Наталия Андреева - Когда падают листья...
Обзор книги Наталия Андреева - Когда падают листья...
Андреева Наталия
Когда падают листья…
"…и когда очнется ото сна сын Проклятой, и поведет за собой армию — маленькую, но верную, и встретит ту, что заклята узами долга, и понесет ее Бремя, став с ним одним целым, и забудет самое себя, сберегая в руках Огонь Судеб — ненасытный и всепоглощающий; и когда возвысится он над всеми Странниками и Путниками, но станет ниже любого оборванного бродяги, когда придет в отчий дом, гордо подняв голову и преодолев вечный покой Осени, когда станет он с нею одним единым; когда среди всех Змеев и Фениксов возродится Чистая Сила — тогда прольется кровь. И да будет принесена жертва во Имя Всего — что было, что есть и чему только суждено случиться. И тогда звезды не погаснут трое суток, звуки век молчавшей цитры зазвучат над Миром, а Мир сохранит безмолвную память о нем. И да придет на царствие запах осенней черемухи…"
(Летописец Ионор, хранитель Знания, остров Яцир)
ГЛАВА 1
ЛИЦО ОСЕНИ
Семь бед — один ответ — Бога нет как нет,
Где на столе будет гроб, там на столе будет спирт.
Где за столом кто-то пьет, там под столом кто-то спит.
Где человеческий лом присыпан хлоркой и льдом —
Там я — рябиной за окном.
(с) Веня Д" ркин
Осень в этом году выдалась на диво теплой. Играл последними цветами игривый ветерок, ласково грело солнышко, а небо радовало глаз своей чистой непорочной голубизной, в которой лишь изредка проскальзывали седые перышки-облака, сиротами уплывающие к собратьям, на север. Птицы задерживались с перелетом в далекие южные страны, удивленно чирикая и потрескивая на ветках деревьев. Листья, вместо того, чтобы жухнуть и опадать, усердно принялись наливаться яркими, насыщенными красками, будто неизвестный художник в шутку прошелся широкой разноцветной кистью по хрупкому зеленому холсту, задумав дать жизнь всем самым немыслимым и неожиданным сочетаниям цветов.
Осень дышала и блаженно щурилась, как кошка на солнце, смешивая в палитре медовую акварель. Зеленый, серебристый, красный, желтый — лес; серый, коричневый, салатовый — дорога; синий, белый, голубой, прозрачно-хрустальный — небо, золотой — поле. Ведь если посмотреть внимательней, чем обычно, то это и есть жизнь: дорога, лес, поля да небо. Все дороги куда-то ведут, какими бы они ни были длинными, трудными или наоборот — короткими и счастливыми. Любой, даже самый большой лес где-нибудь уступит место полю. Но даже самое бескрайнее поле однажды соединится с небом, на горизонте. И лишь небо бесконечно! Оно прекрасно своей несокрушимой, терпкой красотой! В нем хочется раствориться, купаться, как в соленом море, и беспрерывно лететь, пока не сломаются крылья… Небо — самый опасный хищник, так думают люди. А на самом деле надо бояться Осени — той, что создала этот чарующий омут…
Хотя, если есть река, то почему бы не появиться русалкам?.. Ведь порой потерять себя оказывается не так страшно…
Конь, неспешно переставляющий золотисто-коричневые ноги, недовольно фыркнул: особенно наглый клещ укусил его в нос. Конь изнемогал. Ему хотелось, чтобы его расседлали, почистили и насыпали свежего овса… Конь искренне недоумевал, зачем хозяину пришлось тащиться в такую даль, да еще без должного отдыха.
Ездец, реагируя на недовольство животного машинально погладил его за правым ухом: ему были свойственны такие короткие и отрывистые ласки, и конь даже стал привыкать к ним, охотно подставляя голову под немного резкие движения грубой ладонью.
Черепица из обожженной глины на крыше постепенно сменилась на солому, в которой сразу же повадились делать серые бумажные коконы осы. Дома стали более приземистыми, светлыми и какими-то легкими. Как говорится: ближе к югу — меньше стен.
Любопытный лучик солнца, выбравшись на наезженный тракт из-за молодого кустика, озорно мазнул по лицу ездеца. Тот прищурился и, вынырнув из своих мыслей, уже осмысленно потрепал коня по холке.
— Потерпи еще пару побегов, Бронька. — вздохнул он (конь показал чудеса пластичности, повернув шею и скептически поглядев на хозяина: мол, молчал бы уж). — Скоро будем в веснице… Ай, проклятое солнце! И чего ему за тучами не сидится?
"Хоть бы одно облачко…" — с тоской думал он. — "Да чего уж там! Хотя бы половину…".
Ездецу, выходцу из северных земель, было жутко неуютно под палящими лучами стоящего в зените светила. Но кто озаботится мнением мерцернария на службе?.. Подписал контракт — изволь выполнять. Да даже если б и не подписывал: выбор-то не особо большой — либо на границу с Акиремой, либо снова на каторгу. А уж то, как ты будешь справляться, дело твое. Дали пять злотов, снабдили ржавым железом, торжественно вручили кучу трухлявого хлама, по какому-то недоразумению называющегося "формой" и отправили на границу — Родину защищать (мол, ты, сынок, избранный, должен отвоевать честь своей Отчизны).
"Было бы, — с тоской думал путник, — было бы, что отвоевывать".
Честно говоря, на Заросею с ее гниющей пышностью, "справедливой" кральской властью и крикливыми ярмарками ему было откровенно начхать с высокой званицы, и нанимался он лишь для того, чтобы хоть как-то сводить концы с концами — раньше. А сейчас — либо ты, либо тебя (ездец даже шею почесал — так явно ему привиделась пеньковая петля). Хотя, наверное, были и вещи, к которым и он не мог оставаться равнодушным. Особенного выводила из себя замаскированная, отдаленная на несколько сотен километров нищета: проезжая через очередную весницу он все больше и больше начинал чувствовать себя разряженным на Потеху гусем.
Веселые крики детей шумным ураганом ворвались в его мысли, заставляя поднять взгляд. Чумазые ребятишки, скинув одежду барахтались в грязной речушке. Их матери, стирающие неподалеку белье, грозно кричали на неразумных отпрысков: день Водославы остался далеко позади, и даже в такой мутной субстанции уже могли пошаливать ундины. Но дети, не чуя никакой опасности, продолжали бултыхаться в воде: тепло же!
Ездец завистливо вздохнул: он бы тоже не отказал себе в купании, но, дьябол побери всё и вся! Срочнику не положены такие изыски. Хотя, в другой раз путник плюнул бы на свое положение в придачу с косыми взглядами и устроил бы себе внеплановое плавание.
Конь, почуяв ухудшение настроя любимого хозяина, понуро фыркнул, обвел заросшее поле, простирающееся справа от тракта, унылым взглядом и побрел дальше. До ближайшей пограничной весницы оставалось не больше побега. Один побег. Всего побег. Еще целый побег…
Глаза заливал соленый пот, и ездец то и дело вытирал его рукой, на которой бегающий взгляд случайного зеваки смог бы заметить странный кожаный наладонник, крепившийся к кисти.
