Рон Фауст - Когда она была плохой
Обзор книги Рон Фауст - Когда она была плохой
Рон Фауст
Когда она была плохой
Посвящается Ричарду Фаусту.
Когда она бывала хорошей,
Она была очень хорошей.
Но когда она бывала плохой,
Она была ужасной.
Генри Уодсуорт Лонгфелло. «Жила-была девочка»Часть первая
Кристин Терри
Глава первая
Было необычно холодно для этих мест — не более пятидесяти пяти градусов[1], при пронизывающем ветре; со скоростью тридцати узлов он налетал на ванты и оттяжки, заставляя их гудеть басом, взметал высоко вверх зеленую массу воды в бухте, украшая верхушки волн жемчужной пеной, и трепал флаги и вымпелы с такой яростью, что они хлопали, словно петарды во время фейерверка. По газону возле яхт-клуба, держась на некотором удалении от старика негра, подстригавшего кусты, вышагивали египетские цапли. Птицы двигались рывками, охотясь за растревоженными насекомыми. Густая трава была сплошь усыпана нанесенными издали соцветиями гибискуса, жасмина, бугенвилии, и после газонокосилки оставался пестрый ковер цветов, измельченных до размеров конфетти.
Я находился в кубрике своей крохотной яхты «Херувим», пытаясь приладить новые, более прочные петли к тиковому люку кладовки. Сделать это во время качки было чертовски непросто.
Говард Экхардт, молодой помощник начальника дока, появился на пирсе и, остановившись перед яхтой, что-то крикнул. Слова его отнес ветер.
— Что?!
Говард приложил правый кулак к уху.
— Позвони!
— Меня здесь нет.
— Это по газетным делам. — Он повернулся и направился в контору в конце дока А.
Я вышел, перелез через невысокий борт и забрался на пирс. На время шторма в бухте нашли убежище множество яхт — марина была заполнена до отказа. На фоне свинцового неба вздымался частокол высоких мачт. Фалы хлопали по дереву и металлу; канаты тихо поскрипывали; издалека до меня доносился глухой гул прибоя, разбивающегося о песчаную отмель: некоторые наиболее элегантные яхты напоминали мне скаковых лошадей: становясь на дыбы, они рвались вперед, ибо были созданы для движения и скорости.
В офисе пахло кофе и крепким лосьоном, которым Говард пользовался, пытаясь извести угри. Он сидел за громадным письменным столом.
— Кофе?
— Да, спасибо. — Я сел на свободный стул и поднял телефонную трубку. — Алло!
— Дэн, это Чарли. — Чарли Паттерсон был редактором «Ки таймс» и моим боссом. — «Калиопа» сейчас вышла из Драй-Тортугас и движется сюда. Девчонка на борту.
— Ее не переправили на судно береговой охраны?
— Нет, слишком штормило.
— Ты хочешь, чтобы я отправился в доки, где находятся суда для ловли креветок?
— Я понимаю, что у тебя сегодня выходной, но у меня сейчас никого нет под рукой. Я бы отправился сам, да Уилкокс заболел, и я вкалываю вместо него.
— Не стоит извиняться.
— Там Хью встретит тебя.
— О'кей. — Я повесил трубку.
Говард налил кофе в бумажный стаканчик и подал мне. Я положил сахар и сделал глоток.
— Что, «Калиопа» на подходе? — спросил Говард.
— Да.
— И везет женщину?
Я кивнул.
— Везучая леди… Столько продержаться в одиночестве на надувном плоту и выжить…
— Везучая, — согласился я. — И с характером.
Я подъехал к западной оконечности острова и припарковался на большой стоянке перед доками для траулеров. Там уже находилась группа людей, среди которых были полицейские, двое представителей скорой помощи в белых халатах, два офицера береговой охраны, не менее десятка газетных и телевизионных репортеров, в основном из Майами, и, как водится, зеваки. К толпящимся людям по двое и по трое подтягивались новые случайные прохожие — ничто не привлекает людей больше, чем небольшая толпа.
На противоположной стороне улицы находился непрезентабельного вида ресторан «Дары моря». Я зашел в него, сел в кабине недалеко от окна и заказал дюжину устриц и бутылку пива. Когда заказ принесли, я выдавил сок лайма на шесть устриц, чуть-чуть сдобрил острой приправой, съел их и выпил полбутылки пива.
К стоянке подкатил белый телевизионный фургон, из которого вышли двое мужчин и женщина. Женщина была в кремовом жакете сафари. Пока ее коллеги вытаскивали аппаратуру, она стала причесываться перед боковым зеркалом. Впрочем, на таком ветру заниматься этим было бессмысленно. В конце концов женщина театральным жестом бросила расческу, уперлась руками в бедра и сердито повернула лицо к ветру. Ах, этот противный ветер!
Я полил соком и острой приправой шесть оставшихся устриц, съел их и допил пиво. Через несколько минут толпа хлынула по ступенькам к доку, а затем так же неожиданно отхлынула назад к стоянке.
Я пересек улицу. Толпа изрядно шумела и колыхалась, слышались голоса полицейских: «Назад!», репортеры выкрикивали вопросы. Девушка шла между двумя работниками «скорой помощи». Они спустились по ступенькам на тротуар.
На девушке была мужская одежда, которой ее, по всей вероятности, снабдила команда «Калиопы», — толстый вязаный свитер, ветровка и закатанные на щиколотках джинсы.
— Она выглядит ужасно, — сказал кто-то.
Женщина в жакете сафари выкрикнула:
— Как вы себя чувствуете после всего случившегося, миссис Терри?
Миссис Терри была высокой, пять футов и восемь или девять дюймов, и страшно худой: череп, скулы и надбровные кости словно просвечивали сквозь обтягивающую их кожу, а шея была не толще моей руки. Она пережила голод. Ее длинные каштановые волосы казались грубыми, сухими, тусклыми, как на дешевых париках, которые напяливают на манекены в магазине. Удивляло, что кожа у нее была гладкой и бледной, не обожжена солнцем, не шелушилась, без каких-либо следов язв. Вполне естественно, сейчас женщину нельзя было назвать красивой, но красота сквозила в ее взгляде, походке и осанке. У женщины сохранилась гордость. Она прошла через ад, пережила гибель мужа, провела девятнадцать дней в море на плоту, а сейчас шла словно королева.
Казалось, что ее не смущает и не раздражает толпа. Она шла не спеша, поддерживаемая работниками «скорой помощи», не обращая внимания ни на громкие вопросы, ни на камеры и микрофоны, которые совали ей едва ли не в лицо. И нельзя было сказать, что она находилась в шоке: она четко фиксировала нас взглядом, а затем по очереди выключала из сферы своего внимания.
Полицейские негодовали, а человек в пиджачной паре, скорее всего врач, увещевал:
— Господи, да она не в состоянии сейчас разговаривать с вами!
