Василий Сумбатов - Прозрачная тьма: Собрание стихотворений

Старых собственных стихов
Ветхая тетрадь.
Запись юношеских снов
Сладко прочитать, –

В голом поле сжатых лет
Вдруг увидеть новь,
Черным вечером – рассвет,
В старости – любовь.

Прочитаешь, – пустота, –
Ни добра, ни зла,
Вся былая красота –
От костра зола.

Улыбаться был готов, –
Впору – зарыдать.
Старых собственных стихов
Лучше не читать.

Когда я время числил по стихам,
Отдавшись жизнерадостному ритму,
То были дни подобны ярким снам,
И сладость к радости спешила в рифму.

Но сбились с ритма, спутались стихи,
Как дни мои, текущие уныло,
И радости и сладости горьки,
И часто в рифму просится – могила.

Не ушло еще «вчера» от нас,
Как нежданно «завтра наступило,
А «сегодня» в черную могилу
Провалилось в неурочный час.

Жутко жить во время столкновенья
Будущего с прошлым, жутко знать,
Что ума людского достиженья
Начинают жизнь опережать.

Жду непонятного, страшного –
Что-то в природе – не то,
Нет равновесья всегдашнего,
Воздух какой-то пустой.

В небе драконы лиловые
Солнечный гасят задор,
И выползают всё новые
Из-за нахмуренных гор.

Ночь среди дня опускается,
Стерлись все тени во мгле,
Ветер стоит и шатается,
Будто привязан к земле.

Звери и птицы в молчании
Зорко глядят в полутьму, –
Видно, у всех – ожидание,
Страшно – не мне одному.

За багровеющей тучею
В небе не видно ни зги,
Чую беду неминучую,
Тяжкие слышу шаги.

Вот оно! Дрогнуло, охнуло,
Ветер сорвался, завыл,
Серыми липкими лохмами
Мглу затрепал, закрутил,

Почва колеблется волнами,
Сосны легли, как ковыль,
Молнии, молнии, молнии,
В воздухе грохот и пыль,

Мечутся птицы отчаянно…
Кто-то – безмерный, слепой –
Ходит походкой хозяина,
Крошит гранит под стопой…

В саду замел из-под кустов
Садовник-ветер в угол ворох
Опавших вялых лепестков,
И грустен их чуть слышный шорох.

В углу закончился их путь, –
Им через стену мотыльками
Не удалось перепорхнуть
И покружиться над полями.

Лежат увядшие, без сил,
Шуршат печально, будто просят…
С полсотни в горсть я захватил
И через стену перебросил.

На миг взметнулись и – легли, –
Им ветер не помог умчаться, –
В грязи дорожной и в пыли
Им суждено судьбой скончаться.

Стихов увядших лепестки
Бросаю через стену рока, –
Они бледны и не легки, –
Не улетят они далеко!

Дождь за окном развесил сети,
И ночь попалась, бьется в них,
И треплет сети зимний ветер,
Свистя на улицах пустых.

Боль всё сильней. Заснуть бы, что ли!
Не действует пирамидон,
И, как всегда, боится боли
И не приходит нужный сон.

Протискиваясь в щелку боком,
То завывая, то гудя,
Холодный ветер в стекла окон
Бросает пригоршни дождя.

От боли он меня, быть может,
Решил отвлечь, как верный друг,
Не понимая, как тревожит
Меня сегодня каждый звук.

Всё пуще он гудит и злится,
И не поймешь – он заодно
С дождем иль от него укрыться
Мечтает, растворив окно.

Но щель узка, и стекла прочны,
Крепки задвижки на окне.
Лети-ка мимо, гость полночный,-
Не до гостей сегодня мне.

Сжигающая боль в груди,
В глазах – мельканье белых крылий,
И чьи-то руки впереди
Из жизни дверь мне растворили.

За нею нет земных дорог,
Не знаю я – там сон иль бденье…
Как страшно перейти порог!
И что за ним? – полет? паденье?..

Ответов нет. А боль острей,
Метелью стали крыл мельканья…
О, поскорей бы, поскорей
Прервался ужас ожиданья!

Откройтесь, бездна или твердь,
Коль срок настал покинуть землю!
Я принял жизнь, приму и смерть,
Но страха смерти не приемлю!

На вздыбленных гористых далях,
Где мощь творения видна,
На белых снеговых скрижалях
Сияют солнца письмена.

Там – тишина, и нет движенья,
Прохладой дышащий покой,
А здесь внизу – людей круженье,
И нудный шум, и лютый зной.

Стоять бы так, любуясь дальной
Недостижимой красотой –
Не по-земному беспечальной,
Нечеловечески святой!

Туда не перекинешь моста,
А здесь жара язвит, гнетет,
И молишься по-детски просто,
Чтоб тучи скрыли небосвод.

И туча хмурится над долом,
Тень, вырастая, гасит зной,
И дождь стеклянным частоколом
Встает меж далями и мной.

Мир смотрит буднично и бедно
Через струистое стекло,
И вместе с солнцем с гор бесследно
Очарование ушло.

Как даль порой виденьями богата! –
Гиганта-города синеет силуэт
На золоте осеннего заката,
А знаю – города там никакого нет.

Там, – по словам старинного поэта, –
Лежит среди садов и вспаханных долин
Ребро из италийского скелета –
Отросток костяка скалистых Апеннин.

Ум знает, но у глаз – иное знанье, –
Для них сейчас не существует гор, –
Я четко вижу трубы, крыши, зданья,
Зубчатых башен ряд, и замок, и собор.

Поет под ветром телеграфный провод,
В огонь заката вдаль несут его столбы –
Быть может, в тот чудесный синий город,
Рожденный вне времен, безвестный для судьбы.

Летя в назначенной орбите
В замкнутом круге бытия,
В какой-то доле всех событий
Виновен, может быть, и я.

Быть может, все мои дыханья,
Поступки, взгляды, звуки слов –
Крупицы силы для созданья
И разрушения миров.

Переполняю я, быть может,
Росинкой малой силу ту,
Что в жизни всё родит и множит,
Что заполняет пустоту.

Не потому ль в житейской боли
Я духом вижу – как во сне, –
Что я – крупица вечной Воли,
Что в Боге – я, и Бог – во мне.

Бури ночные дневных величавей, –
Ближе душе они, телу – страшней,
Память в них есть о начале, – о яви,
Сгинувшей в бездне бесчисленных дней.

То, что знакомым, понятным казалось,
Ночью в грозу исчезает, как дым, –
Всё заполняет бушующий хаос,
Сами себя мы не видим за ним.

Ливень, и грохот, и тьма, и сверканье,
Вихрь, прижимающий небо к земле,
То возникают, то рушатся зданья
В дикой ревущей и пляшущей мгле.

Смешаны небо, и суша, и воды,
Плоть замерла, не живя, не дыша,
Будто – в порыве первичной свободы –
В родственный хаос умчалась душа.

Ни день со днем, ни с мигом миг не сходны, –
Те тяжелы, как ртуть, а те, как пар, легки,
Они прохожим уличным подобны,
И редки между ними двойники;

Но всё же есть они, – порой придет мгновенье,
Пережитое встарь, знакомое давно, –
И обстановка та, и то же настроенье,
И знаешь наперед, что принесет оно;

И всё случится так, как знаешь, так, как было,
Но боль былая больше не больна,
Но милое в былом – теперь не мило,
И радость прежняя скучна.