Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка
Обзор книги Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка
"ЛЕГЕНДА ДЬЯВОЛЬСКОГО ПЕРЕКРЕСТКА"
Роман
Часть первая
Глава первая
Дул непереносимо холодный ветер, от которого не спасала одежда - вьюга пронизывала ее насквозь. Казалось, что ветер прохватывал само тело, отнимая оставшееся тепло. От налипшего снега шерстяной плащ Виллема стал просто неподъемным. Он сковывал движения, мешал изможденному путнику.
Снег обжигал лицо, настырно лез в глаза, залеплял нос и рот, сбивая и без того тяжелое хриплое дыхание Виллема. Каждый шаг давался путнику с большим трудом. При малейшем движении он проваливался по колено в рыхлый наст, качался, будто пьяный и, чтобы не завалиться набок, опирался на снег руками. Он уже не шел, а, скорее, полз неизвестно куда по все увеличивавшимся сугробам.
Вокруг Виллема с оглушительным ревом несся невероятных размеров снежный смерч, путавшийся в кронах деревьев, с треском ломавший ветви. Его границы было просто невозможно определить. Куда не направь взгляд, повсюду один сплошной белый вихрь, в центре которого ворочался, копошился, цепляясь за свою опостылевшую жизнь, маленький человек.
Нестерпимый холод очередной волной атаковал Виллема, и он с равнодушием осознал, что не чувствует пальцы ног. С тем, что пальцы на руках давно скрючились, как сухие прутья хвороста, он смирился еще раньше, когда пытался первый раз выбраться из оврага на дорогу.
Ему по-прежнему казалось, что шанс выкарабкаться остается. Эх, если бы не потеря шапки! Порывом ветра ее сорвало с головы, и Виллем даже слышал, что шапку отбросило куда-то совсем недалеко. Но тщетно он пытался отыскать ее, шаря вокруг себя. Поземка, подобно белой ткани, колышущейся на ветру, и острые крупинки снега, мчащиеся точно в глаза, не позволили найти головной убор.
Виллем чуть отряхнул плащ от снега, подтащил его кверху и закутал голову.
Когда час назад он шел через поле, ему казалось, что вот-вот он достигнет лесной части дороги и там будет серьезно защищен от ветра и снега. А теперь? Да вот же он, лес! Но и здесь не стало легче, ведь деревья больше не спасали от усилившейся вьюги, напор которой все еще продолжал нарастать.
Проклятая дорога ускользнула от Виллема. Некоторое время назад он то ли оступился на краю, то ли запнулся обо что-то, но, подвернув ногу, скатился в овраг. Он до сих пор пытался вернуться на дорогу, боясь в какой-то момент убедиться, что окончательно потерял ориентацию, сбился и кружит на одном месте. Все, что ему оставалось, так это продолжать двигаться, не примиряться с непогодой, бороться за награду, которой ему будет тепло постоялого двора. А для этого определенно следовало собраться с силами и продолжать свой путь.
Постоялый двор, о котором Виллем разузнал еще в Хорншторфе, должен был располагаться где-то неподалеку. Небольшой трактир с маленькими, но уютными гостевыми комнатами, с шумными пьянчугами - это в любом случае лучше смертельной ночевки в лесу под завывание неудержимого ветра. В конце концов Виллем, изнуренный холодом, с радостью согласился бы заночевать в конюшне или даже в сарае постоялого двора. Главное, что поблизости от людей.
Виллем наткнулся на склон и, воодушевленный этим, на четвереньках пополз вверх, полагая, что отыскал дорогу. Стылыми руками он не почувствовал, что ухватился за рыхлый ком снега, который тут же рассыпался. Потеряв опору, Виллем завалился набок, уткнувшись лицом в снег, перевернулся и кубарем полетел вниз. От удара он закашлялся, но попытался подняться. Ноги захлестнулись одна за другую, и Виллем с оханьем рухнул в снег, где остался лежать, чтобы хоть немного перевести дух.
И даже здесь Виллем не потерял самообладания, подумав, что теперь-то он точно выберется. Этот склон явно вернет его на дорогу. Не может не вернуть. Нужно лишь запомнить направление, отдышаться как следует и аккуратно подняться. Да, осталось совсем немного.
Виллем принялся вспоминать причину, побудившую его покинуть Хорншторф среди бела дня, чтобы взглянуть в лицо стихии, вселявшей ужас. Он лежал и раздумывал: была ли опасность реальной, или она лишь почудилась ему, как человеку, уже привыкшему бежать от тайных палачей, нигде не задерживаясь, не заводя ни с кем серьезных знакомств, скрываясь за чужими именами и рассказывая о себе вымышленные истории.
Если преследователи узнали его, то непременно схватили бы. Сразу. И его личность, и его судьба с того момента стали бы для всех настолько же очевидными, насколько и ужасными.
Утром он переписывал несколько документов для мелкого лавочника в Хорншторфе, когда почувствовал на себе пристальный взгляд. Оглядевшись, Виллем увидел странного на вид горожанина, глаза которого откровенно пугали, потому как и зрачок, и радужная оболочка были одинаково черными. Он молча стоял на улице и наблюдал за Виллемом через окно, потом его тонкие анемичные губы медленно расползлись в отвратительном и настораживавшем подобии улыбки. Показав свои кривые гнилые зубы, незнакомец ушел.
Виллем все-таки решил, что имел дело с обыкновенным местным дурачком, пялящимся на всякого с одной и лишь ему известной целью, но когда направлялся в трактир через городской рынок, ему отчетливо показалось, что за ним кто-то тайно следует. Трижды он резко оборачивался, вызывая у торговцев на рынке недоумение, и все три раза ему удавалось разглядеть только кусок плаща преследователя, ускользавшего от взгляда. Это стало последней каплей. Поспешно собравшись и даже не получив расчет у лавочника за переписанные документы, Виллем бежал из Хорншторфа навстречу непогоде. У него не было ни малейших сомнений в правильности такого поступка. Если его действительно узнали, то с минуты на минуту несомненно бы поймали, чтобы убить в каком-нибудь тихом закутке. Если не узнали, то могли смело схватить для короткого разбирательства, которое так или иначе закончилось бы для Виллема плачевно. Так что, какой из вариантов не рассматривай, они оба имели одинаково неприятные финалы.
Виллем поднялся, крепко ругаясь и вытряхивая снег из-за шиворота, из рукавов. Пройдя совсем немного, он вновь провалился по колено и упал на локоть так, что кисть левой руки оказалась у него перед глазами.
Подскочив, он встал на колени и впился взглядом в свои руки.
Пальцы истончились на морозе, суставы стали казаться непропорционально огромными, а ногти при мертвенной белизне кожи были красными, словно вишня. Но вовсе не это вызывало у Виллема ужас и трепет. Его кожа постепенно приобретала невероятную прозрачность и истончалась на глазах. Затем она пошла трещинами, как высохшая краска на холсте художника, тут же рвалась и невесомыми лоскутами уносилась с ветром. Обнажившаяся плоть откалывалась бледно-розовыми льдинками, падала и вмиг терялась в быстро нараставшем снежном насте.
