Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

Все обращаясь быстро на вос-
ход, земля летит бесцельная вперед.
Я – в прежнем мехе мед про-
зрачный новый, я здесь сижу,
я жду твоих шагов.
Что ты не скажешь больше
мне ни слова – я не слыхал дав-
но... звучащих слов.
Пойму ли я всю красоту мол-
чанья, когда в тиши звучат
его шаги и улетают быстрые
желанья, и замыкают отзвук
их – круги?.. Когда покой на
лоб усталый дует, и посте-
пенно в медленной груди смол-
кает стук...
Теперь ко мне приди, взгля-
ни в глаза.

По лугам, по пустырям: разные
травы от ветра мотаются, ка-
чаются, дрожат, шевелятся. Ост-
рые – шершавые пригибаются.
Коварные – ползучие,
точечки – сережки – кружевные
дрожат, перепонки колючие та-
тарника шевелятся.
Разорвалось небо огненное, за-
нялись руна облачков – бежит
объятое пламенем стадо, клочки
шерсти разлетаются горя – на
луга, на покосы.
Две слезинки – две звездочки
копятся, загораются, стекают
по матовой коже неба.
Страсть у дня вся выпита,
разжимаются руки сквозистые,
руки – белые облачки; опадают
вдоль лесов, вдоль покосов.

«Травы! Росы! На пустыре, из
колючих татарников не стыдно
мне подглядывать ласки заре-
вые земные-небесные. Мне обидно,
жутко, зáвидно.
«Росы! Травы! мои следы целу-
ете! Мне одиноко!»

Кто-то ходит, кто-то плачет
ночью.
Моет руки в росах, моет, об-
резая травами.
Жалуется: «Никому больше не
пришлось мое серце, никого боль-
ше не видят мои глаза, никто
больше не сожжет мое тело.
«Травы! ваши цветы над зем-
лею с ветрами шепчутся, всем
открыты, названные, известные.
«Не слыхали вы чего о Миле?
моей ясной, теплой, единственной?»

Шепчутся травы, качаются; с
другими лугами, с хлебами
переговариваются, советуются.
Сосут молча землю, грозят паль-
цами небу прозрачному.
Думают, перешоптываются,
сговариваются, как сказать, как
открыть истину,
что давно могила выкопа-
на, давно могила засыпана, ос-
талось пространство малое, где
доски прогнили – комочки зем-
ли осыпаются от шагов чело-
веческих, от громов небесных.

Ëкнуло что-то в земле и от-
кликнулось.
Прошумела трава.
Веют крылья – ветры доносятся.
С пустыря через колючие заро-
сли кличет мое серце предчув-
ствие в дали ночные – глубокие.

Свищет ветер в ложбину, как
в дудочку, зазывает печали,
развевает из памяти дни оди-
нокие, высвистывает.
Черной птицей несут крылья
воздушные, вертят Мишу по полю – полю
ночному – серому.
Глазом озера смотрит ночь, ше-
велит губами – лесами черны-
ми. В ее гортани страшное сло-
во шевелится:
Xha-a-ah-xha-с-с-сме-ерь –

Ахнула ночь, покатилась.
Око ночи в озеро-лужицу прев-
ратилось, пьяные губы ночные –
– в лес.
Очутился я под книгой небес,
ее звездными страницами,
где сосчитано истинное время,
установлена единственная жизнь.
Две слезинки навернулись.
Звезды лучиками протянулись –
– посыпались серебряным дождем.
Весь пронизанный голубым све-
том, весь осыпанный звездным
снегом, стою я и вижу чудо нео-
бычное:
разбегаются холмистые леса, рас-
крываются земные телеса, из
могилы улыбается лицо – ми-
лое, знакомое – неподвижной
застывшей улыбкой...

