Людмила Кулагина - Под сенью осени
Всей пишущей братии
(включая и себя)
Вокзал бурлил. Ломались копья–шпаги.
Морали низвергалися посты.
Хватало эпатаций и отваги.
Плелись интриги, жглись мечты, мосты.
И пассажиры с шумом прибывали,
И каждый что–то силился сказать,
Но кроме «дыр–был–щил» и «абырвалга»
Почти что ничего не разобрать.
Пытался сей народец шустрый, взгальный
Во всём нелепом мельтешенье лет
Оставить на перроне привокзальном
Свой собственный, хоть и невнятный след.
И тóлпы прибывали–убывали,
И никогда вокзал не был пустой.
Но, кажется, за нас уж всё сказали
А.Пушкин, Чехов, Достоевский и Толстой.
Иметь или быть
Стремится тело к обладанью
Тем, что сулит нам радость мира,
Берём от жизни всё, как дань мы, –
От безделушек до кумира.
И не смущает наш рассудок,
Что всё вещественное тленно,
Что жизнь сама – всего лишь ссуда
Из банка щедрости вселенной.
И забываем ежечасно,
Что обладанье – преходяще.
В погоне за минутным счастьем
Мы счастья жизни не обрящем.
Так кóротко его мерцанье,
Что поглощается вещами.
Души призванье – созерцанье,
Что ничего не обещает,
Но в тишине ума и тела
Ты вдруг внезапно открываешь:
Всем тем, что обрести хотела,
Давно в душе ты обладаешь.
28 октября 2008 г.
Восьмая годовщина истекла.
Иду на кладбище могилкам поклониться.
Осенний день прозрачнее стекла.
Под небом дня – кресты, венкѝ и птицы.
Вороны и грачи слетелись на погост.
С крестов слетая, криком извещают:
Ещё один сей мир покинул гость,
Расставшись со страстями и с вещами.
А в церкви – запах ладана, свечей,
И тишина пред часом отпеванья.
Любовь и жалость льются из очей
Святых икон, дарýя упованье.
И вознеся молитву к небесам,
И дань отдав слезой любви–печали,
Припомнишь те минуты и места,
Где радость жизни с близкими встречали.
Настанет ночь. Но, нет, не мрак и стон
Земных утрат в тиши ночной приснится:
Три мотылька–душѝ слетят в мой сон,
Чтоб так утешно и светло со мной проститься.
А утром я смотрю – не насмотрюсь
На парк осенний, небо, рéку, землю…
И плачу от печали, и смеюсь,
И обречённость грусти–радости приемлю.
Дорóги надежд и иллюзий
Человечеством жизнь унавожена
Под надежды и зёрна мечты,
И дорог к ним бессчётно исхожено.
Глядь, по ним уже топчешься ты…
«Не жалею, не зову, не плачу…»
Не будем сожалеть о том, что не случилось:
В сей бренной жизни много не сбылось.
Но воздадим за то, что получилось,
За радость мира, где жилось–былось.
За всё Тебя благодарю, Создатель:
За мудрость промысла, за счастье и за боль,
За свет, обещанный моей последней дате,
За хлеб земли, земных страданий соль.
Благодарю. Прости же мне роптанье,
Когда злой сумрак затмевал зарю,
Когда сверх сил мне мнились испытанья;
Что выдержала их – благодарю.
В горниле бед, молю, дай крепость духа,
И в вере и в смиренье укрепи.
Пока земля не стала легче пуха,
Дай отрясти с душѝ грехи–репьи!
Пусть не сбылись земных надежд причуды,
И к Свету путь всё время путал бес,
Но жизнь – была, и это всё же чудо,
Хоть и грустнейшее из всех земных чудес.
Finita la…
А время бежит, всё куда–то бежит,
Летит за неделей неделя,
Дни жизни, как зёрна пшеницы иль ржи,
Всё мельницы времени мелют.
Ну, что ж, перемелется, – будет мукá,
С добавками счастья и мýки.
И чья–то безжалостно пишет рука
Последнюю сцену разлуки.
О, жизнь, твой почти что окончен спектакль.
Наряд снимем, траченный молью.
Простите, коль сыграно что–то не так, –
Мы были захвачены ролью.
И «быть иль не быть?» – нам уже не решать:
Ответ в Книге Сýдеб записан.
Ничто нам не может теперь помешать
Постичь млечный свет вечных истин.
Их смысл затемняла земли суета,
Гормоны, желанья, пристрастья…
Сценарий отыгран, пустеют места,
Мгновенье – и сцена погаснет.
Вчера у нас ещё было завтра
Ничего не вернуть из былого «вчера»:
Ни пушинки, ни взгляда, ни чувства.
