Кубинец. Том II (СИ) - Вязовский Алексей

Наконец, прозвучал финальный гонг. Мы разошлись по углам, ожидая вердикта. Я едва стоял на ногах, всё плыло перед глазами. Моя бровь болела, а в ушах звенел шум толпы.

Судьи начали что-то обсуждать у стола. Главный взял карточки, посмотрел на нас, потом снова сверился с секретарём. Толпа гудела, я едва держался на ногах.

Мне казалось, что это длится целую вечность. Наверное, всё уже решено. Скорее всего, выиграл Иглесиас.

Главный судья поднялся, подошёл к центру ринга. Мы стояли рядом, оба — измотанные, обессиленные, покрытые потом и кровью.

Он поднял мою руку.

Я выиграл.

Всё вокруг померкло. Я едва слышал рёв толпы, даже не слышал, что говорил Сагарра, который бросился ко мне, обнимая. Я чувствовал лишь оглушительную усталость, боль в теле и странное, нереальное чувство победы. Моей первой настоящей победы. Даже не заметил, как тренер снял с меня перчатки.

Глава 5

Домой я поехал на такси. Может чемпион Гаваны шикануть хоть раз? Это вам не первенство какого-нибудь Баямо, где даже не все весовые категории выставить смогут. А тут — больше миллиона жителей. Хотя кого я обманываю? Замучился просто как собака, в автобусе точно уснул бы. Таксист покосился на мое лицо, и на всякий случай запросил деньги вперед. Я показал ему пятерку, но отдавать сразу не стал. Но водитель поверил и повез домой.

Дом встретил меня тишиной и запахом чего-то вкусного из кухни. Люсия, наверное, приготовила ужин. Я осторожно открыл дверь, стараясь не скрипнуть петлями, но она всё равно меня услышала.

— Луис! Ты пришёл! — её голос был полон радости. Она вышла из кухни, вытирая руки о фартук. Увидев моё лицо, она ахнула.

— Что случилось? Тебя избили?

— Можно сказать и так. Пришлось подраться немного. Я, Люсия, выиграл чемпионат Гаваны.

Тут я улыбнулся, насколько мог, и вытащил из кармана медаль. Да, латунь на скромной ленточке, но мне досталась непросто.

Глаза Люсии расширились от удивления.

— Чемпион Гаваны? — она подбежала ко мне, обняла, осторожно, чтобы не задеть рану. — Как же я горжусь тобой! Но почему ты не сказал? Я бы поехала поддержать тебя!

— Если честно, я забыл совсем. Тренер приехал за мной на службу.

— Давай приложим лед, и я обработаю рану, чтобы не воспалилась. А потом покормлю.

Мы сидели на кухне, пока она мазала моё рассечение, а потом я рассказал ей всё о чемпионате. О крепком негре, о худощавом креоле, о финальном бое, о словах Сагарры. Она слушала внимательно, изредка задавая вопросы, будто пыталась представить себя в том спортзале.

Когда я закончил, она крепко взяла меня за руку.

— Наверное, хорошо, что я не попала туда. Я бы такое не пережила. Луис, ты можешь добиться всего, чего захочешь. Я же знаю.

На следующее утро, когда я появился в штаб-квартире DIER, первый, на кого я наткнулся, был, разумеется, Пиньейро. Он что-то обсуждал с парнем из архива прямо у входа. Но стоило начальнику департамента операций увидеть такого красавца, он оставил все дела. Конечно, такие украшения за день не сбросишь: глаз под рассечением заплыл, левое ухо распухло, на правой скуле начал расцветать синяк. Я попытался притвориться невидимкой и пройти мимо, но какое там.

— Луис, — сказал Пиньейро с легкой улыбкой. — Давай-ка за мной, дружище.

Я последовал за ним в его кабинет, пустой, как обычно — ни одной бумаги, ни пылинки, будто здесь работают призраки. Он указал на стул напротив себя, и сам сел, откинувшись на спинку.

— Ну что ж, — начал Барба Роха, с интересом разглядывая моё лицо, — амиго Сагарра не врал. Было у меня, знаешь, слабое подозрение, что еще одним аптекарем в Гаване станет меньше, — улыбнулся он, — но это не тот случай. Такое можно получить только на боксёрском поединке.

Подначки насчет Альвареса стали в нашем общении такими привычными, что я на них даже не реагировал. Достал из кармана медаль и положил ее на стол перед Пиньейро. Не рассчитал усилие, и она тихо звякнула о дерево.

