Жан де Лафонтен - Лисица и виноград (сборник)

У Льва просила Мышь смиренно позволенья
        Поблизости его в дупле завесть селенье
И так примолвила: «Хотя-де здесь, в лесах,
        Ты и могуч и славен;
        Хоть в силе Льву никто не равен,
И рев один его на всех наводит страх,
        Но будущее кто угадывать возьмется –
Как знать? кому в ком нужда доведется?
        И как я ни мала кажусь,
А, может быть, подчас тебе и пригожусь».
«Ты! – вскрикнул Лев. – Ты, жалкое созданье!
                    За эти дерзкие слова
            Ты стоишь смерти в наказанье.
                    Прочь, прочь отсель, пока жива, –
            Иль твоего не будет праху».
Тут Мышка бедная, не вспомняся от страху,
Со всех пустилась ног – простыл ее и след.
Льву даром не прошла, однако ж, гордость эта:
Отправяся искать добычи на обед,
                Попался он в тенета.
Без пользы сила в нем, напрасен рев и стон,
                Как он ни рвался, ни метался,
        Но все добычею охотника остался,
И в клетке на показ народу увезен.
Про Мышку бедную тут поздно вспомнил он,
                Что бы помочь она ему сумела,
        Что сеть бы от ее зубов не уцелела
        И что его своя кичливость съела.

                Читатель, истину любя,
Примолвлю к басне я, и то не от себя –
        Не попусту в народе говорится:
        Не плюй в колодец, пригодится
                Воды напиться.

            Однажды Голубь молодой
                    В полуденный палящий зной
            Слетел к ручью воды напиться;
Но только что успел он наклониться,
                    Как видит, Муравей,
Сорвавшись с стебелька, что над водой качался,
                    Упал в ручей.
Бедняжка на воде из сил уж выбивался;
Он тут бы и погиб, но добрый Голубок
            Ему в лихой беде помог:
Сорвав побег травы, он плотик безопасный
Устроил Муравью, и спасся так несчастный.
Минуты не прошло, как вдруг на бережке
        С ружьем босой бродяга появился,
Увидел Голубя, добычею прельстился –
        И уж возмнил ее в своем мешке.
Но Муравей тут вмиг на выручку явился:
        Бродягу он всей пастью в пятку укусил;
Тот вскрикнул и ружье от боли опустил;
А Голубь, увидав опасного соседа,
Взлетел – и наш стрелок остался без обеда.

Упал на дно колодца Астролог.
        И многие над ним глумились, со словами:
– Глупец, ты у себя не видел под ногами,
Так что ж над головой ты в небе видеть мог?

            В подобном приключенье
Для множества людей таится поученье.
            Меж ними мало есть таких,
            Которые бы зачастую
            В сердцах не тешились своих
И не лелеяли о том мечту пустую,
        Что смертному, чей взор духовный слеп,
            Открыта книга вечная судеб.
                Но что ж иное книга эта,
Гомером и его ближайшими воспета,
            Когда не то, что Случай или Рок

Звалося в древности, у нас же – Провиденье?
            А Случая возможно ль изученье?
И если б кто-нибудь его предвидеть мог,
            Судьбою, Роком, Случаем едва ли
                Его бы в мире называли;
А что касается святых путей Того,
Кто без намеренья не создал ничего, –
Кто может видеть их и в них читать, помимо
                Владыки Самого,

Чья воля высшая для нас непостижима?
Ужели на челе сияющих светил
Рукой Божественной все то Он начертил,
            Что тьма времен окутала покровом?
И что за польза нам была бы в знанье новом?
Дать пищу для умов служителей наук?
Искать спасения от неизбежных мук?
Но даже счастие предвиденное – сладость
Утратило б свою, и превратилась радость
В унынье прежде, чем вкусили б мы ее.
            К такому знанию стремленье –
        Ошибка, нет, скорее – преступленье.
Свершает рой светил движение свое,
И солнце каждый день восходит над землею,
                Сменяя тьму с ночною мглою;
Но заключение из этого одно
                Выводим мы – такого рода:
Светить и согревать светило дня должно,
И править сменою времен различных года,
            Оказывать влиянье на тела,
            И жизнь давать посевам без числа.
            В порядке стройном во вселенной
        Все чередой проходит неизменной.
Что в этом общего с изменчивой судьбой?
Вы, составлявшие обманно гороскопы!
        Покиньте двор правителей Европы,
Да и алхимиков возьмите всех с собой…
Не больше веры вам, чем этим шарлатанам!