Тенью прошлого грезят теперь вечера.
Жить без завтра сегодня учусь я.
Почему нам всё слаще из давности лет
Вспоминается детство под старость? –
Будто радости скрыт в нём заветный секрет,
Тайна счастья навеки осталась.
Тяжелее с годами нести будней груз,
И желаний так мало осталось,
И всё чаще приходят ко мне боль и грусть,
Одиночество, страх и усталость.
Праздник жизни порою звучит в голове
Отдалённым и смутным весельем.
Но огня нет в вине, пресноват «оливье»,
«Завтра» светит нам горьким похмельем…
Правда хорошо, а… дружба лучше
«Скажешь правду, потеряешь дружбу»
Как цéнен правды чистый свет!
Прозрачной истины сиянье –
Как бриллиант в огранке лет,
В котором отблеск Бога явлен.
Как мудрость жаждем обрести!
Как с лет младых нас змей познанья
Зовёт по дебрям дней брести,
Запретный плод вкушая знанья.
Настолько тот желанен плод,
Что нам не надо даже рая.
Наука жизни – соль и пот,
Но мы соль жизни выбираем.
Зачем покой не дóрог нам? –
Ведь счастье всё ж приятней знанья:
Дороже правды фимиам
Принятья, дружбы и признанья.
После житейских бурь
Стираются в памяти краски и лица,
Тускнеют события, дни,
Что повод давали смеяться иль злиться, –
Попробуй–ка их догони.
И в прошлое счастье гонцов засылая,
Напрасно надеешься вновь,
Что яркий костёр твоих чувств запылает,
Воскреснут надежда, любовь.
Все прошлые óбразы хрупки и лóмки, –
Рассыпался времени клей.
Остались в душе лишь обрывки, обломки
Мечты и надежд–кораблей.
Так нас потрепали житейские бури,
Так резок внезапный был шквал,
Где мы оказались по собственной дури,
Где дух перемен бушевал.
Нас выплюнул мир, как из чрева Иóну,
Помятого, нá берег кит,
Туда, где «дать дуба» ещё нет резону,
И жить вроде б как не с руки.
И тяготы жизни встречая с роптаньем, –
Не мать она, жизнь, а свекровь, –
Всё чаще ты прячешься в воспоминанья,
Где были надежда, любовь…
Но бледен любви полустёршийся áбрис,
Надежды размыт силуэт,
И прошлого счастья потрёпанный адрес
Покрыт серой плесенью лет.
Суета суéт и томление духа
Ноябрь. Девятый час. Уют постели.
И день не худший, только отчего ж
Томится дух, как бедный пленник в теле,
Стремится вон из тесных камер–кож?..
Что так тоскует он в своей темнице?
Зачем не дóрог утренний покой?
Взлететь пытается подрезанною птицей,
Но обречён невидимой рукой
На эту жизнь без солнца, без полёта,
Без воздуха свободы, без небес,
Где вечером вороний грай и клёкот
Итожит день пустых мечтаний «без».
– Чего тебе для счастья не хватает? –
Да, осень, дождь и тусклые цвета.
Но здесь никто, дружочек, не летает,
И суета суéт, конечно, суета…
Но ведь бывали дни, мой друг, бывали:
И дух парѝл и не томилась плоть…
– И что с того? «Парéнья» много ль дали?
Надежду дали б на свободу хоть
Временно. Но жизнь есть несвобода.
Свобода там, где смертная черта?..
Текут за днями дни, проходят годы.
Всё суета сует, всё – суета…
В ожидании счастья
Мы живём все от счастья до счастья,
Пусть хоть кратко, оно всё же – есть.
Терпим боль, огорченья, ненастья, –
Чтоб на краешек счастья присесть.
Нынче холод терплю в ожиданье
Чуть–чуть тёплых хотя б батарей.
Жду, что дочка ко мне на свиданье
Прилетит из–за дальних морей.
Жду, когда разберу в кухне угол,
Наведу в ней красу–лепоту.
Жду, чтоб стало в стране меньше пýгал,
И растил бы народ доброту.
Жду, когда Жириновский в эфире
Оппоненту даст слово сказать.
Жду, когда в своём старом сортире
Трубы–ржавь всё ж смогу поменять.
Жду дождей, чтоб грибом разродился
От жары обедневший им лес.
Жду, чтоб путь моей жизни продлился,
Не навлекши к себе гнев небес.
Жду, хочу, ожидаю, мечтаю,
И вверяю мечты свои дню.
Я хожу, свою жизнь сочиняя,
И – летаю, когда сочиню.
Последний сеанс