Василий Добрынин - Станкевич
Хозяин поглядывал на дорогу и по сторонам, а пес понимая на слух направление, торопил вперед. «Быстрее закончим, — полагал ум собачий, — скорее покинем пустырь!».: Собаки бесхитростны — замыслы хитрые, места не знают в их преданных и бессловесных душах.
Кроме того, она лучше хозяина знала, что нет ничего там — на сзади, ни по сторонам. «Хорошо, что бесхитростны!», — передохнул, почти в полную грудь, Потемкин, — Собака вела по прямой, пролегающей таки, чуть-чуть стороною, чуть мимо Потемкина.
Обстановка в тылу обретала ясность. Два человека, — установил Потемкин, определил направление. Приглушенными голосами, стороны перекликнулись. Из зоны, пока еще вне взаимной видимости, установился контакт.
Потемкин, — совсем уже рядом, в пяти шагах, видел «знакомцев» в профиль. Искорку в черном глазу собаки… Еще два шага, и они пройдут мимо.
Потемкин уже все предвидел. Стороны сходятся, все — время «Ч»!* (*армейский термин — время начала боевой операции) Потемкин по рации кликнет Андрея, и все — и пора открывать бомболюки. Вперед!
Собака, влекущая шефа на поводке, сбила темп. Остановилась, присела, и потянула ноздрями воздух. «Ну, да, — онемел Потемкин, — как можно не замечать своих старых знакомых?!». «Может, мимо?» — надеялся он еще...
— Ну! — подтолкнул пса хозяин, и сделал шаг дальше.
Пес тормознул четырьмя и взвился, — он понял все! И хозяин, естественно, понял — не шутит! Рука потянулась к застежке на поводке, у ошейника. «Пес разберется!», — поймала рука карабин застежки. И, застыла …
Из-под земли вырастал милиционер, с пистолетом в руке.
— Будет команда «Фас!» — и не будет пса! — отчетливо предостерег он.
Пес рвался к нему, а он: пистолет в руке не качнулся, — достал, подтянул к губам микрофон, и сказал:
— Давай!
— Можно с музыкой?
— Можно!
Убрав микрофон, милиционер сказал строго:
— Стой здесь!
Голоса в тылу стихли, и он поспешил туда.
— А-ааа! — прокричал во все горло хозяин собаки и кинулся прочь.
Пошел шум и треск. Те, увидеть которых Потемкин еще не успел, ломанулись в кусты.
— Черт! — возмутился Потемкин. И резво, как те же, ломая кусты, полетел за ними. Собака, увидев столь резво рванувшего прочь, развернулась в прыжке и рванула за ним же. Чуть с ног не слетел, влекомый овчаркой на поводке, хозяин. Не мог он, в таких обстоятельствах, ухватиться за карабин на ошейнике. И, набирая скорость, летел за собакой вслед.
Слетела на землю поклажа, — увидел Потемкин, увидел мелькавшие спины. Он быстро бежал! А сзади, их всех настигала собака, с хозяином на поводке.
Заливисто, в утренний час, голосила сирена, мелькали окрест ярко-синие блики — Андрей подгребал на УАЗике, «с музыкой», к месту общего сбора.
— Ну, все, мужики! — сказал просто, Потемкин, подсечкой сбив наземь бегущего, и в два прыжка, настигая второго.
Андрей, и те двое — все были тут же!
Дыша хрипло, тяжко и глубоко, в себя приходили «спринтеры».
А Потемкин, почти без одышки, заметил:
— Хороший у Вас, уважаемый, пес! Берегите его…
«Удавил бы, своими руками!» — подумал, наверно, хозяин. Покосился на пистолет, и забыл окончательно, слово «Фас!».
Андрей обогнул машину, и в задней части ее, открыл дверцу с решеткой в оконном проеме.
— Андрей, присмотри, — попросил Потемкин. И направился рассмотреть поклажу.
В двух, объемных холщовых баулах, были запчасти.
— Нормально! — Потемкин достал сигарету. Он так ведь давно уж хотел покурить…
Когда он вернулся, все трое, и с ними собака, стояли у той, с окном зарешеченным, дверцы.
— Отставить! — сказал им Потемкин, — Товар кто грузить будет? Идемте со мной. — повернувшись к компании боком, жестом регулировщика он показал направление. — А ты, — попросил Андрея, — подгони нам подводу.
Скорбно кряхтя, мужики погрузли «товар».
— Спасибо, — сказал им Потемкин, — хороший товар! Признавайтесь, кто из вас трудится кладовщиком на ХАРЗе?
— Да будь мы кладовщиками, — видали б вы нас, — как от зайца уши!. Машиной бы вывезли, через КПП. Повезло…
— В хороших делах повезет и Вам! А теперь подскажите, где ваша подвода? Мы сами найдем, не шутите!
Подвода нашлась: ВАЗ-2102. За рулем этой легкой — не то что УАЗик, машины, приехал сдать смену, Потемкин. Собаку, людей и вещдоки, ворча принимал дежурный.
Часы на стене показали восемь ноль-ноль. На сегодня Потемкин свободен. «Час, боже мой, целый час!» — вздохнул он. Есть надежды в душе или нет, — в девять утра он обязан ждать!
«Не сглазить бы!» — решил не буравить он взглядом, молчащий пока, аппарат. Взгляд отошел от стола, скользнул по полу, и, поднявшись на уровень глаз, и чуть выше, покойно установился на месте. Глядел человек в никуда, просто перед собой и рассматривал стену.
Неподвижность, сама по себе, в природе вещей существует: деревья, цветы, например, и горы… И так же, тьма разных предметов, сделанных человеком. Есть что перебрать… И сам он таким может быть: покой чередуя с действием. Может... Но — чисто внешне! Нельзя отнести человека к природе вещей, — он всегда динамичен! Неподвижный телесно, — останется движимым в мыслях. «Возражать постоянству такому? — подумал Потемкин, — Или напротив, — им дорожить?»
Уставшему телом, ему, после смены, хотелось, конечно, скорей возразить… Однако, и неподвижный взгляд, не бездействовал. Отыскивал, и отмечал машинально, детали какие-то: трещинки, вмятинки, извилинки. В них, сам собой, рисовался какой-нибудь образ. Обрывками ветоши на пистолетный шомпол — наматывались, постепенно, мысли.
«Личный опыт, Потемкин, не забывай. Чти его, и почаще к нему обращайся! — сказал Евдокимов, — Профессию начинай с самого себя. Поменять в себе, очень много, придется. Кардинально много. А ты готов? Потянешь?»
«Поменять я готов. Поменяю, — подумал Потемкин, — да знать бы что именно? Как?»
«Играть ты, может и не должен, но понимать игру обязан. Тебе важно войти, достоверно в роль того, кто играет против. Тогда сможешь и раскрывать их поступки. Преступление — это поступок. В отрицательной степени, правда, — разной величины…».
С этим Потемкин согласен, безоговорочно. «Поучить Станиславского, что ли?...» — вяло подумал он. Навел резкость: стена оставалась стеной. Он каждый день ее видел. Проста, естественна, и ни чем независима от размышлений Потемкина. Она есть: вот такая, как есть, но она реальна. «Намечать надо реальные замыслы!» — сделал заметку на память, Потемкин.
Но, будь Евдокимов рядом, Потемкин, «в струю» бы, заметил: «А смысл игры и ее содержание, воспринимают по внешним признакам. Тот же спектакль, к примеру… В игре, в совокупности внешних признаков, и отражается замысел… И в деле — все так же!».
