Валериан Бородаевский - Посох в цвету: Собрание стихотворений

О новом смертнике мы слышим каждый день,
И каждый день уму вопросы ставит.
Уж смерти не страшит таинственная сень,
И, мнится, правильно наш перевозчик правит.

Бодрись, мой дух. Будь легок, как олень,
Беги к тому, чье имя солнце славит.
Пусть в шлаки темные тоску мою и лень
Высокий Параклет в каленом горне плавит.

О, други близкие, вы слышите ли гром,
И гнева ярого вы видите ли чаши?
Вопросы крайние поставлены ребром.

Для истины сердца зажгло ли ваши?
И мудрость вещую отвергнете ль теперь,
Когда безумствует в своем бессилье зверь?

Мои часы ведутся без ошибки,
Мой жребий вынут – я не тороплюсь.
В перстах Твоих лозой хочу быть гибкой
И слышу голос Твой: «Дерзай, не трусь».

В саду любви благоухают липки.
С цветка к цветку я, как пчела, несусь;
Я верю, Ты простишь мои ошибки,
Когда Тебе, Единому, молюсь.

Ты без меня детей моих научишь
Прекрасному, как ты учил меня…
Быть может, ты темницей только шутишь,

И я, бубенчиком моим звеня,
Пасусь, как мул, в репьях и без поклажи,
Беспечный мул, простой, ленивый даже.

Ты пишешь и слезу роняешь на листок.
Зачем ты здесь? Бежал от пули и штыка.
О хате и земле сожгла тебя тоска,
И ты ушел в кусты и скрылся, как сверчок.

Не вышло – не того… И строгий человек
В разлатом галифе накрыл – и цап-царап!
Теперь сиди и плачь… И слезы кап, кап, кап…
Бумага смокла вся. Утешься: не навек.

Плечами богатырь. Румян, как маков цвет,
Стыдлив, как девушка… Ты – подлинно герой
И вместе дезертир с поникшей головой.
Как мне понять тебя? Поведай свой секрет?

Устал от крови ты… Ты лил ее весь год.
Сначала с радостью. Потом – потом привык.
Но вот в печальный день вдруг поскользнулся штык,
Ты потянул назад, назад, а не вперед.

Ты не боялся, нет, но убивать устал.
Душа остынула… Довольно, дайте срок…
Теперь сиди в тюрьме, плененный голубок,
И всё, и кончено… Письмо ты дописал?

Жизнь сердца жаждет вечной перемены;
Я вновь пришел к тебе, мой мертвый дом.
Вновь посмотрел извне на те же стены
И видел часового под ружьем.

Играет изморозь по стенам; воздух ясен –
И пламенеет солнце на штыке.
Вот я гляжу, спокоен и бесстрастен,
А люди там – в уныньи и тоске.

Вокруг тюрьмы блуждаю наудачу.
И мнится мне, что тайну я открыл:
Простор полей я чувствую иначе
И белый снег по-новому мне мил.

Он с нами жил и ждал суда в смятеньи,
А в сердце тьма вросла, как черный цвет.
Нам слышались в ночи то стоны, то хрипенье
Души растерзанной, не верящей в рассвет.

Он ждал суда, но смерть впитал заране;
В прощальный час дрожал, как зябкий лист,
И бросился в петлю, избрав крючок в чулане,
Толкнул ногой скамью, мотнулся и повис.

А утром мы веревку разделили,
Бранили глупого: куда, зачем спешил?
А как и где его похоронили,
Не знаю, не слыхал, и звать как — позабыл.

Безумный ты, мудрец ли, я не знаю;
Я знаю, ты ушел туда, где нас мудрей.
Вслед за тобой душою я блуждаю
Сквозь сумерки торжественных зыбей.

От смерти в смерть уйти! Бежать от смерти лютой
В объятья смерти нежной, как сестра.
Приять венец, дарованный минутой,
Услышать зов: «Приди. Я жду… Пора».

Мы поутру в чека от таинства ночного
Несем на братский суд видения и сны.
Тот видел паровоз, а тот барана злого,
Та – жутко-алый луч, а этот – сук сосны.

И серый старичок, болезнью изнуренный,
В провидцы чуткие внезапно обратясь,
Толкует медленно: «К добру, когда зеленый».
«Ждет оправдание». «Твоя к тебе придет».

«Яйцо мерещилось как будто бы большое», –
Продребезжал чуть слышный голосок.
«Яйцо? К слезам всё круглое такое».
«Хлеб видела? Дождешься, верь, дай срок».

Мы здесь вповалку все… Но трепет жизни тайной
Струится над челом измученных людей,
И рок божественный, извечный, неслучайный
Сердец касается крылом летучих фей.

Ваш дом уютный на Веселой
Я так любил… Он и теперь
Манит меня в мой час тяжелый
Прийти и постучаться в дверь.

На этот стук Андрей ваш верный
Свой лик святителя являл;
Карат бросался, пес примерный,
И, пристыженный, отступал.

И я входил, и сладко было
Пройти через Фемидин зал
Туда, где Маша стол накрыла
И ярко самовар сиял.

Я заходил к вам за улыбкой,
За словом дружеским, за тем,
Чтобы развеять сумрак зыбкий
Ненужных дум, померкших тем…

Старик с горящими глазами
Гремел перунами порой
И вдохновенными словами
Нас звал – подняться над собой.

А вы, склонясь за самоваром,
Грозу улыбкой победив,
Нас приобщали к лучшим чарам,
И знали мы, чем смертный жив.

Вот деспот дома, крошка Лида,
Мелькнет, как мышка, у стола,
И дед забудет Аристида,
И розой мама расцвела…
………………………………….

Я сердце отдаю надежде,
А рок насуплен и сердит.
Издалека меня манит
Ваш дом покинутый – как прежде.

Ты умер как герой, и, верю, умер светел.
Твой мощный дух умел благоговеть;
На зов Отца ты, просияв, ответил
И сбросил плоть, как порванную сеть.

Ты был нам колокол, порою лишь будильник,
И раздражал ленивых и слепых.
Мы от тебя, как дети, уходили,
Когда ты звал – и близких, и чужих;

Ты звал нас всех к неугасимым светам,
Ты крестоносцев видеть в нас хотел;
Ты был пророком, мистом и поэтом,
Томить сердца – тебе был дан удел.

Тобою мир постигнут был глубоко,
А сам ты был, как лев, неукротим.
Теперь закрылось пламенное око.
Дух отлетел… Склонимся перед ним.

В дали веков у склонов Этны жгучей
Великий Эмпедокл учил людей
И в кратер бросился навстречу жизни лучшей
В объятья очистительных огней.

Хлеб огненный, наследие Сатурна,
Вкусил мудрец, когда к богам пришел.
Кто говорит, что поступает дурно,
Раскрыв крыло, взлетающий орел?

Твой жребий был таким. Не умирают боги,
А только шествуют свободно сквозь миры, –
И, верно, для тебя открылись те чертоги,
Где ждут тебя товарищи игры.

На нашем языке пусть ты – самоубийца,
Пусть в этом слове жесткий слышен суд:
Так вырвется из тяжких туч зарница
И, хмурясь, тучи медленно плывут.

Ты рождена голубкой нежной;
Тебе – страдать, тебе – терпеть!
В познании, что скорбь безбрежна,
Земную тягу одолеть.

Любовь твою ищи расширить
И охватить душою смерть;
Идти за тем, кто в дольнем мире
Голгофой озаряет твердь.

Принять суровый символ жизни,
Не устрашиться до конца
И к пламенеющей отчизне
Смиренно проводить отца.