Юзеф Хен - Останови часы в одиннадцать
— Я с ума не сошел. Но, разумеется, внизу я тоже не останусь. У меня есть кое-что, что могло бы заинтересовать власти. Вам известны мои планы?
— Нет.
Некоторое время шеф смотрел в рюмку. «Знает ли он, что мне они уже известны?»
— Я разработал проект реорганизации медицинского обслуживания в Польше, — услышал Хенрик.
«Ах, значит, вот о каких планах идет речь! Смулка не проговорился». Хенрик почувствовал на своем плече руку Анны. Он никак не мог собраться с мыслями. Планы шефа. Нежность ее прикосновения. «Чувствую каждый палец. Сейчас прижму ее ладонь к губам».
— Уверен, что это сенсационный план, — сказал Хенрик.
— Если хочешь решить какой-нибудь вопрос, надо начинать с анализа основной трудности. Потом легче найти ключ ко всей проблеме. Я думал о ней всю оккупацию. Я думал о том, что если доберусь до сути проблемы, то смогу в этой области что-то сделать. У меня нет диплома, пан Коних, но как организатор я равен десяти с дипломами, только должен доказать это на чем-нибудь конкретном. При бесплатном медицинском обслуживании проблема сводится к тому, чтобы врач был заинтересован принять как можно больше пациентов и одновременно с этим как можно внимательнее их обследовать.
— Понимаю: речь идет о преодолении естественного противоречия.
— Количество сталкивается с качеством. Если стимулируют количество, страдает качество. И наоборот.
— И вы нашли решение? — спросил Хенрик. «Ее пальцы на моем плече, прикосновение груди».
— Нашел, — услышал он.
Мелецкий. Нашел способ преодоления противоречий. Анна закашляла. Сняла руку с плеча Хенрика и прикрыла ею рот. Хенрик наклонился к Мелецкому.
— В чем он заключается?
— Пациенты должны иметь право сами выбирать себе врача, у которого хотели бы лечиться. Что-то вроде голосования. Зарплата врача будет находиться в зависимости от количества пациентов, имеющихся в его картотеке. Неудовлетворенный пациент может потребовать перенести свою карточку к конкуренту, тогда первый теряет, а второй выигрывает. Разумеется, надо будет установить верхнюю границу зарегистрированных пациентов, выше которой качественное обслуживание уже невозможно. Это даст возможность выдвинуться тому врачу, которым пациенты чаще всего бывают довольны.
— Количество примирено с качеством, — понял Хенрик.
— Именно. С этим планом я хочу поехать в Варшаву, как только мы выполним нашу миссию.
«Он ничего обо мне не знает», — решил Хенрик.
— Я представлю вас как своего ближайшего сотрудника, — говорил Мелецкий. — Мы можем сделать очень много добрых дел.
— Меня это не интересует.
— Вам так кажется. Нельзя же продолжать жить отрицанием. Будем всегда действовать вместе. Все, кто сегодня здесь. Вы не думайте, что моя группа состоит из случайных людей. Это мои избранники, вы поняли? Я долго подбирал их под определенным углом зрения. Самая важная черта: преданность. Я беру вас к себе. И рассчитываю на вас!
— Я при тебе дольше, чем он! — крикнул Вияс.
— Иди спать, — приказал шеф. — Смотри, чтобы он выспался, — обратился он к рыжей.
Рыжая поднялась. У нее были пустые глаза.
— Он разорвал мне платье, — вспомнила она и заплакала. Вияс подтолкнул ее. Она пошла за ним, всхлипывая. В дверях он еще раз крикнул:
— Я не хуже!
Мелецкий спокойно прикурил сигарету от свечи. Потом обратился к Хенрику:
— Поставим караул?
— Не мешает.
— Уже четверть первого. Подъем в шесть, да? Шаффер постоит до трех, а потом его сменят.
Мелецкий отдал распоряжение немцу и прижал к себе блондинку.
— Спокойной ночи, — сказал он. И напомнил: — Подъем в шесть.
В большом зале остались только Хенрик и Анна. Она стояла выпрямившись, с поднятой головой и ждала. Он смотрел на нее, на свитер и брюки, свитер из серой толстой шерсти, брюки синего полотна, на левом бедре пятно, все крупным планом, переплетения мохнатой шерстяной ткани, округлость груди, он стоял и смотрел, она не двигалась, он видел сжатые губы, молчащие глаза. Стоит и ждет — кого она ждет, меня? Хочу я этого или не хочу? Молчание было гнетущим, но Анна его не прерывала, она умела ждать, не чувствовала, как уходит время, ночь кончалась, в шесть подъем, а она ждет.
— Вы не идете к себе? — спросил он.
— Нет.
— Все уже разошлись. Она не отвечала.
— Остались только мы двое, — сказал Хенрик. — Вы и я. Анна развела руками.
