Санта на замену: Тур извинений (ЛП) - Оливия Джули

Поворачиваюсь к выходу — и чуть не врезаюсь в фигуру передо мной. Хорошо, что успеваю остановиться, потому что прямо здесь, словно рождественское чудо — нет, главное рождественское чудо — стоит тот самый человек, перед которым я собиралась извиняться.

— Николас, — выдыхаю я.

Он выглядит таким же взволнованным, как и я. Не знаю, бежал ли он сюда, но его грудь быстро поднимается и опускается, а небрежная прядь волос падает на лицо. И всё равно он улыбается.

— Ты не ответила на звонок в гостинице, — говорит Ник. — Я подумал, что ты уехала.

— Нет.

— Вижу. Хотя я был уверен, что найду тебя здесь.

Он подмигивает, и это так очаровательно, что хочется растянуть этот момент.

Я закатываю глаза, улыбаясь, шаг за шагом пододвигаясь к нему, как магнит к своей противоположности.

— Я как раз иду к тебе. Хотела собраться с мыслями, но… знаешь, я могу всё сказать и здесь. Нам нужно поговорить.

— Согласен. Нужно…

Он смотрит мимо меня, и я замечаю, как его лицо меняется. Сначала исчезает его прекрасная улыбка, затем опускаются брови, а синие глаза теряют весь блеск. Он становится словно обесцвеченным и побледневшим.

Я почти думаю, что он замечает летящий снежок, но…

— Ты, мерзавец, — вдруг говорит Николас.

— Что? — пискляво спрашиваю я, оборачиваясь и ловя его взгляд, устремлённый на фальшивого Санту.

Тот выглядит не менее ошеломлённым, только его лицо становится ещё мрачнее, а губы скручиваются в зловещую усмешку.

— Гарольд, мне сказали, что ты уехал из города, — продолжает Николас. — Но я знал, что ты не уехал. Я знал…

Что за рождественский переполох тут происходит?

— Николас! — я протягиваю руку, чтобы остановить его, потому что он вдруг решает пронестись мимо меня. — Ник, что ты делаешь?

Я мгновенно понимаю, что происходит. Мозг соединяет все точки раньше, чем я успеваю отреагировать — словами или действиями.

— Стой! — наконец выкрикиваю я, бросаясь за Николасом по лестнице и хватаясь за его руку, пытаясь остановить.

Его бицепс под пальцами твёрдый, как камень, и мне стоит огромных усилий не задуматься об этом лишний раз.

Нет, соберись, Бёрди. Он собирается устроить разборку с Санта-Клаусом. Сейчас точно не время испытывать… такие чувства.

— Ты обещал уехать из города, — шипит Николас, сжав зубы.

Этот «Санта» ухмыляется.

— Нет, я сказал, что не буду работать на площади в этом году.

Площадь. Мероприятие. Прошлое Рождество…

Этого «Санту» зовут Гарольд. Он — тот самый человек, из-за которого жена Николаса его бросила.

О, Боже Мой.

— Лжец, — выплёвывает Николас. — Ты обещал…

— А твоя жена обещала быть верной, но, как видишь, не сдержала слово, — огрызается Гарольд.

Я ахаю. Купер ахает. Помощница-эльф тоже ахает. Кажется, даже пластиковые олени ахают.

— Совсем не по-Сантовски, — тихо замечаю я.

Гарольд — а точнее, финальный Санта — прищуривается и смотрит исподлобья.

— Ой, а я что, испортил тебе Рождество?

Да. Да, чёрт возьми, испортил! Не моя матушка, не Николас, а этот… Гарольд!

И, знаете что? Мне гораздо проще свалить на него все ужасы прошлых праздников.

— Напрасно я тратила свои извинения на тебя! — выпаливаю, тыча пальцем.

Тут же Николас перехватывает меня, крепко удерживая в объятиях, пока я пытаюсь вырваться.

— Пусти, Ник! — злюсь я, безуспешно дрыгаясь. — Моё душевное озарение теперь ничего не значит, если он стал его свидетелем!

— Нет, — твёрдо говорит Николас, сжав губы в тонкую линию. — Знаешь что?

Я шумно вдыхаю.

— Что?

— Он того не стоит, Бёрди Мэй.

Даже в этот момент злости на его губах моё имя звучит так, будто оно попадает прямо в моё сердце, соединяя нас.

— Не стоит?

— Нет. Этот мешок с человеческим мусором того не стоит, — повторяет Николас, не отрывая взгляда от Гарольда, будто старается вбить слова прямо ему в душу.