            Но, негодуя пред обманом,
Отвлекся в сторону, отчасти без нужды,
От астролога я, хлебнувшего воды.
            Является живым примером
Он тех, которые, гонясь вослед химерам,
Не видят пред собой действительной беды.

Раз Заяц размышлял в укромном уголке
    (В укромных уголках нет лучше развлеченья);
    Томился Зайчик наш в тоске –
    Печальны и робки все зайцы от рожденья.
«Ах, – думал он, – кто так пуглив, как я,
    Тому на свете нет житья!
    Спокойно не проглотишь и кусочка,
    Ничто не радует, беды отвсюду ждешь,
Трясешься день, без сна проходит ночка, –
            И так весь век живешь…
– Зачем же, – скажут, – ты так мечешься тревожно? –

    Да разве страх осилить можно?
    Кто что ни говори, а я уверен в том,
    Что даже людям он знаком».
Так Заяц размышлял, но размышлял с оглядкой.
    Опасность чуял он со всех сторон;
Чуть листик шелохнет, чуть тень мелькнет, – и он
            Уж трясся лихорадкой…
                Вдруг наш зверек,
        Среди своих печальных размышлений,
Услышал легкий шум… Без долгих рассуждений
    Что было мочи он пустился наутек.
    Не чуя ног бежит – и добежал до пруда.
    Что ж видит он? О чудо!..
Лягушки от него к воде скорей бегут,
Лягушек дрожь берет, Лягушки скачут в пруд.
«О-го! – промолвил он, – как пригляжуся,
            Так в этой стороне
        Таким же, как другие мне,
        И сам я кой-кому кажуся.
        Должно быть, я не так уж плох,
        Коль мог произвести такой переполох.
Как! я один сумел повергнуть их в смятенье!
            Им чудится во мне
            Призыв к войне!»
Да, для меня теперь уж нет сомненья:
    Как ты ни будь труслив, найдется наконец
    Тот, перед кем и ты окажешься храбрец.

На ветке дерева сидел, как часовой,
            Петух лукавый лет почтенных.
И молвила Лиса, смягчая голос свой:
    «Брат! Из источников я знаю несомненных:
        Мир заключен меж нами навсегда.
            Тебе об этом объявляю
                И от души
        Тебя обнять на радостях желаю.
Не медли и ко мне спуститься поспеши.
            Сегодня каждый миг мне дорог:
            Ведь сделать я должна миль сорок.
        Итак, боязнь отныне отложи,
        Свершай свои обычные занятья;
Тебе и всем твоим поможем мы, как братья.
В честь мира мы зажжем сегодня же огни.
            Приди скорей в мои объятья!»

«Сестра, – сказал Петух, – ты не могла принесть
        Мне лучшую, желаннейшую весть,
                И от тебя сугубо
                Ее мне слышать любо.
        Но вот борзых я вижу двух,
        Они во весь несутся дух, –
Их, верно, шлют о мире к нам гонцами;
Я с дерева сойду сейчас же к ним,
И вчетвером союз объятьем закрепим».

    «Нет, озабочена я дальними концами, –
Лиса промолвила, – мне нынче недосуг:
        В другой раз мы порадуемся, друг».
        Так, в хитрости своей дав маху,
        Во весь опор Лиса пустилась в путь.
        Петух же про себя ее смеялся страху:
        Обманщика вдвойне приятно обмануть.

            Орел
    Из-под небес на стадо налетел
            И выхватил ягненка,
А Ворон молодой вблизи на то смотрел.
            Взманило это Вороненка,
Да только думает он так: «Уж брать, так брать,
            А то и когти что марать!
Бывают и орлы, как видно, плоховаты.
            Ну, только ль в стаде что ягняты?
                    Вот я как захочу
                            Да налечу,
Так царский подлинно кусочек подхвачу!»
            Тут Ворон поднялся над стадом,
            Окинул стадо жадным взглядом:
        Из множества ягнят, баранов и овец
Высматривал, сличал и выбрал наконец
                    Барана, да какого?
            Прежирного, прематерого,
Который доброму б и волку был в подъем.
            Изладясь, на него спустился
        И в шерсть ему, что силы есть, вцепился.
Тогда-то он узнал, что добычь не по нем.
    Что хуже и всего, так на баране том
        Тулуп такой был прекосматый,
        Густой, всклокоченный, хохлатый,
    Что из него когтей не вытеребил вон
                Затейник наш крылатый
И кончил подвиг тем, что сам попал в полон.
    С барана пастухи его чинненько сняли;
            А чтобы он не мог летать,
            Ему все крылья окорнали
            И детям отдали играть.

        Нередко у людей то ж самое бывает,
                    Коль мелкий плут
            Большому плуту подражает:
Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют.