Юзеф Хен - Останови часы в одиннадцать
Хенрик решил разжечь за окном костер. Он вынес стул и корзину с бумагами. Разломал стул, потом поджег бумагу и плетеную корзину — вспыхнуло пламя, и стекла окна на первом этаже окрасились в красный цвет. Внутри должно быть уже светло — теперь спокойно можно пробовать. Он старательно сложил костер из обломков стула. Плетеное сиденье занялось сразу, и в небо взметнулось высокое и горячее пламя. Хенрик взбежал по лестнице. Свет костра заглядывал через окно в комнату и бросал красные блики на стены. Он приложил трубку к уху. Тишина. Затрещало. Сигнал! Длинный плачущий гудок, знак связи с миром.
Пурпур со стен уже стек, костер за окном угасал. Тьма вокруг все сгущалась, ее разгоняла только настойчивая мелодия сигнала. Неожиданно в трубке раздался треск.
— Алло!
— Алло, — ответил хриплый женский голос. — Это Зельно?
— Да, да, Зельно.
— Я хочу говорить с уполномоченным, — сказал Хенрик по-немецки.
— Мы не знаем его номер.
— С замком!
— В замке сейчас никого нет.
— Барышня, а с кем я могу сейчас поговорить?
— Со мной.
— Большое спасибо, в другой раз. Кто в этом проклятом городе дежурит?
— Милиция.
— Прекрасно, соедините меня, пожалуйста, с милицией…
— О, вы преступник? Что вы делаете в Грауштадте?
— Барышня, я уже догадался, у вас глаза голубые или черные.
— Зеленые.
«Спокойно, спокойно, девушке скучно, и она хочет пофлиртовать, не надо ее злить, а то она разъединит».
— Я опасный преступник, у меня пистолет, и я буду стрелять, — сказал он. — Соединяйте меня с милицией.
— Хорошо. Я буду навещать вас в тюрьме.
Наконец-то отвязалась. Длинные гудки. Спят, черт бы их побрал. Потом опять треск, и сонный низкий голос:
— Слушаю.
— Это милиция? — спросил Хенрик.
— Милиция. А что?
— Я говорю из Грауштадта. Оперативная группа Мелецкого.
— Капрал Кубаль.
— Здравствуйте, капрал. Слушайте меня внимательно. Дело очень серьезное.
— Минутку.
Опять тишина. Потом другой голос:
— Поручник Вжесиньский у телефона. Это пан Мелецкий?
— Говорит Хенрик Коних из оперативной группы. Докладываю: Сивово не разрушено. Жителей нет. Врачебная аппаратура на месте. Можно принимать выздоравливающих. Но самое важное — как можно быстрее двиньте переселенцев.
— Ладно. Утром отправим группу.
— А завтра они к нам прибудут?
— Постараемся.
— И хорошо бы несколько вооруженных людей.
— Обстановка обостряется? — спросил голос оттуда.
— Пока непонятно.
— Мелецкий вооружен, — сказал поручник.
— В том-то и дело, — сказал Хенрик. — О моем звонке он ничего не знает.
Минутное молчание. Потом:
— Понимаю. Приеду сам, но только около полудня.
— В самый раз. Спасибо.
Хенрик положил трубку. Послышались шаги и голоса. Голоса становились все отчетливее. «Мелецкий, — разобрал Хенрик. — Наверно, продал Шаффер. Он один или с людьми?»
Хенрика ослепил луч света. «Мог меня сейчас убить. Сделать нырок в сторону? Поздно».
— Погасите эту мерзость, — сказал Хенрик.
— Что вы здесь делаете? — услышал он голос Мелецкого. Мелецкий был один, остальные остались на улице. Столкновения не будет, Смулка не проговорился.
Хенрик отвернулся. Увидел свою огромную тень, карабкающуюся на стену.
— Перестаньте светить в глаза! — закричал Хенрик.
Свет пополз на потолок. Мелецкий подошел к коммутатору, приложил трубку к уху, перевел рычажок.
— Сигнал есть, — сказал шеф. — Это Зельно?
— Да.
Мелецкий выключил аппаратуру.
— Вы звонили? — спросил он.
— Да.
— Уполномоченному?
— Нет. В милицию.
— Еще лучше! Что вы ему наплели?
— Я вас только выручил, — сказал Хенрик невинно. — Я доложил, что курорт не разрушен, оборудование в комплекте и что мы ждем переселенцев.
— Я вам звонить не поручал.
— Ах, пан шеф, — пробовал обратить все в шутку Хенрик. — Ведь задачу нам объяснили вы.
— Я запрещаю вам делать что-либо самочинно!
— У меня были самые лучшие намерения.
— Что вам ответила милиция? — спросил Мелецкий. Хенрик заколебался.
— Они сказали, что время есть.
— Что еще? — спросил Мелецкий. Хенрик вздохнул.
— Коних, — сказал Мелецкий. — Вы хотели бы здесь подзаработать?
— Конечно.
— Тогда будьте поосторожней с милицией. Может сорваться крупное дело.
— Понимаю, пан доктор.
На улице их ждал Шаффер. Он стоял ссутулившись, красный глаз сигары блуждал в темноте где-то на уровне лица.
