Глянцевая женщина - Павленко Людмила Георгиевна

— Захар, ну что ты вспоминаешь их? Я же боюсь.

— С чего бы это вам бояться, радость моя? Вы же не убивали их. Наоборот. Всячески ублажали. Звания им давали. Роли главные, премии на фестивалях, деньги от спонсоров в конвертиках. А Захар — он потерпит. Сколько уж лет сидит тишком-молчком и еще посидит, никуда не денется. Ваши любовники, помню, играли, а Захарушка в зале сидел, учился. Вторым составом — и то на сцену выйти не давали. А кто такой он, этот Захар-то? Штукатур. Маляр. Черная кость. Это же вы у нас принцесса. Бабушки-дедушки у вас графья-помещики…

— Ну… началось…

Мира Степановна хотела было встать из-за стола, но супруг не позволил ей этого, сильно дернув за руку и усадив на место.

— Ну ты что, в самом деле? — возмутилась Завьялова.

— Когда дашь звание? — с угрозой спросил он.

— Завтра, — ответила Мира Степановна и засмеялась.

— Издеваешься, да?

Глаза Чулкова налились кровью, и из обычно добродушного он превратился в фигуру едва ли не зловещую.

— Захар, — сказала с чувством Мира Степановна, — зря ты так со мной. И старое ты вспомнил зря. Я ведь тебе не припоминаю, как ты крутил романы и с Тучковой, и с Пуниной, и с той официанткой на гастролях… А что ты мне устроил, когда лауреата Госпремии дали мне одной, а ты тоже надеялся? Бегал за мной по даче пьяный на глазах у соседа, у Кузьмича, и кричал: «Ах ты, старая сволочь, все себе да себе!» А я ведь все тебе простила. Потому что люблю тебя.

— Когда звание дашь? — сжимая ее руку все сильнее и сильнее, повторил Захар Ильич.

— Я же сказала — завтра! — вскрикнув от боли, ответила супруга. — Документы пришли уже. Хотела тебе сделать сюрприз, а ты…

— Правда?!

— Правда.

— Мирунечка, солнышко ясное мое… Да я… да я что хочешь для тебя…

Захар Ильич сполз на колени и стал покрывать поцелуями руки Миры Степановны.

Открытие сезона задержали по той причине, что осуществить вовремя вводы на роли, принадлежавшие прежде Тучковой и Пуниной, не представлялось возможным.

— Я понимаю, — говорил Виктор Сергеевич сидевшей у него в кабинете Мире Степановне, — это такая утрата… Не беспокойтесь, работайте над вводами. Если деньги нужны — мы обратимся к спонсорам. Я давно уже не беспокоил гендиректора «Иван-пиво», так что пусть раскошеливается. Мы ему предоставляем точки для установок киосков и летних кафе, он на этом хорошую денежку делает, так что пусть уж и он городу отстегнет. Завтра же мэру позвоню. А вы работайте, Мира Степановна, и как только будете готовы к открытию — позвоните мне. Лады? Ну и прекрасно. Да, кстати, а как там эта дерзкая девчонка? Эта актриса новая? Не образумилась?

— Образумится, слово даю, Виктор Сергеевич. Приползет на коленях!

— Да нет, я, собственно… — слегка смутился Еремишин, — я не к тому, чтобы она… Мне от нее ведь ничего не нужно. Не знаю, что она подумала. Я же просто хотел познакомиться с новой актрисой, спросить ее о творческих планах. В конце концов, это моя обязанность. А она бог знает что вообразила…

— Она вообще воображает о себе слишком много, — вскипела Мира Степановна. — Если бы она не была протеже Лии Андреевны Балуевой, она бы дня здесь не работала. Дерзкая, грубая, нахальная! И знаете, сдается мне, что каким-то образом она замешана в этих преступлениях.

— Мира Степановна!..

— Поверьте мне, Виктор Сергеевич, я много лет занимаюсь препарированием человеческих душ. Именно так я это назвала бы. Мне ведомы все тайны психологии, своих актеров я насквозь вижу. Я же из них, точно из глины, леплю образы для своих спектаклей. Актер и должен быть податливым и мягким. Да актер ради роли должен на все пойти! А эта… Разве она актриса? Она ничем не пожертвует ради роли. Значит, театр для нее — только забава. Но я рога-то обломаю ей… Я вот решила ставить «Волки и овцы» Островского, так дам ей роль полусумасшедшей старухи Анфусы. Мурзавецкая этой Анфусе говорит: Бог, мол, тебя обидел, ума не дал. Как раз о Дроздовой. Так что ждите, Виктор Сергеевич, приползет на коленях просить прощения. Если, конечно, в тюрьму не угодит.

