Неправильный разведчик Забабашкин (СИ) - Арх Максим
Единственное, что порадовало, так это то, что паровоз, ведущий состав из сорока одного вагона, на этот раз гудок не врубил.
Но это было уже неважно. Своим проездом этот чайник-переросток отбил у меня всю охоту спать. Я лежал с полуоткрытыми глазами и, прислушиваясь, думал: «Кажется мне, что приближается новый состав, или нет?»
Так продолжалось минут десять. Как ни старался я уснуть, этого у меня не получалось. Сон банально не шёл. А тут как раз и ещё один состав таки начал прохождение мимо моего дома, где некоторые из последних сил пытались-таки уснуть — не удалось.
«Ту-ту!» — словно бы на прощание прогудел гудок уходящего источника шума.
А я в ответ зарычал, глядя в потолок и спрашивая небеса:
— Тут ночной тариф, что ль, в два раза дешевле на перевозки? Какого хрена они разъездились⁈ Словно с цепи сорвались! Что тут происходит⁈
На самом деле, я, конечно, мог предположить, почему именно ночью происходит столь интенсивное движение. И на самом деле ответ на этот вопрос был довольно прост: поезда двигались ночью для маскировки. И тут дело не только в налётах английской авиации, а, вероятно, в первую очередь в секретности. Ведь шпионам и разведчикам противоборствующей стороны отследить, куда, в каких объёмах и какие грузы проходят, в тёмное время суток было куда сложнее, нежели в светлое.
'Но, чёрт возьми! Почему все проклятые грузы проклятого третьего рейха должны проходить мимо квартиры, где сплю я⁈ Других железнодорожных путей в этом рейхе уже нет⁈ — негодовал, наблюдая, как по второму пути движется очередной состав. Правда, двигался он не с запада на восток, как предыдущие, а в противоположную сторонку — с востока на запад.
Однако лично мне от этого не было ни тепло, ни холодно. Что так будут шуметь, что так. И даже от факта, что данный эшелон, в отличие от предыдущих грузовых поездов, проходил на десять метров дальше от моего дома, шума от него было никак не меньше.
«Беруши, беруши и ещё раз беруши!» — закрывая голову подушками, повторял себе я.
«Ах, кабы не война, а мирное время, то можно было бы запатентовать данное сверхнеобходимое изобретение, — размышлял, стараясь думать о чём угодно, только не о „тутух-тутух“. — Запатентовать и после этого жить припеваючи на доходы от продаж. А что беруши будут пользоваться спросом в этом времени, так в этом сомнений нет никаких. Я уже знаю как минимум одно место на карте мира, где этот девайс не просто нужен, а крайне необходим!»
Однако мои прогрессорские идеи в данный момент были ни к чему. В мире бушевала война, и сейчас было не до…
«Ту-ту!» — поздоровался со мной очередной приближающийся состав.
— Да пошёл ты на хрен! — ответил я ему взаимностью.
А в довершение ко всему, пожелал стальной машине побыстрее попасть под бомбёжку союзников.
«Ну а что, не счастливого же пути желать врагу⁈»
Не успел об этом подумать, как услышал приближение ещё одного паровоза.
«Да вы, ёлки-палки, издеваетесь! — уже устало подумал я и от бессилия и злобы встал с кровати. — Что вы там возите-то хоть? — спросил себя и, подойдя к окну, сфокусировал зрение на приближающемся составе. — Уголь».
Двадцать открытых вагонов с чёрным углём проследовали с востока на запад.
В этот момент я уже понял, что уснуть не удастся. Поставил стул к окну, предварительно налив себе в стакан воды, и принялся рассматривать открывающийся из окна пейзаж да считать проходящие поезда и вагоны.
Делал я это не с какой-то разведывательной целью, а от нечего делать. Да и смысла считать эти вагоны, коль они ездят туда-сюда, тоже не было. Просто убивал время до рассвета, надеясь, что поутру оживлённый трафик спадёт, и я сумею выкроить время на отдых.
Мой блуждающий взгляд рассеянно выдёргивал из темноты детали окружающего быта.
