Санта на замену: Тур извинений (ЛП) - Оливия Джули

Я замираю.

— Ты не поверила мне?

Она не отвечает на мой вопрос.

— Я понимаю, правда, — продолжает она. — Но… это должно прекратиться. Ты не можешь постоянно обвинять её.

Моё сердце замерзает.

— Что?

— Ты её обвиняешь, — говорит она. — Я знаю. Ты была так молода. Но постарайся найти в своём сердце прощение.

Я подтягиваю колени к груди и смотрю в окно, которое всё белое от снега. Еле различаю наш разрушенный форт, который мы построили два дня назад.

— Я прощаю её, — выдыхаю я. — Она не сделала ничего плохого. Я знаю. Просто… она помнит его только сейчас. И это…

— Это много, — говорит Энн, устало.

Я чувствую её голос, такой же, как когда я была ребёнком, когда впервые кричала на маму в больнице той ночью, когда умер папа.

— Но такова жизнь. Иногда так случается. Иногда это не какой-то вымышленный мир с сексуальными книжками про Санту и фальшивыми Санта-Клаусами.

Я откидываюсь на спинку кровати, и её слова словно оставляют на мне синяки.

— Вернись домой, Бёрди. Смерть папы была тяжёлой. Слабоумие мамы — тоже. Этот разрыв тоже тяжёлый. Но ты не можешь продолжать ломать себя из-за всего этого.

И тогда всё обрушивается на меня.

Это не проклятие Ника и не моей мамы. Это всё я.

О, Боже, я самый худший человек на свете. Для мамы, год за годом. Для Ника. Для себя.

Прошло двадцать лет с того, как началось проклятие, но оно было во мне. Я не справлялась. И не осознавала, что происходило.

— Мне нужно идти, — говорю я, откидывая одеяло. Холод никогда не казался таким очищающим. — Увидимся завтра.

— Увидимся?

— Я обещала тебе, что вернусь домой на Рождество, — говорю я. — Я найду способ вернуться домой. И, Энн?

— Да?

— Прости меня.

***

Я знаю, куда иду.

Я не останавливаюсь, чтобы принять душ. Не останавливаюсь на завтрак — ладно, может, на быстрый кофе в общей комнате гостиницы, но я мчусь по тротуарам, ступая по свежим сугробам, с единственной целью: мой последний Санта.

Последняя остановка. Конец пути.

Настоящее извинение. Очень важно сказать, что нужно. Это будет больно, как если бы Рудольфа дразнили на играх оленей, но я должна это сделать. И это будет только начало, пробный запуск перед настоящей сделкой.

Я не оглядываюсь на книжный магазин, когда прохожу мимо. Не смотрю на мои книги и Сант на обложках, которые наблюдают за мной через окно. Я продолжаю идти, пока не настигну последнего Санту.

Я добираюсь до маленького магазина игрушек на противоположном конце города. Он небольшой и уютный, как и большинство магазинов здесь, но стоит только взглянуть, как сразу становится понятно, что он особенный. На полках стоят редкие игрушки, которые я не видела много лет, как кусочек прошлого. Винтажные, первые издания. Я чувствую, что словно перенеслась в 1999-й.

Идеальное место для идеального извинения.

Время рождественского рок-н-ролла.

Почти десять утра. Они только открываются, и единственный эльф на посту зевает, но рядом с ним с руками на коленях — он.

Последний Санта.

Я подхожу к линии, останавливаясь за единственным другим человеком. Глубоко вдыхаю и пытаюсь сохранить спокойствие. Вероятно, я выгляжу как кто-то, кто слишком много выпил рождественского рома, но я сосредоточена. Тогда мальчик передо мной оборачивается, и это Купер. Его глаза широко раскрыты, а нижняя губа немного выдвинута.

— Ты первая, — говорит Купер, отступая в сторону.

Я быстро качаю головой, пытаясь сохранять равновесие.

— Нет, ты был первым, — говорю я.

Купер выдыхает и кладёт руки на бёдра, как будто он тут главный.

— Слушай, если ты взрослый человек с собственными деньгами, и тебе всё ещё нужно поговорить с Сантой, значит, он точно нужен тебе больше, чем мне.

Моё лицо вспыхивает.

— Как это так получается, что ты звучишь одновременно и мило, и грубо? — спрашиваю я.

— Иногда нам нужна жёсткая пощечина, — отвечает он.

Я поджимаю губы и чувствую, что глаза начинает щипать.

