Манохар Малгонкар - Излучина Ганга
Безлюдье и тишина на станции не обманули Деби. Он напряженно всматривался и вслушивался. До сих нор реальная опасность им не угрожала. Разъяренные толпы на этой стороне границы состояли из индусов. Никто бы не тронул Деби, если бы он сумел доказать, что он такой же, как они, а Мумтаз — его жена. Но теперь положение менялось. Деби оделся как мусульманин: темно-коричневая феска, длинная, до колен, рубаха, выпущенная поверх обширных шаровар, подвязанных около лодыжек. Вдобавок Мумтаз то и дело ласково называла его Керим — одним из самых распространенных мусульманских имен. Но толпа не склонна верить одежде, ей подавай неопровержимое свидетельство религиозной принадлежности. А это значит — снимай штаны, и они сами проверят, мусульманин ты или нет!
Деби не сомневался, что в пестром сборище людей, приехавших со всех концов Индии, по-разному одетых, с разными типами лиц, разными оттенками кожи, никто не узнает индуса. Никто даже не решится оскорбить его таким подозрением! Да чего ему бояться, если многие мусульмане, едущие на этой самой платформе, даже не говорят на пенджабском языке. Он ускользнет незаметно, как животное, отставшее от громадного стада.
Стадо? Деби вдруг пришло в голову, что, как только они пересекут границу, его спутники, напоминающие сейчас апатичных животных, отправляемых на бойню, мгновенно преобразятся. Стоит им оказаться на той стороне, как они превратятся в хозяев положения и сами будут не прочь устроить такую резню, от которой сейчас убегают.
Деби повернулся и стал их рассматривать. В темноте были отчетливо видны только ближайшие к нему. А те, что позади, казались привидениями: только силуэты их голов слабо прорисовывались и пропадали в бесконечном мраке. Он заметил, что сосед, человек с лоснящейся бородой и в черном ачкане[78], пристально смотрит на него. Неужели догадывается? Если существуют на свете религиозные фанатики, то они должны выглядеть именно так. Пять раз ежедневно этот человек молился, обратившись лицом на запад, да и все остальное время он бубнил про себя священные слова корана. Деби отвел глаза, стараясь унять невольную дрожь. Надо держаться подальше от этого типа, избегать его испытующего, пронизывающего взгляда.
Кого еще ему следует остерегаться? Вот, например, женщина, скорчившаяся рядом с ним, — наверное, жена того бородатого. Лицо ее скрыто чадрой, по сквозь тонкую сетку смотрят злые глаза. Ни разу еще она не открыла лица. Сползая время от времени с платформы по малой нужде, она высоко задирает юбки, приоткрывая бедра и зад, но лица ее никто не видел.
Деби вздрогнул. Мумтаз, оказывается, проснулась и, прильнув к его плечу, что-то шептала на ухо. Он кивнул и выпрямил ноги, чтобы она могла пролезть через них и соскользнуть с платформы. К счастью, была почти полная тьма. Мумтаз присела между рельсами и через несколько минут возвратилась на платформу.
Вряд ли в подобных условиях имело смысл брезгливо относиться к неизбежным физиологическим отправлениям, но Деби никак не мог привыкнуть справлять нужду на глазах у людей. Все другие обитатели поезда не слишком задумывались над тем, где и как они облегчаются. Но Деби и Мумтаз каждый раз ждали наступления темноты. Ему приходилось быть особенно осторожным — отходить подальше, чтобы никому не пришло в голову проверить, действительно ли мусульманин этот человек по имени Керим с типичным лицом индуса-пенджабца.
В самом деле, интересно бы узнать, типичный он индус или нет? А вдруг этот самый мулла с явно выкрашенной черной бородой или его жена, которая сверлит его из-под чадры глазами, уже кое-что приметили?
Многие клянутся, что им достаточно один раз взглянуть на человека, чтобы распознать, индус он или мусульманин. Но Деби никак не мог уловить разницу. Он потрогал свои специально отпущенные, типично мусульманские, свисающие вниз усы и порадовался, что лицо его покрыто густой трехдневной щетиной.
Издали послышался стук подходившего поезда, сразу же заглушённый счастливыми воплями сотен людей, достигших наконец земли, где индусы могли чувствовать себя в безопасности. Встречный состав, такой же переполненный, как все другие, прополз мимо Деби. Но долго еще можно было различить во тьме длинное, извивающееся тело железной змеи, сплошь облепленной муравьями. Ночной воздух дрожал от восторженных криков: «Джай Хинд! Махатма Ганди-ки джай! Джай Хинд!»
