Кубинец. Том II (СИ) - Вязовский Алексей

Когда встреча закончилась, я подошёл к Пиньейро. Он собирал бумаги со стола с сосредоточенным лицом.

— Амиго Пиньейро, — начал я, стараясь говорить как можно спокойнее, но чувствуя, что внутри всё кипит. — Я не могу работать с Фунесом.

Пиньейро поднял на меня взгляд. В его глазах не было ни удивления, ни осуждения.

— Что значит, не можешь? — спросил он без тени эмоций.

— Терпеть его не могу, — сказал я прямо. — Он допрашивал меня в лагере повстанцев, я практически попрощался с жизнью. Я не смогу ему доверять. А без доверия какая может быть совместная работа?

Пиньейро кивнул.

— Я понимаю твои чувства, Луис. Но у нас тут не дружеская вечеринка. Это операция, от которой зависит очень многое. Иренео — профессионал. Он нужен нам.

— Но можно же его заменить? — я не сдавался. — Найти другого аргентинца со связями. Разве это невозможно?

Пиньейро вздохнул.

— Возможно всё, Луис. Мы оба знаем, кто он. Но сейчас не время разборок. Фунес нужен — и точка. Ты сам рвал рубашку на груди и доказывал, что надо всё делать быстрее. Или ты забыл?

— Понимаю, сеньор, — вздохнул я.

— Хорошо, — сказал Пиньейро, — я поговорю с ним. Но учти, Луис, никаких личных счётов. Вы оба — солдаты революции. И вы должны работать вместе.

Я кивнул, понимая, что это всё, чего я могу добиться. Пиньейро тут же вышел из комнаты, и я остался один, переваривая услышанное. Моя личная неприязнь, моё прошлое с Фунесом, оказались лишь досадной помехой в глазах Пиньейро. Он был прав. Надо это пережить.

На следующий день, во время обеденного перерыва, Пиньейро вызвал Фунеса к себе в кабинет. Я, сидя в своём закутке, отчётливо слышал их приглушённые голоса, хотя и не мог разобрать слов. Затем Пиньейро открыл дверь и позвал меня.

— Зайди, Луис, — сказал он официальным тоном.

Я вошёл в кабинет. Фунес стоял у окна, пытался сделать вид, что равнодушно смотрит на госпитальный двор. Но спина напряжена, этого он спрятать не смог. Пиньейро сидел за столом, скрестив руки на груди.

— Я уже объяснил Иренео, — начал Пиньейро, глядя на меня, — что не потерплю никаких личных конфликтов в своей команде. Это не детский сад, сеньоры. Мы работаем над делом, которое важнее любых дрязг. Плевать, что произошло в прошлом. Сейчас вы в одной лодке. И никаких «я не могу». Это понятно?

Мы оба кивнули.

— Вот и отлично, — Пиньейро перевёл взгляд на Фунеса. — Иренео, уладь этот вопрос.

Фунес повернулся ко мне. Лицо вроде и бесстрастное, но в глазах читалось лёгкое раздражение.

— Луис, — начал он чуть напряжённым голосом. — Я понимаю, что в лагере сложилось не очень хорошо. Но тогда я занимался своей работой. Агенты Батисты каждый день появлялись. Считал, что ты один из них. Ничего личного. Надеюсь, ты это понимаешь, и мы сработаемся.

Я смотрел на него. Его слова звучали как часть обязательной программы. Я не чувствовал в них искренности. Но Пиньейро сидел напротив, его взгляд был прикован к нам.

— Понимаю, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более нейтрально. — Оставим это в прошлом.

Фунес слегка кивнул.

— Хорошо. Тогда будем считать, что инцидент исчерпан. Надеюсь, это не повлияет на нашу совместную работу.

— Конечно нет, — солгал я.

Мы пожали друг другу руки. Формально, будто скрепляя не примирение, а сделку.

Пиньейро удовлетворённо кивнул, и только тогда я понял — он добился своего.

Но я не собирался мириться.

Контрразведчик. Какое к нему доверие? Он может стать помехой, а то и угрозой для нашей миссии. Но сейчас я не могу ничего изменить. Мне придётся работать с ним, пока я не найду способ от него избавиться.

Вечером я собрался домой. Спрятал бумаги в шкаф, проверил, заперто ли окно, и вышел в коридор. Только щёлкнул язычок замка, как я услышал голос Пиньейро.

— Далеко собрался?

— Так домой пора, — оглянулся я.

