Неправильный разведчик Забабашкин (СИ) - Арх Максим
Я не знал, как правильно на все эти странные вопросы отвечать, поэтому говорил правду: никого радующегося не видел, как и не встречал никаких сосисок, в выпуске которых промышленностью СССР этого времени я вообще сомневался.
Отвечая на вопросы, я, в общем-то, понимал, почему именно Антон Фёдорович интересуется буквально всем, ведь на Родине он не был более десяти лет. И хотя в середине сороковых годов двадцатого века время течёт медленнее, чем в сумасшедшем двадцать первом, но всё же прогресс накладывает свой отпечаток на изменения жизни и уклада в обществе, и собеседнику они были очень интересны. К тому же нельзя забывать, что разведчик живёт и работает в стране, которая отделена железным занавесом, где блокируется любая информация, кроме пропаганды, выгодной Третьему Рейху.
Конечно, был он человек интеллектуально развитый и мог отличать зёрна от плевел. Этому способствовала и работа, обеспечивавшая его самыми разнообразными потоками информации. Однако вот так, с глазу на глаз, пообщаться с тем, кто воочию видел фронт, и может рассказать, что там происходит, он смог впервые. И я, несмотря на то, что был уставшим, рассказывал ему всё как есть, иногда по несколько раз пересказывая тот или иной момент, углубляясь в детали то с одной, то с другой стороны.
За разговорами мы довольно быстро добрались до Вустермарк и приблизились к стоящему на окраине двухэтажному четырёхквартирному дому, который можно было назвать коттеджем на четыре семьи.
— Вы будете жить на втором этаже. Квартира номер два. Если вас спросят, скажите, что сдал вам ее ефрейтор Ганс Моор. Сам же он уехал на Восточный фронт. Запомнили?
Вошли в подъезд и под светом тусклой лампы, горящей желтым светом, по деревянным скрипучим ступеням, поднялись на второй этаж. Подошли к массивной двери, покрашенной тёмно-коричневой краской.
Прежде чем войти в квартиру, разведчик внимательно осмотрел дверь.
«Ага, проверяет заранее оставленные маяки, по которым можно понять, входил ли кто-то в квартиру без ведома хозяев или нет», — догадался я.
Через полминуты, удовлетворенно кивнул, открыл замок ключом, вошёл сам, после чего зажёг свет и пригласил войти.
Квартира была двухкомнатной, с кухней и совмещённым санузлом. Никаких излишеств в квартире не было, если не считать одного напольного торшера. В остальном — обычные шкафы, кровать, стулья, столы. Пузатая тумбочка в углу, блеклые обои с цветочками.
Я вошёл в большую комнату и, подойдя к окну, понял, о чем меня ранее предупреждал разведчик.
С противоположной стороны дома, метрах в двадцати, располагалась железная дорога. Точнее, первый путь этой самой дороги. Через десяток метров от первого был второй, потом третий, четвёртый… Всего я насчитал двенадцать путей. За ними стояли, приткнувшись друг к другу, длинные ангары и водонапорная башня. Левее, в километре от нас, над рельсовым полотном горбатился узкий, но длинный пешеходный железнодорожный мост. Конечно, по желанию можно было пройти по нему, но я сомневался, что кому-то захочется подняться по лестнице на такую высоту, если можно преодолеть железнодорожные пути без лишних физических нагрузок.
— Блин, да это прям станция Москва-Сортировочная какая-то! — расстроено прошептал я.
— Собственно, об этом и предупреждал, — напомнил Живов.
— Было дело, — вздохнул я и, прислушавшись, добавил: — Но вообще-то не так уж и шумно, как вы сказали.
— Это пока, — отмахнулся тот и приоткрыл форточку, чтобы освежить застоявшийся воздух в квартире. — А вот как пойдут поезда да эшелоны, вот тогда вы и поймёте, что именно я имел в виду. — Он повернулся ко мне и продолжил: — И знаете что, запомните адрес: Гартенштрассе, 8. Квартира №12. Она находится по другую сторону от сквера, где мы с вами разговаривали. Коль почувствуете, что это жильё вам не подходит, милости прошу туда. Ключ лежит под половиком.
Закончив с этим вопросом, коллега поинтересовался моим финансовым положением. Узнав, что деньги у меня есть, посоветовал на улицу без нужды не выходить.
