Кубинец. Том II (СИ) - Вязовский Алексей
Рядом с Гарсией, чуть не в обнимку, лежал ещё один мужчина. Лет пятидесяти с лишним, крупный нос, залысины. На его лбу, чуть выше правой брови, я увидел небольшой, но заметный шрам. Он был ещё жив. Из его рта исходил сильный запах миндаля.
Наверное, когда ему конец, разгрыз спрятанную во рту ампулу с цианидом. Но яд не подействовал. Цианиды очень нестойкие. А потом, когда вбежал Фунес, взорвал гранату.
Я поднял пистолет. Чёрный, блестящий ствол, казалось, сам наводился на его голову. Я не колебался. Мой палец плавно нажал на спусковой крючок. Раздался глухой хлопок, и тело дёрнулось, а затем обмякло. Кровь хлынула на пол, смешиваясь с запахом миндаля.
Всё. Свершилось.
Фунес, до этого молчавший, вдруг заговорил.
— Уходи, Луис, — прохрипел он. — Сейчас сюда приедет подмога. Полиция. Они найдут нас. Достань… в правом кармане… деньги… Пробирайся на восток, к реке… Уходи в Аргентину…
Я смотрел на него, на его бледное лицо, на кровь, расплывающуюся по груди. Он умирал.
— Фунес, там есть машина, — начал я, слова застряли в горле — Отвезу вас в больницу! Прорвемся, они не успеют!
— Уходи! — прохрипел он — Это… приказ!
Пачка довольно большая, но я сунул ее в карман, не разглядывая. На эти деньги Фунес собирался переправить назад всех нас.
— Прощайте, — прошептал я, и побежал вниз по лестнице. Там во дворе Карлос, может, его можно спасти. Он лежал на том же месте. Я опустился на колени, повернул его на спину, и сразу понял, что уже поздно.
Уже с трудом я дошел до крыльца, привалился к притолоке. Сил не осталось.
Я сидел, прислонившись спиной к шершавой деревянной притолоке входной двери, ощущая легкий ветерок с востока. Левое плечо горело. Рукав уже промок от крови. Я расстегнул рубашку, снял ее. Рана вроде пустяковая, содрало кожу. Разорвал перевязочный пакет и начал бинтовать плечо. Самому делать это не очень удобно, и первая попытка позорно провалилась.
Из флигеля я услышал стон. Значит, один из охранников Бормана выжил. Пока. Добивать его не хочется. Ведь для этого придется идти туда.
Я глубоко вздохнул, пытаясь отогнать дурноту, накатившую с новой силой. Попробовал пошевелиться, но каждое движение отзывалось болью в плече.
Надо перевязать рану. Но руки, словно чужие, отказывались повиноваться. Правая рука дрожала, пальцы не слушались, и я с трудом разорвал новый пакет. Но перевязывать сразу не стал, а вместо этого отпил из фляжки. Стало чуть легче, но совсем немного.
Я пододвинулся к стене и выполнил сложный акробатический трюк: наложил на рану ватно-марлевую подушечку и прижал ее плечом к стене. Вот какой я умница. Дальше всё пошло проще, по крайней мере после первой пары закрепляющих туров. Минут через пять я понял, что готов. Пора уходить отсюда. Я еще отпил из фляги, и поднялся.
Перед глазами снова промелькнули лица. Эйхман. Менгеле. Прибке. Плюс сегодняшние. Их глаза, полные ужаса. Или ненависти. Неважно. Они все мертвы. Я исполнил свою клятву. Стоило ли оно того? Не знаю. Осталась только пустота. И боль.
Стоны в флигеле прекратились. Всё, охранник кончился. И мне пора. Я вышел через ворота и пошел к лесу. Сколько тут до реки? Километров шесть?
На берег я вышел часа через три. Никто за мной погоню не устраивал. Пока. Кто знает, что будет дальше? Вдруг Борман — большой друг сеньора Стресснера, и тогда оставшихся убийц начнут искать всерьез?
Но пока надо немного отдохнуть. Я сел и закрыл глаза. В темноте за веками снова возникли образы. Газовая камера. Посиневшие тела. Йося. Его глаза, полные невыносимой боли и отчаяния. Я вспомнил его последние слова, его просьбу. Я выполнил её. Ради него. Не для себя. Ради всех тех, кто погиб там, в Аушвице. Но даже эти воспоминания не дарили успокоения.
Слова Хемингуэя эхом отдавались в моей голове: — Месть никогда не приносит удовлетворения, Луис. Она лишь создаёт новые циклы насилия, новые страдания.
И он прав. Горькая, жгучая правда. Ничего не поменялось. Я остался тем же самым человеком, с той же болью, с той же пустотой. Только теперь на моих руках ещё и кровь.
— Боже, если Ты есть, дай знак! — слова эти вырвались из меня почти беззвучно. — Я хочу знать, что всё не зря! Что я не погубил свою душу!
Я поднял взгляд к небу. Кроваво-красные облака, до этого плотно скрывавшие солнце, вдруг начали расходиться. Медленно, неохотно, словно повинуясь невидимой силе. И сквозь эту расступившуюся завесу на моё лицо упал луч.
И в этот самый момент, где-то вдали, я услышал детский плач. Сначала слабый, почти неслышный, затем — чуть более отчётливый. Прошла минута — и он затих.
— Спасибо, Господи, — прошептал я.
Я поправил чуть сползшую повязку на плече, и медленно, с трудом поднялся. Ноги дрожали, голова кружилась, но я стоял. Выпрямился. Сделал шаг. И ещё один.
И пошёл. Вперёд. Навстречу солнцу.
