Тимоте де Фомбель - Глаза Элизы
Охранник знал свирепость Шершня. Ходили слухи, что Нино Аламала, знаменитый художник, был убит. Охранники между собой перешептывались, что убил его не кто иной, как Шершень. Сам Эрлом по вечерам тайком рисовал. Он благоговел перед картинами Нино.
И для Облезлых посещения Шершня, по его мнению, ничем хорошим закончиться не могли.
Так, размышляя, он с тревогой ждал возвращения вооруженного гарпуном солдата.
Вдалеке громко праздновали день рождения. Орали, хохотали, топали ногами — словом, шумели до невозможности.
Как говорил друг Эрлома, дубильщик шмелиной кожи, шум стоял, будто муха летела. Дубильщики, они-то знают, какой шум могут поднять насекомые.
Эрлом хорошо себе представлял, что творится на празднике: начальнику подносят подарки, и все аплодируют под большим плакатом «С днем рождения, Джобар К. Амстрамгравомич!». Это было полное имя Мича, которым он пользовался только в торжественных случаях, потому что был не в силах произнести его целиком. Такое обилие буковок не умещается в его тесной черепушке, он всегда с трудом выдавливает из себя только первый и последний слоги — Джо Мич.
Прошло не меньше часа, когда Эрлом вдруг сообразил, что Шершень все еще в бараке у Облезлых. Он решил проверить, в чем там дело. Взял факел, отпер дверь, вошел, запер ее изнутри, а ключ положил в карман.
Огонек факела стал спускаться на дно котловины. Эрлом недовольно ворчал себе в бороду: «Я здесь не для того, чтобы сторожить других сторожей! Как смеет Шершень отлынивать от общего праздника?»
Вот Эрлом добрался до барака, где спали Облезлые. Он переложил факел в левую руку, а правую опустил на рукоятку ножа, который торчал у него за поясом. На самом деле он боялся вовсе не Облезлых, а Шершня. И в душе у него шевелилось дурное предчувствие.
— Шершень! — позвал он.
Никто не отозвался.
Эрлом сделал еще шаг к узкому входу в барак.
— Где вы?
Охранник остановился, поправил очки на носу, выставил вперед факел, задержал дыхание и вошел…
— А-а-а…
Вопль, сорвавшийся с губ Эрлома, превратился в жалобный стон. На лбу выступили капли пота, а глаза стали больше круглых стекол.
Эрлом едва не упал на землю, словно мертвый лист.
Картина, которую он увидел, была ужасна: посреди барака в луже крови плавали тела Облезлых. Позади них виднелся силуэт Шершня. Он сидел на ящике спиной к Облезлым и вытирал гарпун.
Эрлом, пошатываясь, двинулся к нему. Он уткнулся лицом в шарф, чтобы совладать с подступившей дурнотой.
— Что вы натворили?
Шершень обернулся… Но это был не Шершень. Лицо было куда симпатичнее. Через мгновение Эрлом получил удар по голове, упал и потерял сознание.
— Спасибо, Джалам, — сказал Тоби, выступая из темноты.
В руках он держал кол, которым огрел Эрлома. Посмотрев на охранника, Тоби вздохнул:
— Жаль, этот не из худших.
Джалам кивнул, соглашаясь. Он вошел в роль и теперь ему нравилось играть Шершня. Тоби с Джаламом обернулись к лежащим.
— Ну что, пошли?
Облезлые потихоньку зашевелились. Через несколько минут все мертвецы воскресли и сгрудились вокруг Тоби.
Его план сработал. Он обыскал карманы Эрлома и вытащил ключ. С помощью Облезлых подтащил стражника к Шершню, который тоже лежал без сознания.
Он, как и Эрлом, пал жертвой жуткого розыгрыша. Шершень принял за кровь знаменитый красный суп из тюремной столовой. Пленники не съели суп за обедом и обмазались им вечером. Тоби оставалось только как следует стукнуть застывшего в ужасе Шершня.
Джалам не сразу согласился играть роль злобного мучителя. Он не хотел надевать одежду Шершня. Ему не нравилось, что он должен стать кем-то другим.
— Я же не он, — твердил он.
— Конечно, нет. Вы только сделаете вид, будто вы Шершень.
— Но это неправда, Ветка. Я — это я, и я не могу быть им.
— Вы и будете собой, но, глядя на вас, можно будет подумать, будто вы — это он.
— Значит, я буду лгать?
— Да, будете, — заявил Тоби, рассердившись. — Будете лгать и спасете нам жизнь! Иногда, дорогой Джалам, не до правды!
Джалам со вздохом согласился, а Тоби уже пожалел о своих словах. Нет, правдой никогда нельзя пренебрегать!
Спектакль был сыгран, но старый Джалам не снял плаща Шершня. Он прогуливался по бараку, словно кинозвезда, строил страшные гримасы и, подражая интонациям Шершня, пугал соплеменников.