Лечь на траву, отдать себя
ласканьям – пусть облака скло-
няют к лесу путь, пусть при-
ближают медленным касаньем
и поцелуем в дышащую грудь!
Пусть пьют меня в медлитель-
ном восторге поля зеленые и го-
лубой простор.
Последний крик язык тьмой
исторгни, чтоб навсегда замол-
кнуть с этих пор!

Звук облаков, когда они тол-
пятся, сочатся звонким медлен-
ным дождем –
мне от него ни спать, ни отор-
ваться моим несчастным несрав-
ненным днем.
Я слышу капель звучное паде-
нье; я, как растенье, влагу жадно
пью, дробящееся в каплях Отра-
женье, как откровенье, в серце
я коплю.

Я видел радугу, горящую цве-
тами, когда в полях омытых дождь
прошол.
Я видел радугу плененными
глазами, уставшими от вида
рек и сел.
И вдруг под нею вспыхнуло сия-
нье до черных пашен – выгнутой
дуги,
и видел я: крылатые созданья там
замыкали светлые круги.
Не долетала песня их святая и
перед ними не было меня: меня прон-
зили краски дня, сгорая, и раст-
ворили (воздух и земля).

Размеренно сгибаться и качаться,
и видеть тело гибкое (свое)! По-
том в реке так весело плес-
каться, лежать на сонце жгучем
хорошо.
Меня качают целый день ка-
чели: Ты их толкаешь сильною
рукой.
Мне целый день вчерашний
птицы пели, простор к ногам
катился золотой.
Я отдыхал вчера от громкой
песни, чужие песни слушал я
вчера,
и с каждым разом слаще и чу-
десней становятся мне дни и
вечера.

Над нами небо, небо под ногами,
на грани их бесшумный чолн скользит.
Два сонца смотрят яркими гла-
зами, как облаками легкий челн
повит.
В том мире сказочном, в кото-
рый мы попали, (тень двойни-
ком дрожит в кругах весла).
И мы летим в невидимые да-
ли, как тонкая поющая стрела.
Бьют крыльями дрожа вокруг
стрекозы, плывет кувшинки
сорванный цветок.
Ленивые медлительные позы твер-
жу сквозь сон, как заданный урок.
Сюда выходят ветру отда-
ваться, в воде плескаться толпы
белых жон, когда на дне жем-
чужины искрятся и зноем сонца
город опьянен.
Когда же мы проплыли хорово-
ды, приветствуя в заре луны
восход, зеленый остров, увенчав-
ший воды, нам открывает свет-
лый поворот.

Там, обнажонные обвившись ви-
ноградом, за облаком ползущим мы
следим в своих мечтах и снах
безмолвных рядом, пока наш день
развеется как дым.
И лишь когда плывут толпясь
из дали навстречу лодки города
дома, что в глубине прочли и
угадали – рассказы наши слышит
полутьма.
Он поверяет мне: «Я плыл
недавно и к острову зеленому при-
плыл. На острове так было ночью
славно, что у него я челн оста-
новил. У ног ветлы я сел тогда
устало; на блик зари, на лик лу-
ны смотрел; и все в ином казаться
свете стало, иной струной мне
вечер зазвенел.
«Луна застывшая зарей неопа-
лима, высокий берег в мертвых
ласках дня... как мыльный ра-
дужный пузырь, поплыло мимо, что
окружало в этот час меня. И вот
играя синими цветами, он лопнул –
этот шар, плывущий вдаль, и
скрылся мир с бесцветными но-
чами, с лучами дней несущими
печаль... И было время мира быс-
тротечно, когда очнулся я шум-
ливым днем. Я был готов там
оставаться вечно, на острове (зе-
леном) и пустом. Я красок дня
еще теперь не вижу (мои глаза
еще оскоплены), и если был когда
я к счастью ближе, так это
в те безвестные часы»...
И он вонзил весло во дно речное;
покорный чолн бесшумно нас ка-
чал.
С движеньем каждым к нам
лицо ночное неотвратимо город
приближал.