— Да.
— Вот несчастье! Как это произошло, не слышал?
— Вещи какие у вас? — вмешался в наш полусветский разговор Никитин.
— В этом рейсе ничего не брал. В портфеле бельишко и жвачка.
— Что такой взъерошенный? — спросил я, приглядываясь к его напряженному лицу. — Болен, что ли?
— Да я ж объясняю... Из гальюна не вылажу. Юра, прошу тебя, побыстрее!
— Зачем вам столько жвачки? — спросил Никитин, осматривая пакет. — По-моему, в прошлый раз вы везли столько же.
— Не себе! — заметно раздражаясь, ответил Морозов. — Ребятишкам соседским. Они и жуют, и обертки коллекционируют. Ребята, у меня живот...
На Морозова было жалко смотреть. Я б отпустил его, но Никитин не торопился. Он расковырял пакет, наугад вскрыл несколько пластинок, дотошно осмотрел портфель.
— Все в порядке, — вернул он вещи. — Вот теперь все в порядке.
— Ты б, Юра, полечился, — посочувствовал я. — Видик у тебя — на море и обратно.
Морозов выскочил из комнатушки и почти побежал по площади.
— Что-то мне в твоих знакомых не нравится, — сказал Никитин. — Морозов глаза в карман прячет, будто совесть нечиста. Что он за человек?
Вопрос был обескураживающий. В самом деле, что за человек Морозов?
* * *Он остановил такси на одном из перекрестков.
— Я мигом, — сказал Наташе. — Звякнуть надо.
Войдя в телефонную будку, набрал номер Ильяшенко, загораживая диск от машины.
Долгое время слышались длинные гудки. Наконец Алевтина спросила:
— Кто?
— Я! — весело сказал Морозов. — Сам дома?
— Ю... Это ты? — испуганно переспросила Алевтина. — Его... Он... Нет и не скоро будет. Тут такое... Не приезжай к нам!
— Он ничего не передавал? — успел спросить Морозов прежде, чем на том конце повесили трубку.
Морозов долго стоял, мучительно соображал, что должен делать дальше, потом повесил трубку и вывалился из будки.
Свет на улице был пепельно-черный. Звуки доносились глухо, словно сквозь вату. Хотелось стать муравьем и заползти в трещинку на асфальте.
Вечером, после изнурительного дня, мы подводили итоги.
Тарасов восседал за своим широченным столом, где под стеклом лежал список оперативных смен, самые последние инструкции и распоряжения. За спиной Тарасова маленькой крепостью возвышалась башенка из четырех сейфов. Слева от Тарасова на стене — карта причалов, портативные радиостанции, переходящий вымпел.
— Предлагаю впредь делать «карусель», — сказал Никитин.
— Это как?
— Очень просто. Как самолеты бомбят? Один отбомбился, другой идет на цель. Так и мы. Один досмотрел, второй на его место. Он — на место товарища. У каждого будет по два объекта. Что один проморгает, то другой заметит. Работать, конечно, придется быстрее, чтобы уложиться в норматив. Зато отпадет необходимость в повторных досмотрах.
Тарасов записал предложение Никитина.
— Есть еще предложение, — поднял руку Кобец.
— Давай.
— Я насчет версий Хорунжего. Поскольку с монетами кончено, предлагаю взять с него слово, что больше он мучить нас не будет и что до конца текущего года женится. Жена его так прикрутит, что он на постороннее не станет отвлекаться.
Кое-кто рассмеялся, а Тарасов постучал карандашом по столу.
— Тихо! Шутки в сторону. Кобец, другого времени не нашел? У кого еще есть предложения в свете сегодняшних событий?
Звонок телефона отвлек Тарасова. Он снял трубку, выслушал, нашел меня взглядом.
— Хорунжий, тебя. Приятный взволнованный женский голос.
— О! — обрадовался Кобец. — По теме!
Под смешочки и одобрительные восклицания я подошел к телефону, сгорая от любопытства и в то же время злясь.
— Таможня. Инспектор Хорунжий.
— Официально как! — восхитился Кобец. — Нас не обманешь!
— Юра! — услышал я чей-то дрожащий голос. — Мне надо срочно тебя видеть.
— Кто это?
— Даже не знает, с кем говорит, — не унимается Кобец.
— Это я, Юля. Срочно надо тебя увидеть. Сейчас!
— Я не могу. Я на работе, а до конца смены...
— Знаю, знаю, что на работе, поэтому и звоню. Это касается, кажется, твоей работы. Приезжай скорее в парк Ленина. Я буду на нашей скамеечке. Помнишь? Пожалуйста, приезжай. Прямо сейчас, а то мне страшно.
— А ты не хочешь приехать сюда и здесь все рассказать?
— Я боюсь. А вдруг они меня там ждут? Юра, приезжай!
Я слышал явственно всхлипывания и тут же пообещал:
— Еду!
Положил трубку. Вот те на! Что за новости? Посмотрел на Тарасова, попросил так, что он понял — стряслось что-то серьезное:
— Мне надо сейчас же уехать. Говорит, связанное с нашей работой.
— Хитрюга! — веселил сам себя Кобец.
Я с такой свирепостью показал ему кулак, что он сразу унялся.
Тарасов посмотрел на часы, согласился.
— Можешь ехать. У тебя переработок — на две недели. Если что, звони.
Я схватил фуражку и вышел. Что стряслось с Юлей? Что может быть связано с моей работой? Наташа? Морозов? Явился пьяный Кучерявый и приставал к Юле? Что же произошло?
Мы сидели на «нашей» лавочке, и Юля уже не рассказывала пятое через десятое, а отвечала на мои вопросы.
Постепенно я восстановил точную картину того, что произошло около часа назад в Наташиной квартире.
...Юля после ночной смены (Наташа ошиблась, полагая, что ее квартирантка работает на этой неделе в дневную) была в своей небольшой «темной» комнате. Ждала Наташу, не дождавшись, уснула.
Вообще-то у них сразу завязались почти родственные отношения. Наташа даже подарила ей несколько ненужных вещей — синтетическую кофточку, ношенную джинсовую юбку, кое-что из косметики. Юля не хотела брать дорогие подарки, но Наташа уверяла, что все это мелочи, что она хочет видеть Юлю красивой.
Итак, Юля спала после ночной.
Она услышала, как щелкнул замок входной двери, и проснулась. Однако встать и встретить Наташу не было сил — ночь выдалась тяжелой, не было ни минуты покоя. Сквозь забытье услышала, как в квартиру вошли двое. Наташа сразу пошла в туалет.
Морозов громко сказал:
— Наташа, сделай мне кофе!
Он начал с чем-то возиться. Потом раздался легкий стук, что-то зазвенело, и вошедшая в комнату Наташа вскрикнула:
— Что это?
— А-а, с... — прорычал Морозов, и Юля, совсем проснувшись, напрягла слух. Что-то звякнуло.