— Идемте же! — снова позвал друзей Тоби.
Облезлые выстроились в цепочку. Они покинули барак и поднялись к краю котловины, туда, где была калитка. Шли очень, очень тихо.
Тоби достал ключ и открыл калитку. Они покинули место своего заключения — теперь им предстояло выйти за пределы котловины.
Тоби сбегал из котловины Джо Мича второй раз. Во время первого побега ему было тринадцать. Тогда котловина была не глубже дырки, которую проделывает в коре дятел. С тех пор она стала глубокой раной, уходящей почти к сердцевине Дерева. При лунном свете Тоби осматривал причиненный Дереву ущерб.
— Ты знаешь, как отсюда выбраться? — спросил его Мика, держа за руку великана Льева.
— Да, знаю, — отозвался Тоби.
Несколько лет назад они сбежали отсюда вместе с Мано Ассельдором. Уже тогда ему удалось справиться со злобными выдумками Джо Мича. Тоби направился к тому месту в ограждении, где им повезло в первый раз.
Льев улыбался, он все понял. Ему не нужно было ни ушей, ни языка, чтобы почувствовать дуновение свободы. У свободы особый запах, особый вкус…
И он изо всех сил стиснул запястье Мики.
Люди Травяного Племени увидели, что Лунный Диск пробирается вдоль колонны: он торопился обогнать всех, чтобы успеть поговорить с Тоби, шагавшим рядом с Джаламом, который так и не снял плаща Шершня.
— Я не уйду без сестры, — сказал Лунный Диск.
— Что-что?
— Идите без меня, — задыхаясь от бега, проговорил Лунный Диск. — Я останусь и освобожу сестру.
— Только без глупостей! — твердо сказал Тоби, замедляя шаг. — Будешь делать, что я скажу. А я говорю, что ты пойдешь с нами!
Суровый взгляд Джалама подтвердил приказ Тоби.
— Нет, я останусь, — со слезами на глазах настаивал Лунный Диск.
Горе мальчика больно отзывалось в сердце Тоби, но на этот раз он должен был вести себя как взрослый, как старший брат.
— Не тебе сейчас решать, Лунный Диск. Здесь больше некого освобождать. Твоя сестра не пленница. Она предала меня. Она на стороне врагов.
Суровый голос Тоби ранил, словно нож. Мальчик остановился и опустил глаза. Тоби не обернулся. Джалам пошел следом за Лунным Диском, который вновь поплелся в конец колонны.
Беглецы подошли к ограждению. Дыра была залатана кое-как. Несколько минут работы — и проход свободен. Не побег, а прогулка при луне! Тоби остановился у прохода, наблюдая, как друзья пробираются через него. Он знал, что впереди долгий путь, и радовался, что первая победа досталась мирно.
Тоби думал о родителях: они должны были бежать примерно в то же самое время. Может, они уже выбрались за тюремную ограду…
Через проход пробрался последний Облезлый. Он был в плаще Шершня и нес на руках мальчугана. Джалам покраснел и не смотрел Тоби в глаза.
— Я… я сшиб его кулаком. Он пытался сбежать, и я его сшиб…
Мальчик был без сознания, голова его лежала на плече Джалама. Тоби посмотрел на старого проводника и невесело улыбнулся.
— Неужели ударили? — переспросил он.
Джалам и сам не мог поверить, что так поступил.
— Рука сама поднялась.
— Вся беда в одежде, — сказал Тоби. — Вы не вышли из своей роли.
— Ты так думаешь?
— Но вы поступили правильно. Иначе малыш остался бы в руках злобных гадов.
— Я не хотел его бить, — сказал Джалам чуть ли не со слезами и ласково погладил мальчика по щеке.
Узники из Травяного Племени оказались на свободе.
Секундой позже охранник, который уже целый час сидел под дверью школы, поднялся, чтобы проверить, все ли в классе по-прежнему в порядке. Сделав несколько шагов, он заглянул в окно.
В классе тихо. Тихо мертвецки… До ужаса!
Потому что в нем ни души…
Охранник замер. Он таращился изо всех сил, но видел только большую пустую комнату, пожирал ее взглядом, не замечая, что жует собственную шапку. Он был вне себя. Его словно парализовало — двигались только зубы и бегающие туда-сюда глаза.
Когда от шапки оставалась уже половина, он понял, что пора действовать. Подошел и отпер дверь, молясь про себя, чтобы это оказалось неправдой и все тридцать стариков сидели на месте.
Но от стариков не осталось и седого волоска!
Старики двигались по туннелю очень медленно. Первым Сим поставил Плюма Торнетта, следом шел советник Ролден. Потом сам профессор. Майя отказалась идти впереди Сима. Она так боялась потерять мужа, что хотела держать его в поле зрения. За Майей шли все остальные.
