Неправильный разведчик Забабашкин (СИ) - Арх Максим

— Шапка неудобная… — эхом произнёс Живов, смотря на меня не как на человека, ведущего с врагом бой по всем правилам, а как на инопланетянина, причём немного контуженного осколком астероида где-то в районе Сатурна.

Майор сел рядом, растерянно кашлянул и доверительным тоном негромко спросил:

— Товарищ Забабашкин, Алёша, мальчик, вы как себя чувствуете?

— Устал немного, но так, вроде бы, ничего.

— Но вы понимаете, где находитесь, и что происходит?

— Конечно, понимаю! К чему всё это? — набычился я.

Но разведчик продолжил свою игру:

— Тогда ответьте мне, пожалуйста, вы про историю наполеоновских войн что-то же слышали?

— Слышал, но не понимаю, к чему вы это спрашиваете?

— А к тому, уважаемый Алексей Михайлович, что синий верх был присущ именно французской армии Наполеона, а не русскому воинству!

— Э-э… да ладно? — не поверил я.

— Уверяю вас.

— А у наших?

— А у нашего русского пехотинца верх был зелёный.

Я ошарашенно уставился на него.

— С чего вы взяли? Не может быть!

— Может. Зелёный!

От этих слов я полностью впал в ступор. Получалась какая-то фигня.

Я пытался соблюдать общепринятые в мировой практике правила, а по факту творил какую-то неимоверную дичь.

— Боже, какой стыд, — прошептал я, а затем зло выругался: — Чёртов старый хрен! — И покосившись на разведчика пояснил: — Это я не вам.

— А о ком вы так?

— Да о чёртовом смотрителе чёртового музея! Такой прям с виду милый старикашка. Так всё хорошо говорил. Тень на плетень наводил, аж заслушаться можно. А по сути — мошенник. Или, что очень вероятно, сам в истории не шарит ни хрена, а косит под умного. Вот, по ходу дела мне контрафакт и подсунул… Мошенник! Взяточник!

— Расскажите, — попросил Живов.

И я, не стесняясь в выражениях и даже эпитетах («А чего стесняться, если я уже лопухнулся?»), описал моё общение с исказителем истории, который: «Сам не знает и людям мозги компостирует, сволочь треклятая!»

— Надо таких смотрителей в тюрьму сажать на веки вечные! Вопиющая некомпетентность в самых простейших вопросах! — закончил я свой рассказ.

Разведчик реагировал на мою историю странно. Он то впадал в какое-то потустороннее уныние, начиная рвать у себя на голове волосы, то ни с того ни с сего начинал истерически хихикать в самых неожиданных местах.

Когда я закончил, он покачал головой.

— Забабашкин, послушайте меня. Алексей, вы ведёте себя как ребёнок. Действуете, не согласовывая свои поступки ни со мной, ни с Центром. Вы подвергаете нас ненужному и необоснованному риску. У вас расшатаны нервы. Вы очень взбудоражены. Вероятно, это последствия множества контузий, что вы перенесли. И поверьте, я, смотря на ваши действия со стороны, удивляюсь, каким образом, совершая столь безрассудные, опрометчивые поступки, вы, простите за моё выражение, всё ещё живы.

— И разве это плохо? — усмехнулся я, принимая вызов.

— Дело не в этом, а в том, что вы действуете на свой страх и риск без какого-либо плана. Ваши действия носят спонтанный характер.

Я пожал плечами:

— Ну и что? Пусть так. Какая разница, если всё получается?

— А такая, Алексей, что я не хочу из-за вас погореть. Простите, но у меня слишком важная работа, чтобы ей рисковать. Подвиги ваши выше всяких похвал, но я знаю, к чему это безрассудство приведёт. Знаю тот финал, который будет меня ждать. А потому скажу вам, что ареста я не хочу!

