Людмила Кулагина - Под сенью осени

Мы живём все от счастья до счастья,
Пусть хоть кратко, оно всё же – есть.
Терпим боль, огорченья, ненастья, –
Чтоб на краешек счастья присесть.

Нынче холод терплю в ожиданье
Чуть–чуть тёплых хотя б батарей.
Жду, что дочка ко мне на свиданье
Прилетит из–за дальних морей.

Жду, когда разберу в кухне угол,
Наведу в ней красу–лепоту.
Жду, чтоб стало в стране меньше пýгал,
И растил бы народ доброту.

Жду, когда Жириновский в эфире
Оппоненту даст слово сказать.
Жду, когда в своём старом сортире
Трубы–ржавь всё ж смогу поменять.

Жду дождей, чтоб грибом разродился
От жары обедневший им лес.
Жду, чтоб путь моей жизни продлился,
Не навлекши к себе гнев небес.

Жду, хочу, ожидаю, мечтаю,
И вверяю мечты свои дню.
Я хожу, свою жизнь сочиняя,
И – летаю, когда сочиню.

Сияло солнце в парке алой розой.
Искрился снег, в лучах его летя.
Пощипывал слегка лицо морозец.
А рядом вдруг расплакалось дитя.

Катились слёзки крупные, как жемчуг,
И мать дитя утешить не могла.
И плач ребёнка был горчее желчи,
И свет дневной был для него, что мгла.

О, как горькѝ и всё ж отрадны слёзы,
Когда тебе есть в жизни что терять,
Когда весь мир – виденья, сказки, грёзы,
И в нём спасительница – любящая мать.

Но вот за грёзой ты теряешь грёзу,
И мир вокруг – обыденней воды.
Звучат пророчества, таящие угрозу,
И нет уж тех, кто спас бы от беды.

А на ночь – фильм про драму жизни Кáллас[30] –
Про одиночество, про старость и про грусть, –
Про всё, что от триумфа дней осталось.
Да, собственно, и мне, как оглянусь.

Но снова ставишь на судьбы причуды! –
Знать, детство не вполне от нас ушло:
На Кáллас глядя, я ждала, что будет чудо.
Но чудо… чудо не произошло.

Мечтала с юности подругою быть гения,
Не для известности, почёта или благ,
Но для любви и бескорыстного служения.
И не пугал меня ни рай–шалаш и ни ГУЛАГ.

Влюбилась первый раз. Он был художник.
И просто Генкой был для нас. Имел талант.
Искусство было для него второю кожей.
Но ждал финал его, трагический, как Дант.

Предполагаемый попал в «психушку» гений.
И Генкой – «шизиком» остался навсегда.
Пропало даром всё – талант и гены,
К тому ж он не нуждался в моём «да».

Но мозг искал. Душа была готова
Верѝги с новым гением носить.
Пока же – старые меняла я подковы,
Телегу жизни чтоб тащить и выносить.

Как будто отвечая ожиданьям,
Послали новый небеса объект мечты,
Но были просто встречи с ним, а не свиданья.–
Он стал мне другом, но на «вы», а не на «ты».

Тянулись годы и заветный вензель
(Он А.V.E. был, надо ж так совпасть)
Мишенью стал дискуссий и претензий,
И заземлялся, и терял над сердцем власть.

Когда ушёл в миры иные друг–наставник
И он же – сердца поклонения предмет,
Оплакав и отпев, я распахнула ставни
Своей души для новых чувств и бед.

Господь послал мне по моим прошеньям
Того, кто по лесам со мной ходил,
Носил он тяжести и «славу поношенья», –
На тот момент он безработный гений был.

Так десять лет в любви и ссорах жили,
И ждали, что пробьёт наш звёздный час,
Но тут несчастья нас так плотно обложили,
Что мы уж думали, что и не будет нас.

Но выжили каким–то всё же чудом,
И нынче встретили ещё одну весну.
И я в стихах пою судьбы причуды,
И веря и не веря ей, как сну.

Меня ведёт Господь, я это знаю.
И умоляю лишь: не брось, не отлучи!
Я не виню судьбу, хотя была и злая, —
Ведь грели в ней меня любви лучи.

Теперь уж я не знаю, был ли гений
Хотя б один из тех, кто звался «мой герой».
Но внук растёт, не гения в нём гены.
Вот так причудлива бывает жизнь порой.

Мораль проста: не сотвори себе кумира.
Достался гений пусть другой, ты не тужи.
Ведь чтоб продлилась жизнь и пела лира,
Не гений рядом нужен, а – мужик.

Когда в квартире тихо и тепло,
А за окном – промозглое ненастье,
И сумрак смотрит в тусклое окно,
Люблю я вспоминать о прошлом счастье.

И это не любовь, и не успех,
Не вожделенные обновы и предметы,
Но лучшей нет мне изо всех утех, –
Ракушки собирать у моря летом.

