Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

Кто-то ходит, кто-то плачет ночью.
Моет руки в росах, моет, обрезая травами.
Жалуется: «Никому больше не пришлось мое
сердце, никого больше не видят мои глаза, никто
больше не сожжет мое тело».
«Травы! ваши цветы над землею с ветра-
ми шепчутся, всем открыты, названные, извест-
ные».
«Не слыхали ль вы чего о Миле? Моей ясной, теп-
лой, единственной?»

Шепчутся травы, качаются; с другими лугами,
с хлебами переговариваются, советуются

Сосут молча землю, грозят пальцами небу
прозрачному.
Думают, перешоптываются, сговариваются,
как сказать, как открыть истину,
что давно могила выкопана, давно могила
засыпана, осталось пространство малое, где доски
прогнили – комочки земли осыпаются от ша-
гов человеческих, от громов небесных.

Ёкнуло что-то в земле и откликнулось.
Прошумела трава.
Веют крылья – ветры доносятся.
С пустыря, через колючие кустарники, кличет
мое сердце предчувствие в дали ночные – широкие.

Глазом озера смотрит ночь, шевелит губами –
лесами черными. В ее гортани страшное слово шеве-
лится:
Xha-a-ah-xha-с-с-смер-ерь –
Ахнула ночь, покатилась.
Око ночи в озеро-лужицу превратилось; пья-
ные губы ночные – в лес.
Очутился я под книгой небес, ее звездными
страницами,
где сосчитано истинное время,
остановлена единственная жизнь.
Весь пронизанный голубым светом, весь осы-
панный звездным снегом, стою я и вижу чудо
необычайное:
разбегаются холмистые леса, раскрываются
земные телеса, из могилы улыбается лицом – милое,
знакомое – неподвижной, застывшей улыбкой.

Покорно мокнет лес. Ни вскриков, ни ропта-
нья. Ночь барабанит дождиком в окно. Замолкли мыс-
ли, чувства и желанья. И глухо, и темно.
В постели тяжело вздыхает кто-то, слезы
заглушая, и тишина стоит над ним немая.
Выходит маленький мохнатый домовой.
Он в печке спал и весь покрыт золой. Он зас-
панные глазки трет, сокрыв зевоту, и прини-
мается лениво за «работу». Лампадку осмотрев,
крадется вдоль стены и пробует все щелки, и
бормочет – он с ветром говорит: «Пой песни,
пой, смотри!» но ветер петь сегодня их не хочет.
В углу дрожит паук и шепчут на плите, усами
поводя, большие тараканы. Хозяйство велико, а
времена не те: стар домовой, и клонят снов дурманы.
Стучится дождь в окно. В постели тяжело
вздыхает кто-то. Кто же там вздыхает? Под-
крался домовой и смотрит на лицо, и сам ук-
радкой слезы утирает. Ах, тяжело быть добрым
домовым! И бережно он сон в глаза вдувает; вниматель-
но глядит, мигая, недвижим, и так же бе-
режно отходит и... зевает. Пора и отдохнуть. В
духовку он глядит; залез в нее и долго там мол-
чит – остаток щей и каши доедает. Выходит,
на груди потоки жирных щей, их утирает лапкою
своей; почесываясь, в печку залезает. В золе, прижав-
шися к поющему коту, в мохнатую ныряет пусто-
ту. Сон приближается, щекочет и ласкает, и кло-
нит голову... и вдруг!– шалун – пугает... и вновь
плетет блестящую мечту.

Дай мне спокойствие, отняв чтó я люблю;
дай видеть радость солнца золотого; дай ве-
рить мне, что дней не посрамлю: не совершу
ни дерзкого, ни злого.

Ты знаешь, ночь, я иногда мечтаю:
взять только палку – ветку из плетня и все
идти, следа не оставляя и не считая тающего
дня. Так проходить поля, деревни, реки; глядеть,
как пашут, плачут и живут; и где-нибудь в
тиши немой просеки найти случайный вре-
менный приют. Среди берез, совместных с тон-
ким кленом, спать и не знать людских прос-
тых забот; спать и гадать по дальним перез-
вонам, который ближе празднует приход.
Я сделан так, что мне не надо дома, ни
беспокойных радостей земных. В них доля сча-
стья очень невесома, печали тленной слиш-
ком много в них.

Впилися свечи в ночь дрожащим жалом,
ожили в книге толпы ветхих слов.
Зачем же я над книгой жестом вялым все
не протру стекла моих очков?
Зачем вокруг невидимо толпятся, кого свеча
ужалить не вольна, с кем я хочу глухой борьбой
сражаться, с кем борются святые письмена?

Хранитель ангел, гнев, плененный ими, гнев
против них же ты вооружи; руками твердыми,
руками неземными в защиту меч горящий обнажи!
Но ангелы стоят, сложили руки, и взгляды
их склоненные бледней и не встречают полных
злобной муки из тьмы горящих бешеных очей.

Во сне я видел храм многоколонный, гигант
в куреньях развалился в нем.
Привлек меня рукою непреклонной, и были мы
в безмолвии вдвоем.
Он прижимал меня к груди широкой, пустой
и жесткой, плоской, как доска.
Впилась в объятьях грубо и жестоко в мой бок
его костлявая рука.
Я вырывался в охватившей дрожи. Тогда меня
он начал щекотать.
И я кричал: «Что делаешь ты, боже!» И мне
сказали: «Это – благодать».
Потом, в углу прижавшись, я глазами сле-
дил за ним сквозь тканый круг свечей.
Из губ его выпихивало пламя и вылетали
искры из ушей.

Себя испытывать опасно и напрасно: чтó
пользы знать бессилие свое!
Так пали верные в борьбе любви – несчастно.
Так пали храбрые, переломив копье.
Пока еще считает кто-то время моих
безмолвных и напрасных дней, посею я души
смирëнной семя в слепое лоно плоское полей.
Судьба моя, я знал, необычайна, что я как
гром для душной тишины, но подошла ко мне
простая тайна холодной жизни – силы прочтены.
Вот где-то здесь на пустыре, заросшем
травою сорной, липкой беленой, оставлю скоро тело
недоросшим до первого свидания с Тобой.

Я видел сон волнующий и странный, и голос
мне звучал из тишины: он обещал в черте вре-
мен туманной, в толпе людей прекрасный
взор жены.
С тех пор, лишь встанет день златоволо-
сый и станет росы в поле собирать, я ухожу
украдкой на откосы по облакам о жданной
погадать.
И лишь распустит ночь густые косы, точь-
в-точь как ночи прошлых долгих лет, снам
задаю я странные вопросы: зачем жены обе-
щанной все нет?

По твоему печальному завету спустился я
в тоске молитвы с гор, чтобы искать любовь
свою по свету – и я ищу внизу ее с тех пор.
Мне видятся в туманной веренице – ла-
дони девичьи и нежные глаза,
мне слышатся весны – которой?– птицы, стра-
ны какой-то первая гроза.
Зачем в окне звезда сквозь сон мерцает?
пылятся книги в полках на стене?–
Зачем слова лучами звезд сияют, и книга книг,
она раскрыта мне!
Вот этот миг, преподанный от Бога, то-
бой как семя в сердце заронен.
Здесь разветвилась темная дорога, распутье
скрылось дремлющих времен.

Звук облаков, когда они толпятся, сочатся
звонким медленным дождем –
мне от него ни спать, ни оторваться моим
несчастным несравненным днем.
Я слышу капель звучное паденье; я, как рас-
тенье, влагу жадно пью; дробящееся в каплях отра-
женье, как откровенье, на сердце коплю.