Джон Скотт - За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали
Обзор книги Джон Скотт - За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали
Джон Скотт
За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали
Маше.
Джон Скотт, 1940 г., Москва
Предисловие к русскому изданию
Перед читателем необычная книга. Она написана осенью 1941 года, когда фашистские армии находились на подступах к Москве. Гитлеровское командование готовилось к параду на Красной площади. Мир взволнованно следил за противоборством, от исхода которого во многом зависели судьбы человеческой культуры. Именно в эти дни американец Джон Скотт, в тридцатые годы работавший на строительстве Магнитогорского металлургического комбината, счел своим долгом рассказать соотечественникам о Стране Советов. Он знал, что русские не сдадутся, верил — Москва выстоит, Советский Союз победит. Эти чувства наполняли его, и он страстно желал, чтобы вся передовая Америка разделила их вместе с ним. Воспоминания Скотта — не столько о своей работе в Магнитогорске, сколько о людях, строивших комбинат и город.
С тех пор прошло почти полвека. Сегодня книга Джона Скотта, впервые переведенная на русский язык, становится достоянием широкого круга читателей.
Вряд ли найдется человек, который ничего не знал бы о Магнитке. О ней рассказывают в школах и вузах, о ней написаны научные труды и воспоминания, очерки и рассказы, ее прославляют в стихах и песнях, фильмах и спектаклях. Выросли новые металлургические комбинаты, и по традиции их называют Липецкой Магниткой, Казахстанской Магниткой…
Так нужна ли еще одна книга об этом? Не отнести ли работу Джона Скотта к источникам, которые нужны лишь узкому кругу историков-профессионалов? Чем привлекают нас сегодня воспоминания американца? Можно было бы сказать, что они интересны как взгляд со стороны. Но пять лет, с января 1933 по конец 1937 года, когда Джон Скотт жил и работал в одних и тех же условиях с нашими людьми, сделали его «своим». Он приехал в СССР добровольно, с искренней симпатией к «советскому эксперименту». Таким же вернулся домой, вопреки всем бедам и трудностям. В этом смысле чувства, переживания автора не выходят за рамки традиций нашей литературы о Магнитке.
И все же мемуары Джона Скотта необычны. Их отличает страстное стремление молодого человека увидеть жизнь тех лет в ее реальных противоречиях, рассказать не только о том, что строилось и было построено в Магнитогорске, но и о том, какой ценой достигались тогда эти победы. Конечно, и раньше о трудностях говорилось немало. Однако все они сводились к суровому климату, к неурядицам быта и плохим условиям труда, к нехватке опыта, квалифицированных кадров, общей культуры. Мы читали о «происках кулацких элементов», о «вредительстве», о последствиях внутрипартийной борьбы, противодействии оппозиционеров и т. п.
Пишет об этом и Джон Скотт. Однако в отличие от советских авторов, десятилетиями оценивающих факты и явления сугубо однозначно (причем больше оценивающих, чем показывающих), Скотт старается охватить жизнь разносторонне и быть предельно объективным.
Он приехал в Магнитогорск, когда пора больших котлованов оставалась позади. Началось освоение первых объектов комбинатов. Строительство продолжалось, но на передний план теперь выходили монтажники, доменщики, сталевары, слесари — одним словом, рабочие и специалисты, непосредственно занятые производством металла. Тысячи людей еще отлично помнили пустыри, на которых в короткий срок они сами возвели громадные цехи, построили дороги, жилье. Одно это уже поднимало дух, помогало работать. Джон Скотт оказался среди тех, чья жизнь сознательно была подчинена призывам и лозунгам: «Даешь домну!», «Даешь металл!».
По объему строительных работ Магнитка впятеро превышала Днепрострой. У руководителей этого гигантского комбината на первом месте значились кубометры земли и леса, тонны цемента, бетона, металлоконструкций, расходы на оплату рабочих и специалистов. Но никто точно не знал, сколько требовалось бань и сапожных мастерских, врачей, медсестер, портных, учителей и школ. В середине тридцатых годов Я. С. Гугель, возглавлявший Магнитострой, когда ему не было и тридцати, писал: «Считалось даже «неприличным», «несоциалистичным» уделять в такое время слишком много внимания личным удобствам. Это притупляло наше внимание к тому, что являлось важнейшей предпосылкой успешной борьбы на тягчайшем участке»[1].
К 1933 году многое уже было сделано. Достигнутые рубежи вселяли надежду на близкое завершение работ, на скорое освобождение от прежних тягот. И хотя легче не становилось, к трудностям привыкли. Привыкли и к произволу и беззаконию. Временами численность «спецпереселенцев», «вредителей» и других, ходивших на работу под конвоем, превышала половину всех занятых на Магнитке. Не секретом были многочисленные факты нарушения законности и норм партийной морали руководящими работниками комбината.
Мемуары Джона Скотта отличаются целостностью описания событий, взглядов, настроений. Он не рассказывает о жизни по принципу: с одной стороны и с другой стороны. В итоге сотни порой взаимоисключающих деталей сливаются в единую картину.
Говоря о Джоне Скотте, его восприятии событий, не будем принижать степень вдумчивости, наблюдательности и многих из тех, кто в тридцатые годы трудился в Магнитогорске. Сохранились любопытные документы, в частности письма, дневниковые записи очевидцев, умом и сердцем воспринимавших историю Магнитки и как подвиг и как драму строителей новой жизни. Однако долгие десятилетия такие материалы либо вообще не публиковались у нас, либо издавались с большими купюрами, которые обедняли тексты, лишали их должной полноты и смысла. Ситуация мало изменилась даже в период хрущевской оттепели.
Только на исходе восьмидесятых наметились кардинальные сдвиги. Курс на перестройку, гласность позволил исследователям (прежде всего уральцам) ввести в оборот новые источники о возникновении Магнитки, о ее начальном этапе. Воспоминания Джона Скотта — продолжение этой работы. Чтобы лучше понять их своеобразие и практическую значимость (и тем самым полнее оценить место книги Скотта в литературе), нужно хотя бы коротко сказать о самом мемуаристе, о его необычайной судьбе.
Джон Скотт приехал в Советский Союз осенью 1932 года. Это был молодой человек двадцати лет, с юных лет мечтавший стать писателем. Взгляды его формировались под влиянием отца, профессора политэкономии, входившего некоторое время в Компартию США. В 1925-м отец Скотта впервые посетил СССР. У него осталось хорошее впечатление от увиденного, и, когда сын решил поехать в нашу страну, отец напутствовал его добрыми словами, посоветовав предварительно получить нужную специальность. Джон бросил колледж, в котором учился, стал квалифицированным сварщиком, купил пишущую машинку и отправился за океан.