О, Боже, этот ребёнок, не заставит ли он меня плакать?

Нет, вместо этого я наклоняюсь на его уровень и спрашиваю:

— Что ты хочешь на Рождество, Купер?

— Снежную пушку, чтобы победить в снежной битве в следующем году.

Я смеюсь.

— О, не хочешь ли ты что-то менее разрушительное, типа перчаток или носков?

— Может, поэтому вы и проиграли, — отвечает он.

Я выпрямляюсь во весь рост.

— Ух, ладно, ты плохой игрок.

Купер улыбается, и я даю ему «пять», прежде чем подойти к трону, где меня ждёт спасение.

Последний Санта в полном порядке. Я вижу это. Его глаза не ярко-голубые, как у Ника, но я не знаю, видела ли когда-либо более идеального Санту из книжки для детей. Мне кажется, что ни одна его черта не фальшива. Ни живот, наполненный тёплыми печеньками, ни щеки, которые выглядят естественно розовыми, а не накрашенными (я даже вижу маленькие сосудики, которые идут вдоль носа), и уж точно не та улыбка, которая светится мне в ответ.

Он явно обожает эту работу, и, больше того, я понимаю: это идеальный Санта для завершения моего тура.

— Первый ребёнок в канун Рождества, — с улыбкой произносит он.

Да уж, даже шутки у него наготове.

Я выдыхаю.

— А теперь приготовься, приятель. У меня для тебя отличная задачка. Во-первых, этот ребёнок, — я указываю на мальчика, стоящего в очереди, — мечтает о снежной пушке. Ты можешь это устроить?

— Уже готово.

— Отлично. — В мыслях ставлю себе заметку найти такую пушку перед уходом, потому что поддельные Санты всё равно остаются поддельными, какими бы убедительными они ни были. — А теперь к делу. Для себя я хочу кое-что другое. Извинение. Прямо сейчас. Настоящее. Искреннее. Это моя исповедь, а ты — мой священник.

Без тени сомнения он отвечает:

— Я весь внимание.

О, он хорош.

Я даже слегка теряю равновесие, но быстро возвращаюсь к делу. Я на миссии.

— Я… хочу извиниться за себя.

— За себя?

— Да. За то, как я себя вела. За то, что винила свою маму в том, в чём она не виновата. За… каждое плохое Рождество, которое я приписывала несуществующему проклятию, придуманному в собственной голове. Нужно было просто держать себя в руках. Это не было ничьей виной, что Рождество иногда бывает паршивым. Ни маминой. Ни… даже святого Санты Николаса.

Он тихо смеётся. Такой милый звук.

— Меня? — уточняет он.

— О, нет, не тебя, — я машу рукой, тоже смеясь. — Другого Ника. Моего Ника.

Моего Ника. Звучит неожиданно правильно.

И неважно, что мы так и не обсудили, что происходит между нами — отношения, просто интрижка или что-то ещё. Он — мой и должен это знать.

— Ну, что же, — глубоко вздыхает фальшивый Санта, — это тяжело держать в себе в канун Рождества.

Я улыбаюсь ему.

— Вот поэтому я всё это выговорила. Хотела убедиться, что мои слова звучат как надо, прежде чем я начну звонить людям.

— Рад за тебя. — Он одобрительно кивает. — Это важно — брать ответственность на себя.

— Спасибо. Кажется, я снова ощущаю дух Рождества. — Его рука скользит чуть ниже по моей спине, и я поднимаю бровь. — Но не в этом смысле, дружище. Не порти момент.

Он смеётся:

— Ой-ой, прости. Я немного устал. Никаких… таких мыслей. Нет.

Я верю ему. Видно, что он правда устал. К тому же, я уверена, что он не осмелился бы трогать меня, потому что настоящий Санта такого не делает. А, если бы Санта оказался настоящим, это точно был бы он. Без вопросов.

И, нет, он меня совсем не привлекает.

Вот ведь чудо.

— Готова встретить канун Рождества? — спрашивает он.

— Да, думаю, да. Осталось извиниться перед тем, кто мне нравится.

И, да, он мне нравится. Слишком сильно. Этот Ник.

— Тогда иди и неси дух Рождества.

— Обязательно, Санта. Обязательно.

Я легонько дотрагиваюсь до его носа, словно это самое правильное, что можно сделать в этот момент, а затем спрыгиваю с его колен. Купер из очереди одобрительно показывает мне большой палец, и я отвечаю тем же.