— Зайди ко мне.

Ох, не к добру это. Как бы Барба Роха не припахал меня на что-нибудь неплановое. Других версий у меня в голове не возникло.

— Луис, — сказал начальник, протягивая мне небольшую книжку, — вот, ознакомься. Это азбука Морзе.

Я взял брошюру, удивлённо подняв брови.

— Азбука Морзе? Зачем?

— Каждый член команды должен уметь заменить другого, — спокойно ответил Пиньейро. — Радист заболеет, или, не дай бог, убьют его — кто останется на связи? Ты должен уметь передавать и принимать сообщения. Это обязательное требование. Выучишь до завтра, утром найдешь Франсиско, радиста, он на втором этаже будет. Позанимаешься с ним.

Я кивнул. Логично. В теории. Я открыл книжку. Точки и тире. Длинные и короткие сигналы. Всё выглядело простым на бумаге. Ладно, выучу, вроде ничего сложного.

Утром я нашел Франциско — тихого молчаливого парня, похожего на студента. Мы с ним при знакомстве едва парой слов обменялись.

— Привет! Вот выучил азбуку, — показал я ему брошюрку. — Можешь проверить.

— Ола, Луис. Что выучил — хорошо. У нас есть два часа, позанимаемся для начала.

Радист достал из ящика стола небольшой аппарат — железную коробку с несколькими кнопками и наушниками.

— Вот, — сказал он. — Подключай рацию, изучай. Начинай с самых простых комбинаций. Сейчас помогу разобраться.

Я надел наушники. Из них доносился монотонный писк. Франциско начал медленно, отстукивая на ключе буквы. Точка-тире, тире-три точки, точка-точка-тире-точка. Я пытался записать, но мой мозг отказывался воспринимать эти звуки. Они сливались в единый, неразборчивый поток. На бумаге я прекрасно понимал сочетания точек и тире, но слышал лишь какофонию.

— Ещё раз, — попросил я, чувствуя, как внутри нарастает раздражение.

Радист терпеливо повторил. Я снова ничего не понял. Это было ужасно. Я, человек, который запросто запоминал десятки названий лекарств с дозировками с первого раза, не мог элементарно отличить три точки от трёх тире, если они звучали одна за другой. Мой слух, привыкший к чёткой человеческой речи, к музыке, к шуму улиц, наотрез отказывался воспринимать эти абстрактные звуки. И даже объяснения Франциско про «напевы» ничуть не помогли. А ведь слух у меня есть.

И только через неделю, если не больше, что-то начало получаться. И то, если проходило в идеальных условиях: ничто не мешало, а Франциско отбивал текст медленно и с явными интервалами между буквами.

— Наверное, у меня никогда не выйдет, — пожаловался я Франциско.

— У меня хуже получалось сначала, — признался он. — Только времени не оставалось на раскачку. Сидел с этим ключом до судорог. Не переживай, Луис. Будешь радистом. Если, конечно, не сбежишь раньше, — усмехнулся Франциско.

Очень быстро моя жизнь превратилась в череду монотонных, но изматывающих занятий: служба в DIER, изнуряющие тренировки с радиостанцией, потом бокс. И лишь поздно вечером — пара часов покоя в обществе Люсии. Усталость копилась. Я стал более замкнутым, угрюмым, постоянно погружённым в свои мысли. У меня просто сил не оставалось на личную жизнь.

Люсия, конечно, заметила перемены. Я пытался скрыть свои тревоги, но, видимо, не слишком успешно. Да и то, что я возвращаюсь домой на пару часов позже, девушка не могла упустить из виду. Я часто ловил ее взгляд, но она быстро отводила глаза, будто боясь сказать что-то не то. Даже петь перестала.

Однажды вечером, когда мы сидели на веранде, наблюдая за закатом, Люсия заговорила. Тихо, даже неуверенно.

— Луис, — начала она, не глядя на меня, а уставившись куда-то вдаль, на алую полосу у горизонта. — Я вижу, ты изменился.

Я почувствовал, как внутри меня что-то сжалось. Ох, уж эти беседы «нам надо поговорить». Хорошего от них ждать трудно.

— Изменился? — спросил я, стараясь звучать как можно более непринуждённо. — В чём?

Она повернула голову, и тут же опять начала смотреть перед собой.

— Ты стал каким-то другим. Замкнутым. Отстранённым. Почти не разговариваешь со мной. Мне кажется, я надоела тебе.