Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка
- Ты успел все осмотреть
- Нет, конечно. Но на мой крик никто не откликнулся, а я прождал там довольно долго.
Эльза указала мужу на сумки и ответила:
- Пойдем-ка внутрь. Там разберемся. Вернен с женой могли проводить гостей и, не ожидая новых постояльцев, решили заняться своими делами.
- Какими делами можно... - начал было возражать Хорст с несвойственным ему напором.
- Обычными, - прервала его Эльза со смешинкой в голосе. - Теми делами, которыми занимаются мужчины и женщины, когда остаются наедине.
- Думаешь? - не поверил Хорст. - Верненам ведь уже лет по пятьдесят или даже больше.
Они вошли в трактир, где им все было знакомо, пусть Хорст и Эльза не были здесь постоянными гостями. Стены были обиты деревянными давно немытыми досками, два ряда столов с крепкими лавками тянулись в сторону большой печи, справа от которой крутая лестница вела на второй этаж, к комнатам для постояльцев. Лестница была широкой, потому что под ней располагались два закрытых кабинета для - случись такое - важных гостей, не пожелавших бы сидеть у всех на виду.
И только теперь Хорст почувствовал, нечто неуловимо странное в этом, вроде бы, знакомом помещении. Непостижимо, но что-то здесь изменилось, что-то казалось находящимся явно не на своем месте. Тот же воздух и те же привычные предметы окружали его, а вот от странного ощущения некоего наваждения невозможно было отделаться. Он осторожно дотронулся до столешницы. Нет, все было реально, ничего страшного не произошло. А стол плохо протерт: липкий и в крошках. На одном из столов стояла сковорода с какими-то объедками, на соседнем - две пивные кружки. На скамье у печи, куда старый Вернен обычно присаживался, чтобы передохнуть, валялись скомканный фартук и какая-то мокрая тряпка.
- Ну, и где все люди? - прошептал Хорст на ухо жене.
Подойдя к печи, в которой догорал огонь, танцуя среди головешек, он подбросил пару поленьев, после чего заглянул в кабинки под лестницей. Никого.
Повернувшись к жене, он внезапно понял, что же ему показалось странным и явно занявшим здесь неположенное место. Они сами! Он и Эльза были здесь некстати, были лишними.
Ему стало жутковато, и он обратился к Эльзе:
- Мне кажется, что нам не следует здесь оставаться.
- Что за глупости? - отмахнулась Эльза, присаживаясь поближе к печи. - Здесь есть все, что нам сейчас нужно: кров, тепло и еда. Сегодня я отсюда никуда не поеду. Вот увидишь, Вернены скоро объявятся.
- Там кто-то есть? - испуганно прокричали сверху, и тотчас со второго этажа до зала донесся стук обуви. Незнакомец бежал со всех ног.
По голосу Хорст даже не смог понять, какого пола был кричавший, но вопрос отпал сам собой, когда на лестнице появился полноватый безумно суетливый господин лет пятидесяти в черном камзоле с атласными лентами, из-под которого виднелась белоснежная сорочка, украшенная кружевами. Застучали по лестнице красные туфли с кожаными ремнями, инкрустированными какими-то камнями. Хорст не разбирался в драгоценных и полудрагоценных камнях. Будучи обыкновенным мельником, все, что он мог сказать о камнях, так это подходят они для мельничного жернова или нет.
Эльза не смогла сдержать улыбки при виде спустившегося господина. Ей представилось, что это и не человек вовсе, а слегка обмятый хлебный мякиш, на который зачем-то напялили дорогие одежды.
- Если уж вы затеяли здесь постоялый двор, - менторским тоном, не терпящим возражений, начал мужчина, - то будьте любезны оказываться на своих местах, когда к вам прибывает постоялец.
Хорст открыл рот, чтобы дать важные пояснения, но этот говорящий хлебный мякиш замахал у него перед лицом руками и продолжил:
- По пути сюда я натерпелся невероятного страха и подвергся нападению волков. Я остался без кареты, и только Богу известно, сколько пробежал на своих двоих. Я ожидал встретить здесь радушие, а вместо этого уже битый час мотаюсь по всем помещениям и строениям вашего постоялого двора, тщетно пытаясь найти хоть одну живую душу.
Вероятно, мужчина не закончил бы своей речи, если бы Эльза не хлопнула по столешнице ладонью, резко и звонко. Тараща глаза, мужчина осекся. Только теперь он обратил внимание на хлопья таявшего снега, лежавшие на одеждах Келлеров и их сумках, сваленных у столов.
- Так нашли еще кого-нибудь? - спросила Эльза.
- Никого, - чуть не подавился словом мужчина. - А вы разве не владельцы этого...
- Нет, - поспешил ответить Хорст, - мы не хозяева.
- Простите, - булькнул мужчина, отшагнув от Хорста и торопливо поправляя якобы сбившуюся одежду. - Я был непозволительно резок. Меня зовут Пауль Рейхенштейн, нотариус аббатства Адденбах.
Глава четвертая
- Не знаю, как вас и благодарить, - не без усилий выговорил Виллем, кутаясь в непродуваемый шерстяной плащ своего спасителя. - Позвольте представиться: я - Виллем Рангер.
Это были первые слова, сказанные им молодому спутнику, вызволившему его из снежного плена. Точнее сказать, не первые, но пока единственные выраженные осмысленно.
Когда Николаус фон Граусбург вытаскивал замерзшего Виллема на дорогу, растирал его застывшие конечности и лицо, тот по очевидным причинам вообще ничего не говорил. Когда же Николаус пытался влить в его с трудом открытый рот горькой настойки, Виллем, уже укутанный в походный плащ, пришел в себя и без остановки стал выкрикивать проклятья в адрес какого-то господина Дикмана и его псов, пущенных по следу. Полностью погруженный в свой бред, он ровным счетом ничего не понимал из окружавшего его мира. То горланя, то причитая, он царапался и даже пытался укусить Николауса.
- Меня зовут Николаус фон Граусбург, - представился спутник, перехватывая поводья покороче.
Теперь он шел не впереди, а рядом с седлом, пристально всматриваясь в смуглое и костлявое лицо Виллема в надежде, что оно изменилось и приобрело больше черт вменяемости. Спасенному на вид было хорошо за тридцать, хотя Николаус сильно удивился бы, узнав, что Виллему Рангеру на самом деле лишь двадцать шесть. Выглядел он изможденным. Со своими серыми и унылыми глазами он напоминал какого-то древнеримского раба, изнуренного наказаниями.
Одежда Виллема представляла собой жалкие обноски. Его плащ был так дыряв, что, скорее всего, не спасал от холода, а представлял угрозу, создавая сквозняки между прорехами. Если кому-то пришло в голову сравнивать спасенного с церковной мышью, то последняя однозначно показалась бы богачом.
- Я плохо ориентируюсь, - озабоченно крутил головой Виллем. - Скажите, пожалуйста, в какую сторону мы направляемся?
- На постоялый двор. Меня ждет там важное дело. По такой погоде, наверное, и вам придется там остановиться.
