Санта на замену: Тур извинений (ЛП) - Оливия Джули

— А как там твоя неприязнь к Санте? — киваю в сторону.

— О, она в полном порядке, — отвечает он, уклоняясь от лужи талого снега и одновременно слегка подталкивая меня, чтобы я тоже ее избежала.

Такой галантный жест заставляет мое сердце снова трепетать. Этот мужчина меня погубит.

— На последнем празднике даже времени хватило, чтобы сделать вуду-куклу.

— Ты ужасно мрачен.

— А что бы ты предпочла?

— Не знаю. Может, чтобы ты не был таким… несчастным?

Он смотрит на меня сверху вниз, и на его лице медленно расползается улыбка. Я чувствую себя полной дурой, потому что не могу не улыбнуться в ответ.

— Бёрди Мэй, ты пытаешься сказать, что хоть немного, но заботишься о моем счастье?

Внутренний голос буквально орёт: «ХВАТИТ УЛЫБАТЬСЯ, ИДИОТКА!». Но улыбка не исчезает. Она становится только шире, медленно, но уверенно, словно паразит, захватывающий мой мозг.

— Я… нет. — Я смеюсь. — Замолчи.

Но вдруг его взгляд меняется. Он смотрит мне через плечо, а потом хмурится.

Я оборачиваюсь.

К нам летит снежный вихрь.

Мы успеваем среагировать за долю секунды, но этого недостаточно. Николас успевает схватить меня за талию и оттолкнуть в сторону, а снежный ком с глухим ударом врезается в фонарный столб за нашей спиной.

Ещё один снежок тут же бьёт в то же место, но чуть ближе.

— Нам надо уносить ноги, — быстро говорит Николас, обхватывая меня за талию, а затем его рука оказывается у меня на бедре. Она прижимается плотнее, сильнее, и я почти забываю, как дышать.

— Почему? — спрашиваю я, сбитая с толку его прикосновением. — Что происходит?

— Снежная битва, — хмурится он, кивая в сторону за моей спиной. — Купер.

— Купер? Но он ведь такой милый…

Я не успеваю закончить фразу, потому что очередной снежный ком с глухим шлепком врезается мне прямо в лицо.

Холод пронзает меня до костей. Осколки снега скатываются за воротник из шарфа, мгновенно охлаждая кожу.

Повисает тишина.

— Ой, — раздаётся виноватый детский голос.

На другой стороне улицы стоит Купер, окружённый озадаченно молчащими детьми.

— Ты… ты попал во взрослого, — шёпотом замечает кто-то из них.

Николас делает шаг вперёд, качая головой.

— Ну всё, парень, теперь тебе точно крышка.

И вдруг он издаёт громкий боевой клич, который эхом разносится по улице.

Я чувствую, как меня переполняет странная смесь ужаса и восторга. Это совсем, как мой папа, который, играя, превращался в снежного монстра, похожего на тех из мультика «Эверест», и гонял нас по дому под Рождество.

— Ты поможешь, Бёрди Мэй? — оборачивается Николас, его бровь вопросительно приподнята.

— Я… — не успеваю я ответить, как ещё один снежок попадает мне в лицо.

— Ну всё, сейчас мы им покажем! — кричит Николас, хватая снег голыми руками.

Я падаю на землю и принимаюсь лепить снежки. Всё вокруг превращается в хаос: смех, крики, снежные комья летят во все стороны.

Кто-то из взрослых подключается к нам, даже Дороти из гостиницы выходит с лопатой, устраивая настоящий снежный обстрел.

Всё смешалось: звонкий детский смех, неожиданные попадания, ледяной воздух. Я замечаю взгляд Николаса — он смеётся, его глаза искрятся, и я понимаю, что таю быстрее, чем весь этот снег вокруг нас.

Внезапно наша крепость рушится, и мы остаёмся лицом к лицу с противником через дорогу.

Мы проиграли. Николас это понимает. Он поднимается, переступая через остатки разрушенного форта, и поднимает руки в воздух. Дороти и я замираем, переводя дыхание. Он жертвует собой. Какой храбрый поступок. А что, если они возьмут его в плен? Это навсегда? Позволят ли нам навещать его?

Медленно он пересекает улицу. Затем я вижу, как он раскидывает руки и падает на спину прямо на их снежную крепость, сминая её под собой. Детские вопли радости заполняют воздух — кто-то явно немного расстроен, но не настолько, чтобы перестать смеяться, даже когда Николаса осыпают кое-как слепленными снежками.