Вон под водонапорной башней стоит на заправке маневровый паровоз. Эта мелочь, наверное, ждала, пока старшие братья разъедутся, после чего начинала с глухим посвистыванием пихать в горку теплушки и полуоткрытые платформы. Тоже шумела профессионально, чтобы целенаправленно не дать товарищу Забабашкину хотя бы подремать минуток десять.
Вон курят два сотрудника железнодорожного узла, наверное, стрелочники или обходчики. Остановились у фонарного столба с прибитой жестяной табличкой «Rauchen Verboten» — «Курение запрещено» — и попыхивают себе огонёчками — один, постарше и лысоватый, трубкой, второй, помоложе и с щегольскими усиками, папиросой.
Вон вальяжно лежит на крыше сторожки упитанный рыжий котяра с драным хвостом и, судя по всему, дрыхнет, как сурок. Однозначно прошёл какой-то углублённый специальный курс по непрерывному сну в экстремальных условиях по методикам тибетских монахов или ещё какого осназа, поскольку реагировал только на гудки — раздражённо поворачивал в сторону нарушителя богатырского сна ухо, морщился и продолжал сопеть.
Составы проезжали почти регулярно. Каждые минут пятнадцать-двадцать какой-нибудь поезд обязательно появлялся на горизонте. Везли в основном либо уголь, либо цистерны с бензином и мазутом. Впрочем, иногда проходили составы, которые состояли из закрытых транспортных вагонов. Что было внутри этих вагонов, я не знал и как ни старался рассмотреть — это не удавалось.
Где-то через час довольно плотного трафика появился состав, который шёл очень медленно по дальнему от меня пути. Меня это заинтересовало, ведь все ранее проходящие поезда двигались с более высокой скоростью.
Когда тянущий вагоны паровоз стал приближаться к замеченному мной ранее пешеходному путепроводу, то начал замедляться и, в конце концов, остановился прямо под эстакадой. Двери первого и последнего вагонов открылись, и оттуда выбежало по десятку солдат, которые цепью рассредоточились вдоль состава.
Разумеется, после этого мой интерес к данному составу вырос ещё больше, и я сфокусировал зрение… Картина, открывшаяся мне, оказалась поистине ужасной. Двадцать пять крытых деревянных вагонов, что тянул паровоз, были с окнами, а, точнее сказать, с окошками, которые были зарешечены. Заглянув в эти окна, я увидел плотно стоящих внутри каждого вагона людей, которые были одеты в полосатую форму заключённых.
«Конечно, вряд ли их в лагерь смерти этапируют, — размышлял я, закипая от злости на врага. — Если бы хотели уничтожить, то не нужно было бы везти в Германию. Значит, этих заключенных решили сделать безвольными рабами. Но это никак не оправдывает немчуру и ни в коей мере не снимает с них ни капли ответственности за все преступления, которые будут, были и есть в отношении военнопленных и не только. Отныне эти бедные люди будут обречены на беспрекословное повиновение своим хозяевам. А за любое непослушание их будут ждать боль, пытки и смерть. И это ужасно!»
Разумеется, представив себе всё то, через что этим военнопленным придётся пройти, я, не думая ни секунды, решил, что не могу оставаться в стороне.
Быстрыми движениями надевая немецкую форму, я старался мыслить логически, анализируя возможные последствия, что меня ждут после проведения операции.
Во-первых, я мог получить шальную пулю и погибнуть. А всё потому, что атаковать охрану поезда я не мог из своей квартиры. Конечно, не мог, потому что своими действиями я бы непременно подставил разведчика, а его жизнью я рисковать точно права не имел. Следовательно, для начала мне нужно было переместиться куда-нибудь подальше от места проживания. И водонапорная башня, что находилась от нас на противоположной стороне железной дороги, подходила в этом вопросе как ничто другое. Второй проблемой был сам факт того, что ночую я фактически в месте проведения операции. Нет сомнения, что после боя мне придётся отсюда уходить. Район тут из-за близости к железной дороге пустой, жилых домов практически нет, а если и есть, то, судя по свету, что зажёгся вечером в окнах, множество квартир не заселены. Поэтому хотя я был уверен, что не оставлю след, который сможет вывести сыщиков на эту квартиру, всё равно воевать там, где ты живёшь — очень опасная затея.
