Сергей Кречетов - Четыре туберозы
Обзор книги Сергей Кречетов - Четыре туберозы
Четыре туберозы
«…И последние станут первыми…»
Вступительная статья
«Поэт-безумец, мистический анархист,
ходящий над безднами, призывает из далей ту,
что дерзнёт с ним рука об руку
пройти житейский путь и познать всё.
Предложение серьёзно…»
«…Сейчас чёрная ночь и фонари.
Если задуть свечи, на стену мою
ляжет печать от оконных рам.
Это фонарь отдаётся мне в руки.
В лунную ночь так отдаётся луна.
Мы все можем стать любовниками Гекаты.
Думай об этом торжестве над пространством.
Оно побеждено от века,
не только мыслью, светом, но и телом.
Мы — в небесах и в мире духов.
Ибо мы самовластники.
Верить в свою силу надо прежде всего,
без этого нельзя и мыслить.
Мы живём лишь потому, что почитаем себя богом.
Так, чтобы быть границе,
должна быть бесконечность…»
Подозреваем, что первым вопросом, который возникнет у читателя, взявшего в руки эту книгу, окажется вопрос: что за перечень неизвестных имён Серебряного века он видит перед собой? Действительно, ряд нижеследующих авторов в течение ста последних лет могли вызывать интерес лишь у специалистов, поскольку широкой общественности о них не было известно вовсе. Кроме того, и у специалистов собранные под этой обложкой авторы вызывали, по преимуществу, лишь контекстуальный, а потому достаточно косвенный интерес. Исследователей, нацеленных непосредственно на творчество предлагаемых нами авторов, и вовсе можно без труда сосчитать по пальцам одной руки. Причиной такого длительного полунебытия публикуемых в настоящем сборнике авторов, на наш взгляд, является то, что каждому из них волею судеб был уготован удел маргинала. И дело, думается нам, обстоит несколько сложнее, чем если бы оно заключалось исключительно в принадлежности каждого из этих авторов к декадентскому течению или же в степени даровитости каждого из них.
Прежде всего, для введения в курс дела необходимо оговориться относительно того, что такие понятия, как «маргинальность» и «маргинал», тем более применительно к сфере культуры, не тождественны понятиям «люмпен», «деклассированный элемент», «отщепенец», «аутсайдер», «изгой» или «пария» и так далее по нисходящей. Отрицательная коннотация здесь не представляется уместной вовсе. Не вдаваясь в излишние теоретизирования, заключим, что маргинал — суть субъект, чьё положение в обществе, образ жизни, мировоззрение и т. д. не соответствуют общепринятым нормам и стандартам. Подчас это порождает достаточно парадоксальные прецеденты, когда, к примеру, мы имеем привычно антитрадиционное (либеральное или ультралиберальное) общество, и тогда маргиналом в его среде становится субъект традиционных предпочтений, хотя с первого взгляда кажется, что всегда происходит наоборот.
Понять маргиналов вчерашних без опыта маргиналов сегодняшних, на наш взгляд, представляется маловероятным — всё равно, что изучать предмет без примера, астрономию, ни разу не видев звёзд. Потому с вопросами о «стратегическом значении» Серебряного века для века сегодняшнего (не иначе как Железного) нам представляется уместным обратиться, в первую очередь, к маргиналам нынешним, ведь и их судьба имеет вероятность подпадания под слово Христа в передаче ап. Матфея (20; 16), вынесенное в заголовок данного очерка.
В определённых кругах таковых маргиналов существует мнение, будто Серебряный век — это роскошное многоточие, которым прервалась историческая Россия. И если этой стране суждён возврат к своей онтологической сущности, его отправным пунктом должна будет явиться именно эта самая линия отрыва. Так, в частности, современный независимый публицист, архивист и переводчик Ф. Мамонов, в известном смысле остававшийся «гласом вопиющего в пустыне», в своих неопубликованных аналитических статьях «Навязчивые ассоциации» и «Коллапс ненужной духовности» проводит ту мысль, что Серебряный век, будучи стилистически перехвачен, как ни странно, германским искусством 1930-х — 1940-х гг., выявил ориентацию здоровых остатков русского народа, и оная была направлена не на большевизм, а, скажем так, на концепцию «Европы отечеств», в которой России должно было быть уготовано подобающее ей самостоятельное достойное место. Свои рассуждения автор подкрепляет конкретными примерами: Д. С. Мережковский — в эмиграции переквалифицировался в последовательного сторонника западноевропейского постмонархического вождизма.
С. А. Соколов, о котором ещё будет говориться отдельно, — сделался в эмиграции активистом Белого движения.
А. В. Амфитеатров — и вовсе примкнул к итальянскому фашистскому движению (без вступления, однако, в партию).
Творчество Г. В. Иванова сегодня не забыто, однако следовало бы напомнить об абсолютной непримиримости поэта ко всем проявлениям советчины, а впоследствии ещё и отмечавшейся его современниками прогерманской ориентации. Всё это находило отражение в его достаточно едких стихах, к которым и сегодня без особых усилий может обратиться всякий желающий.