— Предатель, — шепнул Хенрик, проходя мимо. Красный глаз заколебался. Шаффер подавился дымом.
— Как можно! — закашлялся он в темноте. — Как можно! — И пошел за Хенриком, выкрикивая сквозь кашель слова возмущения. Хенрик не слушал.
— Быстрее, — сказал Мелецкий, — там наши буйствуют.
— Смулка, да? — спросил Хенрик.
— Смулка спит, — сказал Мелецкий. И пренебрежительно махнул рукой. — Упился, как свинья, и спит.
11
Рыжая плакала.
— Что с ней? — спросил Хенрик. Никто ему не ответил. Янка спала в кресле, пани Барбара глумилась над «Лунной сонатой», Анна исчезла. Блондинка воскликнула:
— Юзеф, куда ты запропастился? — и подбежала к шефу. Рыжая продолжала плакать.
— Что с ней? — опять спросил Хенрик.
— Ей разорвали платье, — ответила блондинка и показала на Вияса: — Это вот этот ей удружил.
Прилизанный скривился.
— Платье, — буркнул он презрительно. — У тебя будет сто платьев! Перестань реветь, дура. Ну что случилось? — пробовал Вияс успокоить рыжую. — Ничего не случилось, дурочка. Ничего такого. — Он был пьян. — Не умею с ними разговаривать.
— Где Анна? — спросил Хенрик.
— Не знаю.
«Пошла в номер Смулки, — догадался Хенрик. — Он мой союзник. Не буду об этом думать, есть дела посерьезнее. Надо перетянуть на свою сторону Чесека и Рудловского, нас будет четверо».
— Почему она это сделала? — Рудловский наклонился над дремавшей Янкой, пустил ей в лицо струю табачного дыма.
Янка открыла глаза, но Рудловского не заметила, обвела сонным взглядом Хенрика, улыбнулась и прошептала:
— Ты? Забавное недоразумение.
Хенрик ответил Янке улыбкой. «Кажется, она посылала мне воздушный поцелуй», — припомнил он, проходя мимо. Он слышал, как она сказала:
— Честное слово, я спать не собиралась, но вы столько говорили!
— Ну что вы, я усыпил вас при помощи гипноза, — отвечал Рудловский.
— Попробуйте еще раз.
— Это уже совсем другое дело, теперь может не получиться. Хенрик обратился к Чесеку:
— Где Анна?
— Я видел ее в зале.
«Пошла к Смулке», — решил Хенрик.
— Шаффер, шампанского, — приказал Мелецкий. Пани Барбара поднялась из-за пианино.
— Посмотрите на него, — сказала она, показывая на Чесека, — хорошенько всмотритесь в него и низко ему поклонитесь.
Чесек рассмеялся, на его лице появилась дыра, зубы он потерял в лагере, но, видимо, у него были другие качества.
— Шапки долой, панове, — сказал Хенрик.
— Как я выгляжу? — спросила пани Барбара.
— Великолепно.
— Я всегда верила в народ! — крикнула она. — Черт бы вас побрал с вашими интеллигентскими комплексами. — Она обняла Хенрика и стала что-то шептать ему на ухо, быстро и бессвязно, что-то о Чесеке.
— С этого дня я сторонница народа, простота чувств, безошибочность реакции. Чесек! — крикнула она. — Allons!
Подошел Шаффер с бокалами шампанского на подносе.
— Предатель, — успел шепнуть Хенрик. Пани Барбара взяла бокал и тяжело села.
— Сначала выпьем, — сказала она уставшим голосом. Было похоже, что с ней вот-вот начнется истерика. — Хенрик, ты с нами, — потребовала она.
— Простите, но я должен разыскать Анну, — ответил он. Хенрик нашел Анну на лестнице, она дремала, прислонившись головой к балюстраде. Лицо ее было искажено гримасой боли, должно быть, ей снились кошмары. «Так будет всегда, — подумал он, — такими будут наши сны». Анна застонала, ее обидели, наверно, у нее отнимали что-то дорогое, а может быть, она видела чью-то смерть или как били ее мужа, она скулила жалостно, как собачонка. Хенрик погладил ее по коротко остриженным волосам.
— Пани Анна, — выдавил он.
Она открыла глаза. Протерла их рукой и вздохнула.
— Что вы здесь делаете? — спросил Хенрик.
— Жду вас.
— Меня? — спросил он недоверчиво.
— Я хотела вам сказать, что Смулка не пришел.
— Вы с ним не виделись?
— Нет. Шеф сообщил, что Смулка лег спать, и орал, что разобьет голову каждому, кто попытается его разбудить.
— Он забыл о вас, я вам сочувствую.
— Меня лично это не очень задело, — сказала Анна с улыбкой. «Как она это умеет! — подумал он. — Где она научилась этой игре взглядов, улыбок, небрежно брошенных слов, слов, которые нельзя забыть, которые берут в плен и покоряют. Она обворожительна. Мне хочется целовать ей руки, которыми она обхватила свои колени, я сажусь возле нее и заглядываю ей в глаза, ее глаза почти синие в мерцающем свете свечи, они ласковые и слегка улыбающиеся». Хенрик наклонил голову.