То было море Франции – залив
Бискайский, и не море даже,
А океан, – от чаек пёстр, криклив,
И не ракушки там, а – «кокияжи».

Приносит их крутой волной прилив –
Глубинных вод сокровища и плёсов, –
На пляж, где еле виден порт вдали,
А рядом парк реликтов – древних сосен.

Вдоль берега – большие валуны,
Чтоб натиск отражать штормов, приливов,
С магнитной связанных душой Луны,
Напористых валов несуетливых.

Швырнув волну с дарами о валун,
Отхлынет океан, шипя и щерясь,
Разбив в жемчужную и хрупкую золу
Подарок вод и Посейдóна щедрый.

И успокоившись, отступит в даль и в синь,
Накапливая силы для порыва.
Земля и море, будто Ян и Инь,
«Воркуют» днями у скалистого обрыва.

Но не за этим только зрелищем хожу
На берег вод с надеждою я смутной:
В горé осколков часто нахожу
Ракушки целые – мёд радости минутной.

Я в груде битых раковин морских,
Покинутых отшельником–моллюском,
Ищу сокровища и собираю их –
Шедевры моря в черепках этрýсских[31].

У каждой – свой узор и завиток,
Неповторимы тон и гофрирóвка.
По телу пробегает счастья ток,
Когда ракушку откопаю ловко.

Попался «веер» и витой рожок,
«Бутон» цветка и Мумитрóлля «ýшко»,
«Тюрбан» и устричный колючий «башмачок»,
Рябая «спинка» маленькой лягушки.

Придя домой, я их прополощу
В большой лохани пресною водицей,
Тарелку из–под торта разыщу
И разложу сушить на солнце пиццей.

Их рёбра–грани луч позолотит
Оранжево–багряного заката:
Горит, переливается, блестит
Дар тьмы глубин под факелом Гекáты[32].

А утром встану, распахну окно
И соберу просохшие ракушки,
И выложу картину–полотно,
Учтя их форму, цвет, и завитушки:

Дно моря, сад и бабочек в саду,
Улитку на цветке, кота, совёнка…
Как славно, взрослую отбросив ерунду,
Побыть хоть чуть творцом миров–ребёнком.

Запах нектара, вкус мёда во рту.
Что–то с душою творится. –
Липы цветут! Это липы цветут!..
Или мне всё это снится?..

Воздух под липами свеж и душист, –
Пей из лазурной криницы. –
Льётся янтарный напиток души,
Райские свищут в ней птицы.

Липовый цвет: мириады огней –
Звёздочек стали светиться
В зелени нежной душистых аллей.
Пчёлы летят к ним и птицы.

Каждая звёздочка, как звездолёт,
В небо в закрылках стремится.
Ветер с собою в лазурь позовёт,
Кружит листочек, как птица.

Крýжится в памяти липовый цвет.
Как голове не кружѝться:
Лип в золотистом цвету уже нет,
Зёрна вобрали в себя звёздный свет.
Мне с сентябрём бы ужиться…

Когда мы были Ангелы, мы знали
Чужие души, страны, языки,
И тайну тайн – наследников Граáля[33],
Но – люди мы, и нам теперь близки

Дома–ячейки в выцветших обоях,
Машины, дачи, «баксы»[34], «крутизна»,
И новости последние, из коих
Мы узнаём: «пополнилась казна»,

«Тучнеет скот», и «расцветают нивы»,
И кто–то уж скопил свой миллиард.
Но в целом человек не стал счастливым,
И вряд ли счастлив даже «авангард».

И нам всегда нужна всего лишь малость,
Чтоб стать счастливым в жизни наконец:
Мешают нам болезни, бедность, старость,
Любовь неразделённая сердец.

И в поисках утраченного рая
Стремимся, кто в Тибет, кто на Балѝ.
Заветным мнится рай чужого края,
Но где же тот, кто рай познал Земли?..

Их нет средь нас, наследников Граáля.
Чужие манят, но обманут города.
Когда б мы были Ангелы, то знали:
Рай – в нашем сердце есть и был всегда.

Сколько потерь позади и утрат!
Сколько скорбей впереди ещё будет!
Где вы, мои мама, папа и брат?
Где ваши чувства и судьбы?..

Где отпечатан ваш жизненный путь? –
В сердце родных и знакомых?..
Память напрасно стремится вернуть
Вас и тепло ваших комнат.

Горе, вину, сожаленье и боль
Время, как водится, лечит,
Точит ткань смерти забвения моль,
Чтобы живым стало легче.

Но вдруг откроешь шкатулку, прочтёшь
Письма – посланья «оттуда»,
И на мгновенье от боли замрёшь, –
Господи, как станет худо!..

Сердце пронижет забытая боль, –
Будто не шли годы вовсе!
Письма, открытки их, словно пароль –
Пропуск в ту горькую осень…