В ушах все еще стоял гул, хотя поезд давно прошел. Население того поезда, на котором ехал Деби, в угрюмом молчании проводившее состав с индусами, теперь оживилось. Все знали: раз поезд из Западного Пенджаба уже прошел, то и они вот-вот тронутся в путь. Выкуп заплачен!
Вскоре они расслышали мерный топот какого-то отряда. Солдаты с фонарями в руках вошли в специальный вагон охраны. Паровоз зашипел, раздался долгий свисток. Колеса закрутились. Еще час — и они будут вне опасности. Тогда наступит их очередь испускать радостные вопли и содрогаться при воспоминании о пережитом.
«Пакистан зиндабад! Пакистан зиндабад!»
Перевалив через границу молчания, беженцы орали до хрипоты. Деби-даял старался перекричать других. Поезд теперь тащился еле-еле. Люди вокруг зашевелились — пчелиный рой готовился разлететься в разные стороны. Безумный страх остался позади. Деби рассчитал, что даже при такой скорости они к полудню доберутся до Дарьябада. Пятнадцатого августа в полдень.
Пятнадцатое августа!
Деби вдруг сообразил, что вот уже несколько часов, как все они, индийцы и пакистанцы, стали свободными людьми. Солнце, которое вот-вот поднимется из-за горизонта, впервые осветит и согреет свободную землю.
Поезд остановился — в первый раз на территории Пакистана. На востоке уже брезжил рассвет. Скоро наступит день. Деби охватила радость, он с нетерпением ждал восхода солнца. Он слегка пошевелил плечом, но Мумтаз не проснулась.
Вдруг сердце его замерло. Откуда-то издалека доносился слишком знакомый гул. Это был похожий на отдаленный рокот моря воинственный клич толпы, преследующей очередную жертву. Гул ничем не отличался от того, что слышал Деби по другую сторону границы, — на расстоянии было совершенно невозможно определить, мусульмане кричат или индусы.
Мумтаз прижалась к его плечу. Она уже не спала и напряженно вслушивалась.
Гул приближался, уже доносились отдельные голоса. В темноте они ничего не видели, но и на слух можно было установить, что на дороге недалеко от них возникла какая-то суматоха. Вдруг затрещали винтовочные выстрелы, и тут же, захлебываясь, застрочил пулемет.
— Ай аллах! — прошептала Мумтаз и сжала руку Деби.
— Нам-то нечего беспокоиться, — сказал кто-то на другом конце платформы. — Тут наши братья, они не причинят нам вреда.
Внезапно наступила тишина. Долго никто не мог понять, что случилось. Потом они услышали топот по обеим сторонам железнодорожного полотна. Приглядевшись, беженцы различили цепи солдат, поспешно занимавших оборонительные позиции.
Кто-то выкрикивал команды.
— Должно быть, командир, — произнес мужской голос.
— В чем дело? Что он кричит? — спрашивали друг друга перепутанные пассажиры.
— Ждут нападения. Солдатам поручено защищать поезд, — объяснял кто-то.
— Нападения? Кто нападет на нас? Не братья же? Мы ведь переехали границу!
Тьма постепенно расступилась. Теперь уже отчетливо стали видны солдаты, со штыками наготове ждавшие нападающих со стороны широкой безлесной равнины. Во всех вагонах и на открытых платформах огромного поезда нарастал ропот. «Зачем нас тут держат? Кто собирается нападать?» — спрашивали беженцы солдат. Человек с крашеной бородой вытер руки об одежду, опустился на колени и принялся молиться.
— По ночам тут всегда ждут нападения, — заметил кто-то. — Грабители нападают на все поезда — им все равно, кто едет — мусульмане или индусы.
— Слава аллаху! Скоро рассвет.
— Да, днем они не отважатся: солдаты видят, куда стрелять.
— Да здравствуют солдаты! Слава нашим спасителям!
— Да здравствует Пакистан!
— Кхамош! Тише!.. Тише!
— Слушайте, кто-то собирается говорить!
— Это, наверно, офицер.
— О чем он говорит? Наступила тишина.
Кто-то повторял снова и снова:
— Слушайте! Внимание! Слушайте!
Все повернулись на голоса, с нетерпением ожидая новостей.
— Внимание! На дороге, в миле отсюда, произошла авария. Банда разобрала путь. Теперь они разбежались. Мы опасались, что в темноте они нападут на поезд. Поэтому была выставлена охрана. Но дальше состав не пойдет. Он отправится обратно. Вы пройдете пешком две мили, и там будет подан другой состав. Все ясно?
Да, все было ясно. Беженцы бранились и ворчали. Приехали на родину — и вдруг сгоняют с поезда и приказывают идти пешком. Обещание через пару миль пересадить всех на другой поезд скорее всего обман. Они-то хорошо знали, как трудно сесть в какой-нибудь состав.