— Помните, мы не в СССР, а на территории противника. Но если вдруг по какой-то непонятной причине, которую я, признаться, сейчас даже придумать не могу, вам всё же нужно будет покинуть квартиру, то ни с кем ни в какие разговоры не вступайте. Конечно, чураться людей не стоит, но и дискуссию заводить не нужно. Ваш акцент выдаёт вас с головой. Так что будьте здесь, набирайтесь сил. И ждите меня. Надеюсь, при следующей нашей встрече я уже буду с вестями из Москвы.
Далее он сослался на то, что ему завтра на работу: «А ведь ещё нужно до дома добраться», попрощался и ушёл, оставив меня одного.
Влетевший в окно на яркий свет электролампы ночной мотылёк бездумно лупился в стеклянный плафон, со стороны рельсовых путей несло чем-то острым и горюче-смазочным, а сама «новая» квартира пахла самой что ни на есть старостью — истлевшими тряпками, треснувшими от возраста досками, выцветшей краской.
— Что ж, теперь можно смело констатировать, что я нашёл свою тихою гавань, в которой наконец смогу хорошенько выспаться и отдохнуть, — хмыкнул я, прикрыл окно и отправился готовиться ко сну.
Москва. Первое управление государственной безопасности НКВД СССР
Дело не терпело отлагательств, поэтому заместитель начальника европейского отдела, занимающегося «старой Европой», майор госбезопасности Олег Сергеевич Греков, решился разбудить своего руководителя.
В последние дни из-за неважно складывающихся дел на фронте разведчикам существенно прибавилось работы за рубежом. Генеральный штаб требовал добывать разведданные о перемещение резервов, состоянии промышленности, военного потенциала, мобилизационного потенциала стран Оси. В первую очередь руководство интересовала Германия, потому что именно она была инициатором и основным действующим лицом при нападении на СССР. Конечно, были и отделы, которые занимались тем же самым, но по другим странам, что были в союзнических отношениях с Гитлером: Румыния, Италия, Япония. Но сейчас подлежащий срочному обсуждению вопрос, возник именно в Германии. Более того, в их столице — Берлине.
Там работал советский разведчик, который на протяжении нескольких лет успешно, добывал и передавал важную и почти всегда достоверную информацию. И хотя к сверхсекретной и стратегической информации доступа у него не было, тем не менее, данные от него были поистине бесценны.
И вот час назад этот агент неожиданно вышел на связь через резервную частоту, которая была предназначена для экстренных сообщений, и передал радиограмму.
После немедленной расшифровки и обработки текста стало ясно, что резидент попал в нетривиальную ситуацию.
Так как этот разведчик был непосредственно знаком с начальником Грекова старшим майором госбезопасности Николаем Всеволодовичем Ставровским, и тот часто интересовался, как у Живова дела, заместитель решил сразу же доложить о необычной радиопередаче своему командиру.
Ставровский, работавший практически без отдыха, после всего трёх часов сна был хмур и недоброжелателен. Однако услышав, что дело срочное, немедленно принял своего заместителя.
— Никак не могу выспаться, — потёр хозяин кабинета ладонями своё лицо, стараясь прогнать остатки сна. Поудобнее устроился в кресле, и, жестом предложив своем подчинённому присаживаться напротив, спросил: — Ну что у тебя там важного случилось в Берлине?
— Случилось, Николай Всеволодович. «Старец» вышел по запасному каналу.
— Вот как? В чём причина? Неужели он на грани провала?
— Вроде бы нет. Условный сигнал в шифровке отсутствует. Однако ситуация очень странная. И в первую очередь, нас насторожил тон сообщения.
— И что же там такого необычного? Не будем тянуть время. Читайте, — сказал хозяин кабинета, решив перейти к делу.
Заместитель кивнул, открыл папку и зачитал текст:
«Старец» — Центру.
Центр, срочно и безотлагательно требуется пояснение сложившейся ситуации. Только что со мной на контакт вышел одетый в форму немецкого офицера юноша. Он назвал себя Забабашкин Алексей Михайлович, который, как нам уже известно, имеет прозвище «Забабаха». Этот юноша рассказал, что после боёв под городами Новск — Троекуровск, блуждая по лесам, попал в плен. По его словам, это произошло якобы только вчера. Он утверждает, что после пленения немцы решили вывезти его в город Ольденбург, что находится в Германии, однако самолёт до места назначения не долетел, потерпев крушение. Забабашкину удалось покинуть место катастрофы. Далее же начинается самое невероятное. Юноша надел форму ликвидированного им немецкого офицера Вермахта, добрался до Берлина и вышел на меня. По словам Забабашкина, информацию обо мне он прочитал в валяющемся на земле архивном деле, что вывалилось из вагона, стоящего в железнодорожном депо города Новск.
