Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка
Его надежд я не оправдал, поскольку представлял перед глазами темное лицо мавра с неприятными чертами, да и не было мне никакого дела до тонкости миражей, изящества иллюзий и сложности теней реальности.
- Верните меня к маме, пожалуйста, - взмолился я. - Обещаю никому не рассказывать об увиденном. Просто позовите людей, которые занимаются поисками, и скажите, что нашли меня в роще. Пожалуйста, я так хочу к маме.
- Малыш, я и не намеревался ограничивать твою свободу, - страдальчески всплеснув руками, сказал Остерманн, однако в его голосе угадывалась фальшь. - Ты обязательно вернешься к матери. Даже не вздумай переживать по этому поводу. Проблема в другом. Разве я могу отпустить тебя калекой, если учесть, что в моей власти вернуть тебе былую подвижность?
- Вы это сделаете для меня? - переспросил я, не веря своим ушам, но изо всех сил желая поверить.
Я поймал себя на мысли, что передо мной сидит тот самый Бруно Остерманн, безобидный, улыбчивый и милый, еще недавно с упоением показывавший мне свою мельницу, восторженно отзывавшийся о Дорвине и его обитателях. Мне стоило большого труда заставить себя думать о нем, как о дьяволе.
- Конечно, сделаю, - приторно сладко улыбнулся Остерманн. - И поверь, это самое малое из того, чем я могу помочь тебе.
- В обмен на мою душу?
Дьявол вопросительно вскинул бровь, в его глазах я прочел явное непонимание:
- Зачем мне твоя душа?
И тогда я крепко призадумался, а действительно, зачем дьяволу моя душа. Ответа в голову не приходило. Конечно, я много раз слышал едва ли не с пеленок, что, предаваясь в руки дьявола, человек лишается божьей благодати, никогда не войдет в ворота рая. Слышал и о том, что дьявол собирает души, чтобы мучить грешников в преисподней целую вечность. Однако в тот момент, лежа прикованным к кровати, такие доводы священников и россказни бабушек виделись мне несерьезными.
Застеснявшись своих размышлений, я обиженно отвел взгляд.
- Отдыхай, малыш, - по-доброму сказал Остерманн. - Я оставлю тебя в покое, чтобы ты самостоятельно решил, готов ли принять мою помощь, за которую я никогда и ничего от тебя не попрошу.
Глава сорок четвертая
- Простите, что перебиваю, - тихо обратился к Хорсту Келлеру Николаус, когда мельник взял короткую паузу, - но вы в конечном итоге пришли к какому-нибудь выводу о том, для чего все-таки дьяволу нужны человеческие души? Просто меня очень давно занимает эта тема.
Хорст развел руками:
- К сожалению, нет, хотя и много думал над вопросом.
Путники, сидевшие за столом, все, как один, покосились на Малаха Га-Мавета, а тот обескуражено посмотрел на зрителей.
- Может быть, снизойдете до разговора? - спросил Михаэль Бреверн. - Приоткроете завесу?
- Какую завесу? - ангел смерти нетерпеливо постучал пальцами по столу. - Вам ведь господин Келлер уже пояснил, что человек потеряет божью благодать, не попадет в рай.
- Но зачем это? - настаивал молодой фон Граусбург. - Если для того, чтобы, завладев душой, мучить ее в кипящей смоле и, скажем, жарить языки клеветников на сковороде, то это глупо. В это верят разве что малые дети.
- Вам так рассказывают ваши священники, - ответил Малах Га-Мавет, - и такого объяснения вполне достаточно. Еще говорят, что дьявол испытывает зависть к человеку, который более любим Всевышним, и, приобретая людские души, тем самым стремится насолить Господу.
- Это так и есть? - поинтересовалась Эльза Келлер, готовясь услышать утвердительное "да".
- Господь любит всех одинаково, иначе бы Он не был всеблагим и всепрощающим. И человеческий род, и всех ангелов, включая падших, он любит в равной степени. Поэтому дьяволам не за чем охотиться за душами, чтобы насолить Творцу. Среди людей мне доводилось слышать теорию о том, что падшие ангелы заполучают человеческие души, как бы соревнуясь между собой, кто завладеет большим количеством, а мучают грешников в аду исключительно с целью поразвлечься. Так вот эта версия куда ближе к правде.
- Демоны так развлекаются? - открыл рот Пауль Рейхенштейн. - Вы серьезно?
- Разумеется, не серьезно, - на этот раз деловито сказал Малах Га-Мавет. - Ангелам, падшим и тем, кто не предал Господа, открыта вся Вселенная. Так неужели вы думаете, будто мы не в состоянии отыскать для себя развлечений вне людского мира и обязательно должны кого-то мучить? Настоящий ответ упирается в столь высокие материи мироздания, что человечеству потребуются века, чтобы докопаться до истины, понять и принять ее как должное. Я вовсе не хочу обидеть вас, но с учетом уровня вашей философии и логики, свойственной людям, мой ответ действительно останется для вас непостижимым. Так что вам будет проще согласиться с услышанным в детстве от родителей, а еще лучше довериться словам отцов Церкви и не ломать голову над пустяковыми вещами.
В трактирном зале повисла тишина, нарушавшаяся потрескиванием фитилей сильно оплывших свечек.
Первым оживился Николаус и с долей самоиронии спросил:
- И что, в аду не варят в котлах и не тычут в ошпаренные бока вилами?
Ангел смерти поддержал его настрой, ответив:
- Знаете, ни разу не приходилось видеть в аду подобных картин.
- Тогда что же там? - грустно осведомился Виллем, будто бы нацеливался попасть именно туда и смирился с участью.
- Я мог бы рассказать, хотя понять это вам будет все так же сложно, да и рассказ займет слишком много времени, которого у вас нет. Ограничусь только утверждением, что людские представления о смерти, о Высшем суде, о рае и аде часто неверны с самого начала. Однако не отчаивайтесь, ведь с естественным ходом дней каждый человек рано или поздно отыщет истину. Не думайте об этом сейчас. Давайте-ка дослушаем Хорста.
Слово перешло к мельнику, и он вернулся к своей истории:
- Все последующие дни, остававшиеся мне в доме Остерманна, связались в одну не прекращавшуюся ни на миг иллюзию, в которой по воле дьявола грезились варианты моего будущего. Первым был мир, где я практически все время жил в ошеломляюще красивом доме, в глубине леса недалеко от тихой неглубокой реки, полной рыбы. Стены моего жилища были ярко-синими, крыша - красной на грани с оранжевым. Окна его были разными по величине, и на втором этаже комнат находилось втрое больше, чем на первом. Посмотришь на дом, и возникнет резонный вопрос, как он не падает, не обрушивается, будучи настолько скособоченным?
Я окружил себя игрушками и всевозможными предметами для развлечений, ходил на рыбалку, бегал по лесу. Зима и слякотная осень обошли этот мир стороной, его безопасность была безусловной, и все потому, что он находился целиком в моем воображении, полностью ему подчинялся. Я решал, чему быть в этой сказке, а чему нет. Однако в мире сна были и ограничения. Так я не мог создать себе друзей, не мог провести туда свою маму или любого другого человека. Я пытался создать иллюзию людей, но ничего не получалось, поскольку каждый раз выходили копии меня самого, стиравшиеся мной без всякой жалости. Только то могло появиться внутри иллюзии, что не составляло для меня никакой загадки, укладывалось в мое восприятие и отвечало моим представлениям. Например, как ни старался, я не смог сотворить увлекательную книгу с потрясающими иллюстрациями, ведь для этого мне обязательно следовало увидеть ее и прочесть в реальности.
