Юрий Верховский - Струны: Собрание сочинений

Тени ночные, в вас тайны созвучья;
Образы дня – вы понятны, как рифмы.
Ночью земля и прекрасней, и лучше;
Грезы – над миром парящие нимфы –
Вьются туманами,
Звуками стелятся –
Смутными чарами,
Полными шелеста.

За деревьями – плачущий месяц,
За туманами – нежная даль,
А в душе – властно-нежащих песен
Безмятежно-жемчужная гладь…
Мир проснется с рыданьем
Под лучами суровыми,
Золотыми цепями
Рассвета окованный.

Светит месяц,
Кричит коростель,
Липы цветут;
Тишина с ее звуками
Дышит прохладой душистой
Из сада в окно.
На небе, чуть-чуть серебристом
От лунного света,
Яркие – темные контуры лип.
Стоят они тесно, сливаясь, –
Недвижно-живые –
И внемлют молчанию ночи,
Приявшему звуки в себя:
И дальней мельницы шум,
И дыханье, и шорох,
И шепот сада…

Месяц мечтает,
Скрипит коростель,
Дышат цветущие липы.
За ними – за ночью
Нет мысли, нет жизни дыханья;
Всё жизнью ночи живет,
Всё созерцанья исполнено:
Месяц живет только светом своим,
Всю природу объемлющим,
Слившимся с нею.
Для темных лип
Светлое небо, и месяц,
И биение жизни вокруг –
Всё – для них и всё – перед ними,
Здесь, в этой ночи и в них.
А дальняя мельница
Слушает шум своих вод,
Слившийся с звуками ночи –
И живет: этой ночью – шумом своим.
Коростель, погруженный
В таинство ночи,
В звуках своих извивается
Перед собой – как и сад,
Вмещающий жизнь в своих звуках,
Тенях, ароматах;

Но и они, как и всё,
Сливаются с ночью единой.
За нею же нет ни мира, ни жизни.
Она – себя созерцает,
В ней – мысль, и трепет, и жизнь:
Светит месяц,
Кричит коростель,
Влажно-душистые липы цветут.

Как настанет ночь, всё звуков жду я,
Им навстречу ощупью бреду;
И они, сплетаясь и враждуя,
Говорят в струящемся бреду.

И безвольно душу я раскрою
Перед пышной плещущей игрой;
Дам скорей в себя вомчаться рою
Снов и грез – колдующей порой.

И живому чающему духу
Откровенья зиждущего жду;
И на радость алчущему слуху
Всё приму, ниспосланное уху,
Всё – как дар: и ласку, и вражду.

Над мирно угасшим закатом
За черной усталой водой –
Печален, и кроток, и бледен
Всплыл месяца серп молодой.

Я видел: над грустной землею
Он вдумчивым взором поник;
А в речке задумался кротко
Печальный и бледный двойник.

По топкому берегу шел я;
Казалось, мы были втроем:
Я, месяц на небе и месяц,
Качаемый темным ручьем.

А месяц с небес загляделся
Туда, где чернела река,
И видел меня – на болоте,
В воде – моего двойника.

Через лес заглохшей тропинкой
Один пробираюсь в темь.
А уж ночь скользит невидимкой,
Померк незаметно день.

Тишина трепещет невнятно,
И лес неподвижный жив,
И ветвей объятья прохладны,
И я погружаюсь в них.

А за мной, сквозь чащу мелькая,
Во храм потаенных снов,
Далеко алея как пламя,
Спешит запылавший бог.

Раз ночью я от снов моих проснулся
(Мне кажется, то было не во сне) –
И белый призрак подошел ко мне
И надо мною медленно нагнулся.

Он был знаком мне в странной новизне.
Я удивился, но не ужаснулся.
Он стал меня душить – я содрогнулся.
А он исчез, мелькнувши на стене.

И я томился долго. Что такое
Меня давило в образе родном,
Пока я мог забыться светлым сном?

Когда же будут прочтены в покое
Знакомой книги старые листы?
Меж двух миров воздвигнуты мосты.

Я видел сон: в пустом огромном зале
Ряд у стены вздымавшихся зеркал,
Как цепь светил, торжественно сверкал.
Я был один. Шум города всё дале –

И гул толпы, и грохот – ускользал.
А зеркала мой образ отражали –
Я в них читал волшебные скрижали,
И новой жизнью был мне чудный зал:

Так это – я? неведомый и странный,
Гляжусь, как в мир – огромный, многогранный…
Как на себя я дивно непохож!

Так это – я? и тут, с собою рядом
Вновь я гляжу – чужим и близким взглядом?..
Как холодна мне здешней жизни дрожь!

Дождь идет. Как черно за окном!
Хоть живет, спит давно старый дом.

Не уснуть. Как усну я с дождем?
Как-нибудь ночь одну переждем.

Что в окно там глядит он – старик?
Уж давно он кряхтит, я привык.

Я его ведь люблю; он – меня.
Ничего; не дремлю с ним ведь я.

Темнота. Тишина. Дождь идет.
Это – та; то – она; их полет.

Вот крылом здесь шуршат – возле, тут –
И кругом – и спешат, и живут.

И сюда уж ведет, старый вождь,
Как всегда, свой народ тихий дождь.

Вот из тьмы снова он заглянул.
Слышим мы словно стон, словно гул.

Всё идут. Тихий шум. Звук шагов.
Слышно тут много дум, тихих слов,

И вестей, и угроз, и мольбы,
Злых затей, тайных гроз и борьбы.

Тише всех о любви тут журчат…
Слабый смех улови… Чу!.. Молчат…

Всё молчит. Громом слов над толпой
Прозвучит властный зов… Тишь? Покой?

Тишина. Темнота. Их полет.
То – она; это – та. Дождь идет.

Дождь идет, и темно за окном.
Хоть живет, спит давно старый дом.

Рвется прочь сказка-ложь. Напролет
Ты всю ночь не уснешь. Дождь идет.

Посеребренный лук Диана
Высоко в небо подняла.
И стала девственно-светла
Засеребрившаяся мгла.
Кому же суждена стрела
Неистощимого колчана?

Не грудь могучего,
Не белый лебедь у фонтана,
Не кудри дуба – шлем титана,
Не томно-гибкая лиана, –
Мечта осенняя… Диана!
Ее разит твоя стрела.

Тесно сдвинут
Лабиринт.
Старый город,
Чем ты горд?

Меж гранитом
Строен ритм –
Подневолен
Шелест волн.

Парус плачет
Между мачт;
Путь наш долог –
Хмурый долг.

Камень-берег
Страсть отверг:
Тени носит
Черный мост.

В тьму низринут
Лабиринт.
Здесь не дорог
День – восторг.

Жизнь украсить –
И упасть:
Меряй взором
Хаос форм!

Черных масок
Темных ласк
Жди, растроган,
В пасти стогн!

Вьется, бурен,
Прах из урн.
Тусклый город,
Чем ты горд?