Лёжа в снегу, он начинает делать ангелов, а дети уже умоляют о реванше. Он только качает головой, смеясь.

Это слишком мило. Невыносимо.

— Я не позволю себя запугать! — выкрикивает он.

Я пересекаю улицу и падаю рядом с ним в снег.

— Слишком много травмирующих воспоминаний? — поддеваю я.

Он хватает меня за руку и притягивает ближе. У меня замирает сердце. Он лежит на спине, а я опираюсь на локоть рядом с ним. Мне хочется смотреть на него вечно.

— А ты попробовала бы быть рыжей в девяностых, — с усмешкой произносит он.

Эта чёртова усмешка. А ещё снег, растрепанные волосы и то, как он лежит здесь, словно герой дня. Я невольно тянусь, чтобы поправить прядь, слегка проведя пальцем по линии его волос, и в этот момент он тоже касается моих волос, убирая выбившуюся прядь за ухо. По моему телу пробегает дрожь.

— Спасибо за то, что привёл нас к этой «непобеде», — говорю я с преувеличенным сарказмом.

Ох, только бы не утонуть в этой банальности. Но, честно говоря, я совсем не жалею, потому что он смотрит на меня, улыбается этой ослепительной улыбкой и, пожимая плечами, говорит:

— Всё ради тебя, Бёрди Мэй.

Ради меня.

Как этот человек умудряется быть одновременно милым и невыносимым? И почему это так странно мне нравится?

Его взгляд медленно опускается к моим губам. Я задерживаю дыхание.

И вот, он наклоняется. Моё сердце бешено стучит. Он собирается поцеловать меня. Я точно это знаю. И я этого хочу. Чувствую его тёплое дыхание, ловлю лёгкий мятный запах, и мои глаза начинают закрываться.

Но в последний момент он отклоняется чуть выше и касается моего лба, оставляя тёплый, мягкий поцелуй на границе волос.

Моё сердце вздрагивает.

Я сглатываю, чувствуя, как тепло от его прикосновения растекается по моим щекам, груди, животу.

Как же глупо я себя чувствую. И дело даже не в том, что я ошиблась с этим поцелуем. Я… снова начинаю что-то к нему чувствовать.

Нет.

Он опускает взгляд, снова оказываясь на уровне моих глаз. Я всё ещё ощущаю его тепло, которое уходит глубже, согревая меня там, где раньше был только холод.

Николас улыбается, проводит языком по своим губам. Мой организм моментально отвечает — ноги непроизвольно сжимаются, а руки крепко хватаются за его свитер.

Его брови приподнимаются.

— Бёрди Мэй, ты краснеешь?

— Да брось ты, Николас, — отмахиваюсь я с улыбкой, закатывая глаза.

Он смеётся, и магия момента разрушается. Он просто дразнит меня. И, будучи не в силах удержаться, я толкаю его обратно в снег, когда он пытается приподняться. Это только усиливает его смех.

Купер подбегает, сияя своей беззубой улыбкой, и протягивает мне руку для примирения.

Мы заканчиваем игру, не обещая ничего на завтра. Но, я точно знаю, что когда-нибудь увижу Николаса утром, потому что он провожает меня взглядом, полный какой-то странной задумчивости, пока я не закрываю дверь гостиницы, следуя за Дороти, чтобы высушиться.

Его смех остаётся со мной до самого вечера.

Когда я ужинаю с Дороти. Когда пишу. Когда рисую наброски.

Конечно, это должны быть «сексуальные Санты», но в итоге они становятся просто разными версиями Николаса.

И мои Санты ещё никогда не выглядели такими привлекательными и чертовски горячими.

ГЛАВА 7

Два дня до Рождества.

«Я вид…»

Я ставлю будильник на пораньше, чтобы успеть поработать. Слова льются легко, как ручей. Даже иллюстрации, которые я обычно оставляю на весну, рвутся из-под пальцев и просятся на бумагу. Этот процесс захватывает меня полностью. Но вдруг раздаётся звонок. Я хватаю трубку стационарного телефона и почему-то сразу понимаю — это не Дороти.

— Сегодня парад в честь Рождества-накануне-накануне, — звучит в трубке голос Николаса. — Если ты всё ещё в поисках Санты, то я знаю, где его найти.

Сердце начинает биться быстрее с каждым его словом, будто мотор машины только начинает разогревается. Господи, с каких пор Ник Райан заводит мой двигатель?