— Да-да, еще вчера сообщили. Мои поздравления, чемпион Гаваны.

Мне бы пошире улыбнуться, но сильно мешали разбитые губы.

— Спасибо, сеньор, — ответил я. — Было… непросто.

— В этом я не сомневаюсь, — он усмехнулся. — А теперь к делу. У меня хорошие новости. Наша группа почти собрана. Сейчас познакомлю тебя с основными участниками. Жду через пять минут в джипе.

Наконец-то. Казалось, предыдущие месяцы были только подготовкой к этому дню. Что-то сдвинулось с места. Я забежал в свой кабинетик, бросил сумку, пригладил пятерней волосы и помчался к машине.

Мы остановились у невзрачного здания на одной из боковых улиц Старой Гаваны. Оно ничем не выделялось среди соседних, таких же потрепанных временем, с поблёкшей штукатуркой и выцветшими от солнца балконами. Никаких вывесок и других опознавательных знаков. Идеальное место для тайной встречи.

Пиньейро, не говоря ни слова, повёл меня на второй этаж. Одна из дверей осталась приоткрытой, и изнутри доносились приглушённые голоса. Он толкнул её, и мы вошли.

В комнате, несмотря на её скромные размеры, собралось пять человек. Они сидели вокруг большого стола, заваленного картами, документами и пепельницами, из которых курились окурки. Воздух был тяжёлым, прокуренным. Я огляделся, пытаясь рассмотреть каждого. Трое сидели ко мне спиной и даже головы не повернули, когда мы вошли. А вот напротив двери я увидел двоих. Один из них, высокий, седовласый мужчина с резкими чертами лица, поднял на нас глаза.

И в этот момент мой взгляд упал на человека, сидящего прямо напротив него. Моё сердце замерло, а затем начало бешено колотиться в груди, словно пытаясь вырваться наружу. Я его вспомнил. Иренео Фунес. Тот самый контрразведчик, который допрашивал меня в лагере повстанцев и хотел пристрелить на всякий случай. Тогда его лицо казалось воплощением безжалостности. Сейчас он выглядел чуть уставшим, вроде как с легкого похмелья после бессонной ночи. Наша встреча тоже оказалась для него сюрпризом, взгляд буквально секунду перемещался то на меня, то на Пиньейро.

Я сжал кулаки, пытаясь сдержать подступающий гнев. Как он здесь оказался? Почему Барба Роха допустил это? Человек, который был моим тюремщиком, теперь должен стать моим союзником? Такое просто немыслимо.

Пиньейро, не замечая моего внутреннего смятения, спокойно подошёл к столу.

— Сеньоры, — начал он, — мой адъютант, Луис. А это наша команда.

Он представил каждого по очереди. Радист, два силовика, специалист по слежке — тот самый седой, которого я первым увидел. Я кивал, пытаясь выдавить из себя вежливую улыбку, но мои глаза постоянно возвращались к Фунесу. Наконец, очередь дошла до него.

— А это, как ты уже знаешь, — Пиньейро сделал небольшую паузу, — Иренео Фунес.

Аргентинец, чуть кивнув, посмотрел мне прямо в глаза.

— Привет, Луис. Рад видеть тебя… — он явно хотел добавить слово «живым», но остановился. Я не отвёл взгляда, чувствуя, как между нами пролегла невидимая стена обиды и недоверия.

— Я понимаю твоё удивление, Луис, — Пиньейро, видимо, всё же заметил напряжение. — Но Иренео — ценный кадр. Он аргентинец, у него на родине обширные связи. Он хорошо знает местные реалии, может навести мосты. Без него будет намного сложнее. А ещё, он один из немногих, кто не боится поехать в Аргентину, рискуя своей жизнью.

Объяснение звучало логично. Слишком рационально. Аргентинец. Связи. Без Фунеса операция, вероятно, действительно будет сложнее. Но одно дело — логика, другое — инстинктивное отторжение. Моя память слишком чётко хранила воспоминания о том, как Фунес хотел меня потопить на допросе.

В течение следующих нескольких часов мы обсуждали детали операции. Я старался вникнуть в суть дела, но моё внимание постоянно отвлекалось на Фунеса. Он говорил мало, но каждое его слово было по делу — чётким и выверенным. Он действительно знал Аргентину, как свои пять пальцев. По крайней мере, когда он говорил о местных реалиях, все соглашались. Мы распланировали почти все. Работу по линии МИДа, передовую группу, что выезжает в Буэнос-Айрес, бюджет операции…