Курилов Семен - Ханидо и Халерха
Эти его слова по-разному были поняты. Одним показалось, что речь идет о богатых запасах, приобретенных на ярмарке, которые позволят жить посвободней, другие сразу вспомнили о завязавшейся дружбе юкагирского головы с американским купцом. И лишь один Пурама тяжело вздохнул:
— Эхе-хе, хе-хе…
— Чего это мой шурин вздыхает? — спросил Куриль, готовый взять верх в разговорах.
— Так… — сказал Пурама, собираясь выйти и заняться делами работника. — Приедет Афанасий Куриль в наше стойбище, а там уже голова не он, а Тачана-шаманка…
— Вот, верно он говорит, — согласился Куриль. — И это может случиться.
Только царицей ей быть не долго: я быстро прижму ей лапы. С шаманами я буду теперь разговаривать по-другому…
— Это как же? — спросил Ниникай.
— Ой-ой-ой, ой-ой-ой, — запричитала жена Тинелькута, суетясь между мужчинами. — Грех, грех, грех…
— Грех? Перед кем грех? Перед богом? — спросил, ни к кому не обращаясь, Куриль. — А что божий человек в Нижнем сказал? Шаманы — рабы сатаны. Так сказал? Чайгуургин слышал, Петрдэ слышал, Лелехай слышал. А я давно знал. Да я и другое знаю. С сатаной бороться никто не будет. А вот его рабов тальником сечь надо… Без них и сатана будет не страшен!
— Ох, Апанаа, оглядывайся, — закряхтел Чайгуургин. — Положишь сечь Токио, а он поглядит на тебя — ты про тальник забудешь и начнешь снимать штаны сам…
Многие захохотали. Но Куриль все обдумал очень давно.
— А Токио не за что сечь, — сказал он. — В том-то и дело, что Токио настоящий шаман. Да он всего один и шаман. Остальные, которых я знаю, обманом живут. Звоном бубна забивают нам уши, пугают всякими криками. Это игра детская, обман без стыда.
— Ой-ой, ой-ой! — снова заныла жена Тинелькута.
— Куриль! — сказал Тинелькут. — О шаманах говорить будем потом. А сейчас давай пить, в карты играть. Да песни еще попоем. Чего это ты?
— Чего? А вот так: кто над чукчами власть имеет? Чайгуургин? Я думаю, что Кака.
— Ниникай! — сказал Тинелькут. — Чего ты ушами двигаешь, как олень! Иди к невесте своей.
— А у него есть невеста? — зашевелились гости.
— Что ж ты молчишь, Тинелькут!
— Свадьбу играть!
— Сюда невесту! Горькой воды много, гости какие! Самый хороший случай.
— Подарки невесте привез? — спросил Ниникая старый Тинелькут. — Иди подари.
— Я еще хочу отдохнуть, — упрямо проговорил жених.
— Хорош! Ну, хорош жених! Я бы к такой красавице вперед каравана бежал…
— Перед свадьбой жених отдохнуть должен, — нахмурился Ниникай.
Тинелькут зло отвернулся. А Пурама с шумом выбрался из яранги.
Старший брат мог бы настоять на своем. Ему не хотелось, чтоб Ниникай слушал пьяные и опасные речи головы юкагиров. Но невеста его младшего брата была в положении, и Тинелькут сообразил, что ей и в самом деле лучше бы появиться перед богачами попозже — когда все опьянеют.
— Потонча, у тебя есть карты? — спросил он. — Только не меченые…
— Хе-хе-хе… — не обиделся чуть сгорбленный мужичок. — У нас всякие есть… — И он извлек из кармана тонкими девичьими пальцами новенькую колоду, завернутую в тряпку. — Мне только и осталось, что в карты играть. Из-за Мамахана торговля стала невыгодной. Наверно, пастухом к Курилю придется идти.
— Мамахан сам просчитался, — сказал Куриль. — Не поехал на ярмарку, значит, не обернется. А сейчас людям совсем тяжко: всю зиму, считай, купцов не было. Думаю, из-за одного человека люди страдать не должны. Потонче надо послабление сделать. А мой друг Мамахан пусть поворачивается, — это ему самому на пользу.
— Правильно, — согласился Чайгуургин. — Ко мне приезжай, Потонча.
— Нет уж, сначала ко мне…
— Хе-хе-хе — смотрите: карты сдавал Лелехай, а мне достались все козыри. — Потонча бросил карты. — Перемешай получше. Как будем играть? По олешку поставим?
— Конечно. Ты, Чайгуургин, хочешь играть? — спросил Тинелькут. — Тебе полегчало?
— Как выпью, так легче.
— Видишь — легче! — сказал Куриль. — А если б русский ученый дал своей горькой воды, совсем полегчало бы. А то на Каку надеешься. Кака — пустой шаман. Я лет десять за каждым шаманом слежу — знаю.
Хозяин и несколько богачей стали играть, и Чайгуургин, вспомнив недавний разговор об этом, сказал, ударяя на каждое слово:
— Своему шаману не верь, а чужому — верь. Так получается?
— Тоже сравнил! Мускевич у самого царя служил.
— Плохо, видно, служил, раз он его прогнал так далеко… И ты хочешь, чтоб я ему разрешил келе прослушивать, резать меня и чтоб я пил его собачью мочу!
— Царю он мог не угодить! А ты-то не царь!
Богачи дружно захохотали. Но Куриль вдруг совсем разозлился и, обведя всех суровым взглядом, заговорил дальше каким-то решительным, незнакомым голосом:
— …Царь… Царь так делает: не подходит ему человек, не угождает, мешает ли — он его сразу в тайгу или тундру. А мы? А у нас как?..
— Мне шаманы не мешают, — сморщился не то от боли, не то от злого несогласия Чайгуургин. — Ходи, Потонча.
— А что ходить: у меня опять все козыри… Посмотрите!.. Олень — мой. Гок! Ламутского бура возьму.
— Нет. Тебе олень для котла. Каргина бери.
— На общий котел отдаю! Чтоб не считали меня жадным. Пусть гости решают.
— Ладно. Хозяин потом скажет, кого зарезал… Мне не мешают шаманы, — повторил Чайгуургин, ожидая, что ответит на это Куриль.
— А ты можешь позвать Каку и сказать: "Я голова, богач. Вылечи меня. Но за камлание подарок дам, какой захочу"? Нет. Все получится как раз наоборот. Придет Кака и скажет: "Половину табуна за камлание". Да еще заставит тебя делать то, чего ты смертельно не хочешь. Кто же, получается, голова — ты или шаман?.. Если бы царь рассуждал так, как ты, то царем стал бы Мускевич.
— Ниникай! — резко повернулся Тинелькут к брату. — Забыл про свадьбу? Видишь — веселья не получается из-за того, что ты о невесте забыл. Давайте-ка выпьем, братья!
Ниникай покорно встал и начал пробираться к выходу. Но богачей и купцов заинтересовал разговор Куриля с Чайгуургином, да и сам Тинелькут выпроводил брата лишь затем, чтобы он не слышал таких не нужных ему разговоров.
Костер погас, и за ним никто не следил. На дворе стоял апрель, и было тепло. Богачи выпили, и многие придвинулись к играющим в карты.
— Ты, Куриль, говоришь такое… Люди перестанут бояться духов, — сказал Тинелькут. — Ходи.
— Пусть бога боятся, — ответил Куриль. — У меня хорошие карты…
— С богатыми и почтенными людьми шаманы живут мирно, — сказал Чайгуургин.
— Шаманы в каждую душу пролезли. А я и ты только ясак собираем.