— Так получается, — сказала она. Он ждал, что она при этом улыбнется. Она улыбнулась.
— Пойду подышать воздухом, — сказал Хенрик. Толкнул стеклянную дверь ресторана. Шагов Анны он не услышал.
13
Хенрик сидел на ступенях террасы, ночь была теплая, в листве щебетали птицы. «Так получается, — думал он, — так получается. Не хочу ее, — думал он, — не хочу ее равнодушия, боюсь: я думал, что она способна что-то чувствовать, кроме страха перед шефом, хоть что-нибудь, так мне казалось, симпатию к чему-нибудь, может быть, что-то большее, но эти ее глаза, ее молчание, лучше не надо ничего. Вчера тоже была луна, — вспомнил он, — языки костров, запах можжевельника, шелест листвы, мы искали с Чесеком что-то, что мелькнуло и исчезло, и только волосы развевались между звездами, и мы ничего не нашли. Подожду, пока все не заснут, возьму пулемет и куда-нибудь его перенесу. К Штайнхагенам», — решил он.
За ним стояла она. Он внезапно это почувствовал. Он не слышал ни ее шагов, ни ее дыхания, по крайней мере ему так казалось, внезапно стало тихо, замолкли птицы, замерла луна, он чувствовал, что за его спиной что-то происходит, кто-то ждет, сейчас выстрелит в спину, ударит по голове, он почувствовал боль в виске, но не шелохнулся. «Спазм сосудов», — подумал он. Поблизости кто-то был, но чувство опасности стало угасать и исчезло совсем. «Она. Я так и знал!» Она шла за ним и терпеливо молчала. Молчала иначе, чем до этого, там, в зале ресторана. Он улыбнулся.
— Садитесь.
Она села на ступеньки, поджав колени к подбородку. Теперь они вдвоем слушали шорох луны в искрящихся кронах деревьев.
— Луна, — сказал Хенрик.
— О да…
Опять молчание. Он рассматривал ступени террасы, трещины напоминали бассейн Вислы. Спросил:
— Заняться мною предложил вам шеф?
— Да.
«Этого следовало ожидать», — подумал он. — Зачем? — спросил он.
— Наверно, не мог смириться с тем, что я не досталась Смулке.
— Идиотская ситуация, — сказал он.
— Почему?
— Эта луна, как шлягер, как луковица, средство для выжимания слез. Вы только представьте себе, что за уродина: вулканическая пустыня, покрытая пеплом. Но сейчас это не имеет значения, работает отражатель, магнетизирующий свет, и мы влипли, конец, начинаешь умиляться, хочется шептать нежные слова!
— Вы всегда так ведете себя при луне?
— Как?
— Шепчете нежные слова. Надеюсь, у вас нет намерения делать это сейчас.
«Есть, — подумал он. И сразу же: — Ни за что!» Становилось холодно.
— Не знаю, — сказал он. — Все возможно.
Анна подняла лицо с колен и внимательно посмотрела в его сторону, словно желая осознать, каков он, этот мужчина, предназначенный ей самим шефом.
— Я бы не хотела их слышать, — сказала она.
— Как вам угодно. Мне они тоже приходят с трудом.
— Великолепно.
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Анна прикрыла его руку своей.
— Вы не пойдете спать? — спросил он.
— Нет.
— Шеф был бы доволен, что вы занимаетесь мной. Я дивлюсь вашей дисциплинированности и готовности пожертвовать собой.
— Грязные шутки.
— А вам не приходило в голову, что шеф заинтересован не только в том, чтобы вы соблюдали соглашение? Что он заинтересован во мне?
— Мне хочется вас покорить, потому что я так решила.
— Сейчас Мелецкий думает о том, как меня занять. Боится, что я могу ему в чем-то помешать. Он хочет демонтировать медицинскую аппаратуру, чтобы на ней разбогатеть. Мне удалось дозвониться в Зельно и сообщить властям, что городок цел. Теперь он будет спешить нагрузить машины, прежде чем хлынут переселенцы.
— А если успеет?
— У него все равно ничего не получится.
— Вы ему помешаете? Один против пяти?
— Я не один. На моей стороне Смулка. И, кажется, Чесек. Она сняла руку с его руки.
— Теперь я понимаю, почему вы отдали меня Смулке. За медицинскую аппаратуру.
Она констатировала это без возмущения, с обычной для нее печалью, с легким оттенком сарказма в голосе.
— Никому я вас не отдавал, — сказал он. — Вы сами прекрасно собой распорядитесь.
— Но были готовы.
— Нет! — воскликнул он.
— Хорошо, ну хорошо, — успокоила она его. — Какая разница.
— Как какая разница! «Черт бы побрал эту лахудру», — подумал он.
— Зачем вам это? — спросила она. — Эта история с Мелецким? Пусть он делает что хочет.
