Сергей Кречетов - Четыре туберозы

Дрогнула чуткая мгла.
Со старой башни
Кидают колокола
Зов всегдашний.

Белых птиц полоса
Вдоль тёмных склонов, —
Летят, подняв паруса,
Чёлны звонов.

Воздух в полях пустых
Дрожит, певучий,
Плывёт колокольный стих
Вместе с тучей.

Лесов пылающий наряд,
В осеннем золоте мой сад.
«Quand les lilas refleuriront,
Dans cette allée nous reviendrons»[105].

Так ты сказала, уходя.
Любовь — крылатое дитя.
Безумец тот, кто предан ей,
Но я был предан тем сильней.

И я твердил: кто любит, верь!
Пусть бьётся вьюга в нашу дверь,
Я каждый вечер буду рад
С надеждой провожать закат.

И тщетно в пляске круговой
Зима металась над землёй.
Под снежным саваном земли
Цветы мне счастье берегли.

Пришла весна. Цветёт сирень,
Томительно идёт мой день.
Всё ждёт тебя в моём саду,
И дни, и ночи — как в бреду.

И снова осень… Я один
Меж облетающих куртин.
«Quand les lilas refleuriront,
Dans cette allée nous reviendrons».

Меня боятся дети
И прочь бегут крича.
Поймёт ли кто на свете
Загадку палача?

Презревши жизни тину,
Храня любовь одну,
Люблю я гильотину,
Как верную жену.

Моей покорна власти,
Она моя всегда,
Превыше всякой страсти
Её стальное «да».

Казнённых мною лица
Мне помнятся едва.
Зачем же стала сниться
Одна мне голова?

Встают в час утра белый,
Сквозь сон моей тоски,
Коса, как колос спелый,
Глаза, как васильки.

Зовёт, молчит и манит…
И каплет, каплет кровь.
Ужели смерть обманет
Прозревшую любовь?

Наутро над собою
Обрушу за неё
Уверенной рукою
Тугое лезвиё.

И сталь со звоном ляжет,
Спокойна и светла,
И в смерти тесно свяжет,
Что в жизни развела.

Хорошо ль тебе, подруга?
Скрылись дальние огни,
Белой птицей вьётся вьюга,
В белом поле мы одни.

Всё забудь, что нам пророчат.
Где начала, где концы?
Верь тому, о чём рокочут,
Задыхаясь, бубенцы.

Крепче, ближе… Губы, губы…
Где-то в искрах облака.
Под мехами чёрной шубы
Обжигается рука.

Белых волн, во мглу летящих,
В небо бьётся торжество.
Кроме глаз, в глаза глядящих,
Никого и ничего.

В мире душно, в мире тесно,
Мира сломлен тонкий лёд.
Через вихри, через бездны
Тройка бешено несёт.

С мигом вечность обвенчалась.
Так… Ещё… Целуй больней.
Расступайся, древний Хаос,
Укачай своих детей.

Что я вижу? — Мшистые кочевья.
Что я слышу? — Рыканье медвежье.
Не звенит поутру песня девья,
Не скрипит весло у побережья.

Только гривы тёмных волн на море
Идут нескончаемым дозором,
Да в тумане багровеют зори,
Зажигают рёбра дальним горам.

Я один с рассвета до заката,
Я один с заката до рассвета,
Жизнь — как будто бы одна утрата,
Жизнь как будто бы давно пропета.

Только нет! Не сдамся так легко я,
Я не сторож у морского поля.
Не сильней ли моря, скал и зноя
Бешенством отточенная воля!

Я гляжу на волны равнодушно.
Не шуметь вам у моей могилы!
Нити жизни только мне послушны,
Захочу, — и будут снова силы.

Жил, как воин, и умру, как воин,
Не лежать мне, как доске на мелях.
Что там? Парус… Сердце, я спокоен.
Вечером покину этот берег.

В Светлый праздник домой возвращался
Поздней ночью к невесте жених.
Он из церкви шёл и смеялся
С толпою друзей молодых.

Уронил на дорогу колечко,
И другая его подняла.
Задрожала в руке её свечка,
А сердце шепнула: нашла.

И всю жизнь, обручённая Богом
Тебе, неизвестный жених,
Прожила в спокойствии строгом,
Далека от страстей земных.

И когда она умирала,
То колечко с руки сняла,
Поглядела, ничего не сказала
И, закрыв лицо, умерла.

Я кобра и жила в развалинах,
В песке сверкала чешуя.
На свете много мной ужаленных,
Хоть я и добрая змея.

Вот так всегда! Придут и тянутся,
И дразнят прутиком меня.
Моя ль вина, что вмиг обманутся,
Что жало кобры — из огня?

Бывало, в смертной неизбежности
Они бегут, крича, к домам.
Я предаюсь в печальной нежности
Моим задумчивым мечтам.

Не странна ль ты, судьба змеиная!
Сперва манить, потом убить…
И гну с приветливостью спину я,
Как позолоченную нить.

И вот однажды, кобра малая,
Я у ручья ползла на мель,
Как вдруг за лесом услыхала я
Чужую дальнюю свирель.

Те звуки были так знакомые,
Хоть не слыхала раньше их,
И уползла на них от дома я,
От камней давних и родных.

И сбылся жребий, мне назначенный,
Живу в тюрьме из тростника.
Не жаль свободы мне утраченной,
Не жаль горячего песка.

О, только б вновь, как цепь узорная,
Под сладостный свирели звук,
Могла обвиться, вся покорная,
Вокруг его спокойных рук.

Над морем пламень догорал,
И был закат безумно-ал,
И медленно вечерний час
                  Угас.

В пустыне дальней паладин
Сражён был местью сарацин.
Был ветром принят тихий глас,
                  Угас.

И в тот же миг в стране другой
Охвачен замок был бедой.
Навек огонь прекрасных глаз
                  Угас.

И три огня в один слились
И тёмным небом пронеслись.
Вот свет блеснул в последний раз,
                  Угас.

Над ширью Русския Державы,
В блистанье исполинских крыл
Века назад орёл двуглавый
Могучим взлётом воспарил.

                  В грозе и славе неизменный,
                  Сиял его суровый лик,
                  И внятен был для всей вселенной
                  Его торжественный язык.

Но час пришёл неумолимый,
Разъялось пропасти жерло,
В последний раз в багряном дыме
Мелькнуло гордое крыло.

                  Крушились стены вековые,
                  И хохотал, ликуя, ад,
                  И там, где высилась Россия,
                  Лишь вихри пламени гудят.

                  Но в высях к Горнему Престолу
                  Взывают: «Господи, спаси!»,
                  Склоняясь к гибнущему долу,
                  Угодники Святой Руси.

Пора придёт! Орёл двуглавый
Небесным блеском осиян,
Вскрылит из бездны с новой славой
На изумленье чуждых стран.

                  Орёл России из могилы
                  Вспарит грядущее возжечь,
                  Но знак страдания и силы
                  В державных лапах — тёрн и меч.