Сергей Кречетов - Четыре туберозы

Я — варяг, а ты царевна.
Мимо стражи в тронный зал
Ты проходишь ежедневно
В колыханьях опахал.

На златом твоём наряде
Шиты гроздья алых роз.
Я в твоём читаю взгляде
И томленье, и вопрос.

Что ни день, ты всё печальней,
Гнев и боль в твоих глазах.
У твоей опочивальни
Я не стану на часах.

Знаю, стан твой так же гибок,
Знаю, грудь твоя стройна,
Но печаль твоих улыбок
Надо мною не сильна.

Я твои изведал ковы.
Хмель и плен — любовь твоя.
Чем сильней куёшь оковы,
Тем сильней восстану я.

Византия верит тайнам,
Волхованиям и снам.
Только миг, лишь миг случайный
Я упал к твоим ногам.

Свежий ветер веет с моря,
Полнит крылья парусам.
Ни за ласки, ни за горе
Я свободы не отдам.

Я уйду к иному чуду,
Вновь отважный и ничей,
Но, клянусь, не позабуду
Сладкий яд твоих ночей.

И в стране моей суровой
Я навеки затаю
Эти слёзы, эти зовы,
Тайну гордую твою.

Я иду. Наутро снова,
Твой свершая царский путь,
Где был я, заметь другого,
Чуть вздохни и позабудь.

Храм лесной из тысячи колонн.
Тишина… Ни шелеста, ни крика…
Как убрус у праздничных икон,
На широких листьях ежевика.

Запах смол, целебный и густой,
Сладко пахнет молодая мята,
Меж стволами пылью золотой
Пламенеют полосы заката.

У корней прозрачный, как роса,
Плещет ключ, иконой осенённый,
Тёмный Спас склонил к воде глаза,
Плачут струи сладостно и сонно.

Плачь и ты! И в междуствольной мгле
Всё, чем жил и чем ты был волнуем,
Расскажи, прильнув, сырой земле
И очистись вечным поцелуем.

Литовских парков тихие аллеи,
Где я познал так много тайных дум,
Через года всё ближе, всё яснее
Ко мне доходит ваш спокойный шум,
Литовских парков тихие аллеи.

Червонный лист на гравии дорог,
На белых клёнах солнечные пятна,
На старых камнях пожелтевший мох, —
Их речь душе опять так больно внятна.
Червонный лист на гравии дорог…

Гранаты след на мраморе фонтана,
Молчит оскал покинутых траншей,
Ещё зияет, не сомкнувшись, рана,
Ещё далёко до счастливых дней.
Гранаты след на мраморе фонтана…

О, верьте! И для вас весна придёт,
И будут сумерки благоуханны,
И белые резвиться будут панны,
Сплетая рук жемчужный хоровод.
О, верьте! И для вас весна придёт.

Опять, опять в тиши дубравной,
Себя от мира утая,
Внимаю ропот своенравный
Серебропенного ручья.

Вдали — порок, вдали — герои,
Вдали всё то, чем жизнь шумна,
Здесь горьким ароматом хвои
Меня объяла тишина.

Померкнул блеск людских скрижалей,
Не надо слов, не надо книг,
И в вечных очертаньях далей
Опять я вижу Вечный Лик.

Был знойный полдень. И земля,
Дрожа, впивала топот звонкий,
И кто-то мчался чрез поля,
И прах вослед крутился тонкий.

Пожаром тусклым в небесах
Сверкало пламенное око,
Но разливался жёлтый страх
От потемневшего Востока.

И, пропадая, возникал
Далёкий всадник в клубах пыльных,
И плащ его, кроваво-ал,
Метался по ветру, как крылья.

Он ближе, ширится, растёт,
Свои меняя очертанья.
Стремительней его полёт!
Багрянее его сверканья!

Жестокий полдень был палящ,
Пылало гневное светило,
И всё, что есть, и всё, что было,
Закрыл безумный красный плащ.

В багровых дымах солнце тонет
В далёком облачном краю,
К какому берегу пригонит
Мою усталую ладью?

Увижу ль я, когда раздвинет
Она, шурша, прибрежный хвощ,
И тихой радостью обнимет
Меня прохлада светлых рощ?

Иль впереди, весь пеной залит,
Седой утёс, и будет час,
Когда ладья моя причалит
К его камням в последний раз.

Меня не ждёт ничьё жилище,
Тоскуя, не зовут уста,
Я только слышу — ветер свищет,
Я только вижу — даль пуста.

Чредою привычно-тягучей
Уносятся дни и года,
Лишь ты, ослепительный Случай,
Приходишь, нежданный всегда.

Ты полные жизней вагоны
Кидаешь, шутя, под уклон,
Разумному ставишь препоны,
Безумцу даришь миллион.

Два сердца, рождённых друг другу,
Заставишь друг друга найти,
Иль тигру дашь лебедь-подругу,
Связав их навеки в пути.

Ты в битве ведёшь, беззаботный,
Меж тысяч грозящих смертей,
Чтоб пулей настигнуть залётной
У мирных бивачных огней.

Взрастишь ты на ниве насилий
Восстанья пылающий мак,
Поверх коронованных лилий
Повесишь фригийский колпак.

Ты губишь за женщину Трою,
Ты учишь, что смелый лишь прав,
Ты правишь ребячьей пращою,
Которой сражён Голиаф.

Ты валишь соломинкой троны,
Твоя безраздумна игра,
И рубит стальные законы
Удар твоего топора.

Всё в мире — согласность созвучий,
Всё в мире — размеренный ход.
Да славится царственный Случай,
Что к славе иль к смерти ведёт!

В долину к нам семь дней назад
Спустился всадников отряд,
Их были кони горячи,
На солнце искрились мечи.

Наполнил смех их, шум и звон
Наш тихий, мирный рай,
И пели птицы со всех сторон
В зелёный месяц май.

Вот весть пришла. Но их опять
Уж никогда нам не видать,
Поникли пики, как трава,
Замолкли гордые слова.

Но как в тот день, когда смех и звон
Будил наш тихий рай,
Вновь пели птицы со всех сторон
В зелёный месяц май.

Дрогнула чуткая мгла.
Со старой башни
Кидают колокола
Зов всегдашний.

Белых птиц полоса
Вдоль тёмных склонов, —
Летят, подняв паруса,
Чёлны звонов.

Воздух в полях пустых
Дрожит, певучий,
Плывёт колокольный стих
Вместе с тучей.

Лесов пылающий наряд,
В осеннем золоте мой сад.
«Quand les lilas refleuriront,
Dans cette allée nous reviendrons»[105].

Так ты сказала, уходя.
Любовь — крылатое дитя.
Безумец тот, кто предан ей,
Но я был предан тем сильней.

И я твердил: кто любит, верь!
Пусть бьётся вьюга в нашу дверь,
Я каждый вечер буду рад
С надеждой провожать закат.

И тщетно в пляске круговой
Зима металась над землёй.
Под снежным саваном земли
Цветы мне счастье берегли.

Пришла весна. Цветёт сирень,
Томительно идёт мой день.
Всё ждёт тебя в моём саду,
И дни, и ночи — как в бреду.

И снова осень… Я один
Меж облетающих куртин.
«Quand les lilas refleuriront,
Dans cette allée nous reviendrons».