Джон Скотт - За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали
Машины впечатления от первой встречи со мной интереснее, чем мои. В ее дневнике, где она время от времени делала записи, были такие строчки:
«Когда я начала работать в Комвузе, то, подшивая в папку заявления абитуриентов предыдущего года, мне попалось одно, написанное таким невообразимым почерком, что я едва смогла его прочесть. В конце концов мне удалось разобрать имя — Джон Скотт, а потом узнать, что он американец и недавно приехал в Советский Союз. Я никогда еще не видела американцев, и мне было очень интересно посмотреть на этого Джона Скотта, который приехал из страны, находившейся под гнетом капитала, чтобы обрести новый дом на земле социализма. Я представляла его себе высоким, красивым и очень интересным человеком и попросила Аню, другую секретаршу, показать его мне».
«На следующий день в канцелярию вошел поджарый молодой мужчина с напряженным выражением лица и уселся возле печки. Он был одет в поношенную коричневую рабочую одежду, шея была обмотана толстым коричневым шарфом. Вся его одежда и большие старые валенки были черными от копоти доменной печи. Он выглядел очень усталым и одиноким. Когда Аня прошептала мне, что это и есть Джон Скотт, я сначала ей не поверила. Я была страшно разочарована, а потом мне стало жаль его».
«Это был первый американец, которого я увидела, и он был похож на бездомного мальчишку. Я восприняла его как продукт капиталистического угнетения. Мысленно я представила себе его печальное детство; долгие часы нечеловеческого труда на какой-нибудь капиталистической фабрике, где он работал еще ребенком; ту мизерную плату, которой, наверное, хватало только на кусок хлеба, чтобы не умереть с голоду и иметь достаточно сил дойти на следующий день до своей работы; я думала, как он трепетал от страха, что его выбросят на улицу и он потеряет даже эти жалкие гроши, потому что если он не сможет делать свою работу так, что его паразитирующие хозяева будут им довольны и получат прибыли, то он станет безработным».
Глава III
Время от времени я видел Машу в Комвузе, но познакомился с ней ближе только весной, когда растаял снег и начал дуть теплый ветер, а на работе напряжение несколько спало. Пару раз мы ходили в. театр; она приводила меня в гостиницу «Центральная», где жила вместе, со своей сестрой и ее мужем; иногда мы уходили погулять в степь. Я узнал, что она на три месяца старше меня, что она родилась и выросла в деревне, подробности ее жизни там большинству американцев показались бы странными и неправдоподобными, как, впрочем, и ей моя подлинная жизнь на родине.
Ее отец был крестьянином-бедняком. В 1915 году он ушел на войну, оставив дома жену и восьмерых детей, старшему из которых было четырнадцать лет. Матери Маши пришлось самой обеспечивать свою семью. «Живи, как хочешь», — как говорят русские в таких случаях. Дети, шестеро из которых были девочки, начинали работать в поле, как только подрастали и могли держать в руках мотыгу или вилы. Они жили в деревянном доме, в котором было полторы комнаты, и Маша вспоминает, какое это было счастье, когда у них случалось вдоволь хлеба и соли. Чай, сахар и мясо считались большой роскошью.
Рис. 11. Маша Скотт. 1940 г., Москва
Семья жила в Тверской губернии, находившейся приблизительно на полпути между Москвой и Ленинградом. В этой части России земли неплодородны, а зимы очень долгие, поэтому урожаи здесь всегда были низкими и люди губернии соответственно жили бедно. Машины родители были из семьи крепостных крестьян и оба неграмотны. Однако они твердо решили, что их дети должны учиться, и иногда босиком и в обносках Маша, ее братья и сестры стали ходить в местную деревенскую школу, где было четыре класса. К тому времени, как в 1920 году Маша начала заниматься в школе, самая старшая из сестер уже была учительницей.
Гражданская война обошла стороной деревню, где жила Маша, однако один из ее старших братьев ушел на фронт, а отец вернулся после ранения домой больной малярией, которой заразился в окопах, и так и не мог потом вылечиться от нее полностью. Весь скот в деревне был реквизирован и отправлен в Москву и Ленинград, чтобы кормить революцию. Другой брат Маши некоторое время работал в городке Удомле, милях в пяти от дома, скотником, присматривая за реквизированным скотом до тех пор, пока его не отправят по назначению. Каждый вечер он возвращался домой с ведром молока, которое тут же выпивалось до капли младшими детьми.
Новое правительство большевиков посылало инспекторов в каждую деревню, чтобы они искали припрятанный хлеб. В стране был голод, армии иностранных государств и белогвардейцев наступали на многих фронтах. В Машиной избушке инспекторам не удалось найти ничего.
В 1924 году, как раз в то время, когда на смену гражданской войне пришло время ленинской новой экономической политики, Маша закончила четырехклассную деревенскую школу. Она хотела учиться дальше. Ее старшие братья и сестры уехали из деревни в далекие города, чтобы продолжать обучение, которое теперь повсеместно было бесплатным. Они сами зарабатывали себе на жизнь и жили как могли.
Маша и ее третья сестра решили, что они тоже поедут в Вышний Волочек, устроятся к кому-нибудь в прислуги и по вечерам будут учиться. Но у них не было ни одежды, ни денег. Тогда они нанялись рубить дрова к местному кулаку. За две недели заработали три рубля (что по курсу того времени составляло около семидесяти пяти центов) и, уложив все пожитки в рваную холщовую сумку и надев лапти (самодельные сандалии из луба), отправились в путь. До Вышнего Волочка было миль сорок, и им понадобилось три дня, чтобы, пройти этот путь пешком.
Они прожили какое-то время в Вышнем Волочке и поняли, что невозможно быть в прислугах и одновременно учиться. Истратив все свои деньги на покупку двух ситцевых платьев и хлеба, они вернулись домой, в свою деревню.
В скором времени в Удомле была открыта «средняя» школа, и Маша поступила учиться туда. Надо было ежедневно проходить путь в пять миль, а первая пара туфель появилась у Маши, когда ей исполнилось четырнадцать лет.
В середине двадцатых годов дела пошли несколько лучше. Машины старшие брат и сестра заканчивали институт, после чего брат должен был стать инженером, а сестра — учительницей. Во время передела земли отец Маши получил хороший участок, и он больше уже не сидел голодным и не был постоянно в долгах. Маше каждый год покупали новое платье, а у ее маленькой племянницы появилась вещь, которой до этого ни у кого в семье еще не было, — кукла, купленная в магазине.
Начав с немыслимой нищеты и страданий во время гражданской войны, русские люди работали, поднимаясь к более высокому уровню жизни. Все члены Машиной семьи были полны энтузиазма. Некоторые из детей вступили в комсомол, и после спора, длившегося годами, мать наконец уступила давлению со стороны детей и сняла иконы со стен. Затем она сама тоже решила учиться. Машина мать научилась читать и писать в возрасте пятидесяти пяти лет. Ее учила младшая дочь.