Мало кто сегодня помнит и о том, что книги властителя дум русских символистов и декадентов поляка С. Пшибышевского, значительными тиражами выходившие до революции, оформлялись репродукциями работ некогда знаменитого германского «народнического» художника-модерниста Хьюго Хоппенера (более известного как Фидус), творчески тяготевшего и к привычной теософии, и к ариософии, и, наконец, к нордическому неоязычеству. В 1932 г. художник вступил в НСДАП, в 1933 г. запечатлел приход к власти национал-социалистов, а в 1943 г. получил от А. Гитлера титул преподавателя изящных искусств и пожизненную ренту. Его работы приобретает сам фюрер, а также М. Борман. Между прочим, иллюстрация того же Фидуса была размещена на обложке стихотворного сборника К. Д. Бальмонта «Будем как солнце», вышедшего в издательстве «Скорпион» в 1903 г., а обложку вышедшей в этом же издательстве в 1916 г. его теоретической книги «Поэзия как волшебство» и вовсе обрамляла кайма из откровенных чёрных правосторонних свастик.
Такая знаменитая фигура, без которой невозможно представить эпоху Серебряного века, как В. В. Розанов, пишет рецензии на имевшие широкое хождение в начале 1900-х годов русские переводы книг X. Ст. Чемберлена[1] — англогерманского мыслителя-ариософа и одного из наиболее заметных предтеч национал-социализма. Однако только лишь рецензиями В. В. Розанов не ограничивается — его собственные разработки способны превосходно вписаться в общеевропейскую ариософскую концепцию.
И так далее. Можно полагать, что основным выводом составителя этих статей с содержащимися в них указаниями становится мысль о том, что назрела необходимость попытаться прочитать Серебряный век с другой, доселе непривычной стороны, о которой ранее мы даже не могли задуматься, поскольку обладали лишь выборочными сведениями. Отсюда следует, что задачей дня сегодняшнего должно стать добывание доселе «неприкосновенных» сведений и популяризация оных. Впрочем, всё сие — лишь мнение, и мнение опять-таки «ab margine». И если сегодня оно может служить ориентиром для европейской (то есть оправданной исторически и адекватной этнически) устремлённости русского народа, то вчера такое же мнение могло служить и служило лишь одной из основных причин для маргинализации и бойкота ряда авторов, в частности, представляемых в настоящем сборнике.
Вообще же, причин маргинализации писателей той эпохи мы усматриваем больше, то есть, как минимум, две: одна из них — «политическая», другая, если можно так выразиться, — «религиозная». Сам процесс маргинализации писателей — явление тоже, как минимум, двуплановое. Во-первых, необходимо понимать, что круг литераторов Серебряного века — явление неоднородное, имевшее как своё ядро, так и свою периферию. Ядро — имена, большинству читателей знакомые и не нуждающиеся в перечислении. Периферия — в частности, те авторы, которые представлены в настоящем сборнике, хотя, безусловно, оными дело не ограничивается. Если до революции (опять-таки говорим предельно упрощённо) официальная маргинализация била, прежде всего, извне по ядру, то внутренняя маргинализация распространялась от ядра к периферии, не позволяя последней полноценно вливаться в ядро. Потому ядро мы можем условно обозначить как маргиналов первого уровня, периферию — как маргиналов второго уровня.
Законодателей стиля Серебряного века «били» отовсюду — как слева, так и справа. С одной стороны, их осуждали такие «прогрессивные» литераторы-реалисты, как В. Г. Короленко (см., напр., его ёрнические рецензии на повесть Г. И. Чулкова «Тайга» или на роман С. Пшибышевского «Homo Sapiens»), похоже, и вовсе не способные понять, что такое символизм, вследствие чего с их стороны и возникало искреннее недоумение. С другой стороны, следовало осуждение из лагеря по сию пору в чём-то дорогих русскому сердцу г-д консерваторов, вроде книги знаменитого и влиятельного монархиста Н. Е. Маркова (т. н. Маркова 2-го) «Войны тёмных сил» или придворной дамы и писательницы Е. А. Шабельской[2]. Заслуг оных перед исторической Россией отрицать невозможно, однако, это тема для иной статьи. Между тем, довольно высокий градус «законсервированности» позволял им тенденциозно видеть представителей Серебряного века не кем иным, как ковеном дьяволопоклонников. Так, один из разделов книги Н. Е. Маркова полностью посвящён обличению новых дьяволопоклонников[3], в число коих им внесены его будущий политический единомышленник Д. С. Мережковский (кабалистика), В. Соловьёв (гностицизм), А. Белый (беснования, ересь антропософии), А. А. Блок (неоязычество), В. В. Розанов (отправление чёрных месс и пародирование таинства Евхаристии), кружок «Аргонавты» (спиритизм), Л. Кобылинский (Эллис) и Ю. К. Балтрушайтис (одержимость), Ф. К. Сологуб (прославление дьявола), З. Н. Гиппиус (подмена Христа антихристом) и некоторые другие писатели, философы и художники[4]. Разумеется, до того времени, когда большевики разогнали и черносотенцев, и «либералов», и консерваторов, и богоискателей, и монархистов, и «мистических анархистов», не оставив никого, кроме себя, Н. Е. Маркову, впоследствии проложившему мост между российской правоориентированной эмиграцией и германской НСДАП, не могло прийти в голову, что в лице Д. С. Мережковского, З. Н. Гиппиус и принадлежавшего к «Аргонавтам» С. А. Соколова в эмиграции он обретёт политических сторонников, а в лице остальных перечисленных им авторов — по крайней мере, единомышленников в рамках идеализма в принципе.