Я поворачиваюсь к нему, смотрю в его глаза, на его щёки, на эти невероятные губы.

— Ты уверен? Потому что я готова врезать ему прямо сейчас, — шутливо размахиваю кулаком.

Он тихо смеётся.

— Да, я уверен.

И, сказав это, он наклоняется, чтобы нежно поцеловать меня в лоб. Я выдыхаю, растворяясь в этом моменте.

— Пошли, — говорит он.

Я смотрю на него, а он смотрит на меня. И всё, чего я сейчас хочу, — обнять его, поцеловать, защитить от этого фальшивого Санты, моего настоящего Гринча, укравшего Рождество.

Звучит чересчур приторно? Да. Но, если уж быть сентиментальной, то когда, как не в Рождество?

И тут внезапно я слышу новые вздохи. На этот раз они не мои и не Николаса. Купер, дёргая Гарольда за бороду, громко объявляет:

— Ты обманщик! Большой, старый обманщик! И ты причинил боль мистеру Николасу!

— Уймись, парень, — рычит Гарольд и отталкивает ребёнка.

Купер падает на пол. Не сильно, но достаточно, чтобы в моей голове тут же зазвенел сигнал тревоги. Его нижняя губа начинает дрожать, глаза наполняются слезами.

А через мгновение Николас бросается по красной дорожке прямо к Гарольду и с размаху бьёт его кулаком по носу.

И, честное слово, я надеюсь, что он его сломал.

ГЛАВА 9

— Ай-ай-ай, больно! — жалуется Ник, а я, обняв его за плечи, осторожно прикладываю к его щеке пакет с замороженным горошком.

— Не будь таким неженкой, — бормочу, украдкой целуя его бородатую щёку с другой стороны.

Четыре удара, три свидетеля, два одобрительных жеста от Купера и один полицейский протокол спустя мы оказываемся в квартире Ника над книжным магазином. До полного комплекта не хватает только куропатки на грушевом дереве.

Я сижу на его мягком кожаном диване напротив него, изредка касаясь губами его синяка.

— Думаешь, могу взять выходной? — спрашивает он.

— А кто тогда будет раздавать подарки под Рождество?

— Бёрди Мэй, я не Санта, — сухо отвечает он.

Это замечание могло бы задеть, но нет. Потому что теперь я понимаю, что это совсем неважно.

— Знаю. Я имела в виду твоё пиво с мятой, — уточняю я, убирая пакет с горошком и глядя ему прямо в глаза.

Глубоко вдохнув, я выдыхаю и добавляю:

— Ты ведь понимаешь, что нравишься мне не из-за того, что похож на Санту?

— Нравлюсь? — в его глазах мелькает тёплая улыбка.

Мы обмениваемся короткими взглядами, его улыбка становится шире, проявляется ямочка, но синяк тут же напоминает о себе, и он болезненно морщится. Я аккуратно возвращаю горошек на место, чтобы охладить растущий синяк.

Ник прочищает горло, отклоняется назад и смотрит на меня серьёзно:

— Мне нужно кое-что сказать.

— Хорошо, говори, — соглашаюсь я с лёгкой улыбкой.

— Даже скорее… признаться, — уточняет он.

— Тогда зови меня отцом Бёрди. Хотя нет, это звучит неправильно, да? — смеюсь я, но тут же прикусываю губу, потому что он тоже улыбается, а это причиняет ему боль.

— Перестань, ты постоянно заставляешь меня улыбаться, — замечает он, потирая щёку. — Ты… ты словно излучаешь свет.

— Свет? — переспрашиваю я, чуть не смеясь.

— Тише, я сейчас начну говорить всякие банальности, — шутит он, а потом серьёзно продолжает: — Ты изменила мою жизнь двадцать лет назад. Я не шучу. Мне почти исполнилось восемнадцать. У меня ничего не было — только временные подработки, чтобы держаться на плаву. А потом появилась ты — маленькая девчонка, которой так нравилось Рождество. Одиннадцатилетняя, верящая в Санту.

— Не самое лучшее, чем можно гордиться, — смущённо признаюсь я.

— Но это было трогательно. Знаешь, я правда думаю, что ты была чем-то вроде рождественского чуда.

— Ну уж нет! — смеюсь я, качая головой.

— Именно так я это увидел. Как знак. Когда мне исполнилось восемнадцать, я решил всё изменить. Переехал сюда, выбрав это место случайно. Встретил свою бывшую жену. Некоторое время я был счастлив. Любил Рождество, с головой окунался в него. Организовывал парад накануне Рождества, популяризировал пиво с мятой, начал традицию снежных баталий…