— Вы что, вы это серьезно? — удивился Еремишин.

— Еще бы нет! Вы знаете, с кем связалась эта девчонка? С журналистом Парединым! Повсюду вместе появляются. А он бандит, это всем известно. Вот он и был ее сообщником. Разозлилась, что Анну Каренину я дала поначалу Тучковой, а затем — Пуниной, уговорила бандита Паредина — в угрохали обеих. Мои любимые актрисы были! — всхлипнула вдруг Мира Степановна. — Как я теперь без них? Они незаменимы! Сколько я раз вам говорила, Виктор Сергеевич, — нейтрализуйте этого Паредина! Дождались, когда он на убийство пошел ради девки…

— Да ничего же не известно. Может, это не он.

— Тогда кто же? Кому они еще мешали? Все началось с приезда этой вертихвостки! Было в театре всякое и прежде, но не убийства же! Так, побузят, повыступают на собраниях — да и затихнут. Ну так это же в каждом театре. Вон МХАТ и вовсе раскололся. И на Таганке черт-те что творилось. Но людей-то там не убивали! А мы… На всю Россию отличились! Что в министерстве говорить прикажете?

— Д-да… — протянул озадаченно Еремишин, — вы меня удивили, признаюсь. Не думал я, что она так быстро адаптируется здесь. Хм… Она и Паредин… Забавно! А что следователь говорит?

— Ни-че-го! — произнесла по слогам Мира Степановна. — У вас есть выход на главного прокурора города?

— Ну-у… Выход всегда можно найти.

— Вот и найдите. Кстати, вы же знаете — у меня в Министерстве культуры есть связи. Вам давно пора дать заслуженного деятеля культуры. Не спорьте! — воскликнула Мира Степановна, хотя Виктор Сергеевич и не думал спорить. Напротив, в глазах его зажглись радостные огоньки. — Вы столько делаете для искусства! — продолжала главреж. — Это большое упущение с моей стороны, что я давным-давно не занялась этим вопросом. Но теперь непременно займусь. Ручаюсь вам — пройдет совсем немного времени, и вы получите звание. В этом мне равных нет.

Они расстались как никогда тепло. И Еремишин тотчас начал действовать. Очень ему не нравилось, что так нагло отбрившая его девчонка связалась с красавцем Парединым. Он понимал, что шансов на ее благосклонность у него нет. Не приползет она. Скорее уж в Москву опять умчится. Но просто так он из Зарубинска ее не выпустит. Не пройдёт этот номер ей, нет. В конце концов, он не последняя фигура в этом городе.

Чем больше думал о Дроздовой Еремишин, тем больше распалялся и впадал в гнев. Да, он стар для нее, это верно. Да, он, конечно, не такой красавец, как Паредин. Но он добился вопреки всему высокого положения. И вправе рассчитывать на уважение к своей особе.

Вообще говоря, Еремишину не везло в личной жизни. Жена сбежала от него лет двадцать назад без всяких объяснений. Да и какие объяснения нужны? Он некрасив, он маленького роста, а положение его в те годы было уж совершенно незавидным — простой культработник в захудалом ДК. Потом у него дружок сердечный появился, но того быстренько упекли за решетку — за мужеложство тогда карали. По счастливой случайности Еремишина не было на той тусовке, где зацепили всех голубых. С той поры он уже не шалил больше с мальчиками. Отбило охоту раз и навсегда. И с удивлением узнал, что Пунина тоже не разбирала пола своих возлюбленных. Ей было все равно, кто с ней рядом, лишь бы получить вожделенное наслаждение. Она сама в этом призналась Еремишину на одном из свиданий. Он к тому времени уже скакнул в начальники, и Пунина сама повисла у него на шее — ей нужно было звание народной. Но как только она получила его — тут же сделала ручкой. Такая толстая корова — и бросила его! Невероятно! Ведь он мог еще многое для нее сделать. Настала очередь Тучковой. И тут он проявил осторожность — обещал звание народной, но не давал, тянул. С Мирой Степановной у них была договоренность — давать звания только к обоюдной выгоде. Так что она и не настаивала на кандидатуре Тучковой, хотя все документы на эту актрису, так же как на Чулкова, были давно готовы. И вот обеих его бывших возлюбленных не стало. Странная смерть и непонятный процесс расследования. К нему пришли с вопросами всего два раза — после падения Тучковой и затем — после убийства Пуниной. И все. Актеров тоже, говорят, не слишком беспокоили. Время, конечно же, нынче такое, что и более громкие убийства остаются нераскрытыми. Но Зарубинск — не город Москва. Здесь-то подобные преступления большая редкость. Могли бы и подсуетиться правоохранительные органы. Он набрал номер телефона Заклунного, главного прокурора города.