Выслушав небезосновательные опасения, и даже претензии, высказанные в мой адрес, я понял, что разведчик, в общем-то, прав. Да и не в общем-то, а кругом и полностью прав, вот только прав он, глядя на всё, что называется, со своей колокольни. Потому что, когда на происходящее посмотреть с того места, где нахожусь я, то все мои действия будут выглядеть вполне логично и более-менее адекватно. Ну, разве что, возможно, с формой и опорой на международное право я немного переборщил. Однако даже эта нелепица, в конечном итоге, всё равно сыграла на моей стороне. Если умудрённый жизненным и профессиональным опытом разведчик, до того момента, как я ему рассказал правду, думал, что в пригороде Берлина действует французское сопротивление, то эту версию будут отрабатывать и гестапо, и полиция. Тем более, что, как оказалось, есть множество свидетелей, которые видели именно солдат той эпохи и той непобедимой армии, которую, к слову сказать, наши прадеды разгромили в пух и прах. Всё это в совокупности приведёт к потере противником ценных человеко-часов на отработку ложных следов, логистику и организацию розыскных мероприятий…

Короче, понимая, что правда у всех своя, ответил хоть и пафосно, но честно, как думал:

— Я — красноармеец, товарищ Живов. Моя Родина воюет в страшной, доселе невиданной войне. Я не имею права и не собираюсь стоять в стороне. Буду помогать всем, чем смогу. И раз я оказался здесь, то хотите вы этого или нет, но действовать буду так, чтобы нанести максимальный ущерб врагу. Я понимаю, что у вас другая работа, возможно, более важная, чем моя. Поэтому не буду подвергать вас риску и просто уйду. Считайте, что нашей встречи с вами не было. Отныне, несмотря на то, что конечная цель у нас с вами одна — победа над агрессором, на этом этапе жизненного пути наши пути-дороги расходятся. Воюйте так, как вы умеете, а я буду воевать так, как умею я.

Глава 8

Берлин

Берлин

— Франц, у вас всё нормально? Вы будто бы чем-то обеспокоены, — обратился к адмиралу подошедший, не кто-нибудь, а рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.

Начальник службы военной разведки и контрразведки в нацистской Германии Вильгельм Франц Канарис кивнул и приветливо улыбнулся.

— Здравствуй, Генрих. Спасибо. Никакого беспокойства. Просто устал.

Они стояли в зале совещаний и ждали прибытия Гитлера. Тема предстоящего заседания ещё была не озвучена, но все понимали, что речь пойдёт о последних событиях на фронте и в тылу. Доблестным войскам Вермахта после ожесточённых боёв удалось сломить сопротивление русских на линии Новск-Троекуровск. Фронт, наконец стабилизировался, и группа армий «Север» продолжила наступление на Ленинград. Все понимали, что если фюрер и решит давать выволочку за ситуацию на этом направлении, то уже не будет в своих обвинениях так категоричен, как ранее. Ведь, в конце концов, неожиданная проблема с остановкой наступления на стратегически важный город русских была решена — войска вновь атакуют неприятеля по всей линии фронта. Так что с положением дел у Вермахта всё более-менее стабильно и ясно, а значит, истерики Гитлера по этому поводу не ожидалось. А вот за то, что происходит в тылу уже два дня, ответ предстояло держать всем собравшимся. В первую очередь, конечно же, Генриху Мюллеру, отвечающему за работу гестапо. Но и адмиралу Канарису тоже намечался нагоняй, ведь возглавляемая им служба Абвер должна была заниматься, в том числе, и контрразведкой. А так как что при нападении на тяжёлый крейсер «Адмирал Шеер», что при освобождении рецидивистов под Берлином, по мнению свидетелей и всего руководства, была задействована глубоко законспирированная французская организация, то её появление и активность должны были быть вовремя раскрыта, а все её члены арестованы.

В том, что в тылу, в самой Германии, действуют именно французы, были убеждены все… кроме адмирала. Кто-кто, а уж он-то знал правду. Знал и боялся её.

Как только поступила первая информация о том, что на рейде снайпером был атакован военный корабль, начальник Абвера тут же понял, чьих это рук дело. После чего сразу же поспешил предпринять необходимые в данной ситуации шаги, чтобы на как можно большее расстояние удалиться из Германии. Точнее будет сказать, что эти шаги он предпринял ещё раньше. Сразу, как только стало известно, что тело сумасшедшего кровавого Забабашки не найдено среди погибших при авиакатастрофе. Уже тогда Канарис осознал, что дело приобретает крайне опасный оборот.

В тот же день он отдал приказ о ликвидации своего любимчика и прекрасного помощника генерала Пикенброка, который отвечал за операцию по доставке русского снайпера в Третий рейх. А Забабашка тем временем уже занялся своим кровавым делом, которым он ранее прославился на восточном фронте. Удача явно благоволила этому русскому, и тот мало того, что выжил после падения самолёта, но уже сумел найти и форму, и оружие, и подходящую цель.