Семен Малков - Ветер перемен
Семен Малков - Ветер перемен краткое содержание
Семен Малков
Ветер перемен
Пролог
…Сознание к больному вернулось нескоро. Но даже очнувшись, Артём Сергеевич Наумов был так слаб, что не открывал глаз, хотя все уже мог слышать.
— Слава Богу, кажется, обошлось, он приходит в себя, — как сквозь вату, донесся до него голос профессора. — Но нового приступа академик не выдержит, и вам, Варвара Александровна, надо быть ко всему готовой. Он вряд ли продержится еще сутки. Неизбежное может случиться в ближайшие часы. Так что, мужайтесь!
— Разрешите мне остаться возле него, — услышал он знакомый и такой родной голос Вари и испытал радость, придавшую ему немного сил. — Я хочу находиться в эти часы рядом, — всхлипнула Варя, видимо сдерживая слезы. — И если уж так суждено, быть с ним до последнего дыхания. — Не выдержав, она зарыдала.
«Значит, конец уже близок, и надо примириться с неизбежным, — устало подумал старый академик. — Собственно, я давно себя к этому приготовил, но все же жаль Варю. Ей трудно будет без меня одной».
Артёму Сергеевичу захотелось открыть глаза и немного поговорить с ней на прощание. Но это потребовало бы усилия, на которое из-за сковавшей его слабости он чувствовал себя неспособным. И поневоле его мысли обратились к приближающемуся моменту перехода в небытие. Даже в столь трудном психологическом состоянии верх брала любознательность ученого. «Ну что же, скоро точно узнаю, существует ли бессмертие души и есть ли загробная жизнь», — как бы в утешение, но не без тайной надежды подумал академик.
Отчетливо сознавая, что земной путь подошел к концу, ему больше всего захотелось еще раз проверить, все ли им сделано из того, к чему обязывали его ум и совесть. И перед мысленным взором Артёма Сергеевича вновь предстали самые яркие и значительные события последнего, наиболее драматичного периода его долгой жизни.
Часть первая
Эйфория перемен (1991–1995 гг.)
Глава 1
Дыхание свободы
Вынужденная отставка Президента СССР Горбачева и запрет КПСС так опьянили победивших сторонников Ельцина, что на первых порах они, видимо, ни о чем другом не могли думать, кроме раздела партийной собственности и антикоммунистической реставрации. Без принятия законодательных актов ими захватывались здания и кабинеты аппарата КПСС не только в столице, но и по всей территории страны. Всеми элитными лечебными учреждениями, базами отдыха и хозслужбами ЦК партии немедленно завладело Управление делами Президента России. А куда девались деньги КПСС, так и осталось неизвестным.
Расправа со свергнутым режимом выразилась не только в ликвидации аппарата КПСС и конфискации имущества, но и в спонтанном разгроме служб КГБ. В результате работа столь важного органа была дезорганизована, что не могло не нанести серьезный и отчасти непоправимый ущерб государственной безопасности России.
Реставрация главным образом выражалась в массированной кампании по возвращению улицам и площадям, носящим имена вождей и деятелей революции, их старых названий, а также в повсеместном восстановлении разрушенных в годы советской власти храмов и церквей. У Артёма Сергеевича Наумова это вызывало одобрение, однако он считал, что новая власть должна решать более важные и первоочередные задачи.
— Не понимаю, почему этому уделяют так много сил и внимания, когда надо заниматься более насущным — поднять благосостояние народа, — посетовал он в беседе с заглянувшим к нему Царевым. — Сдается мне, что окружение Ельцина, как и он сам, растерялось и просто не знает, с чего начать работу.
Его друг Царев, как когда-то и Артём Сергеевич, испытывал трудности со своей докторской диссертацией. Дела у него обстояли еще хуже, поскольку ему не утвердили даже тему, и он пришел посоветоваться, что предпринять. Владимир Иванович был настроен консервативно и не верил бывшим партийным и комсомольским аппаратчикам, которые ныне называли себя демократами.
— Напрасно так думаешь. Они и не собираются ничего делать для народа, — убежденно заявил он. — Их сейчас интересует только дележка пирога. Каждый хочет урвать для себя кусок пожирнее. А то, что делают, — дымовая завеса, чтобы отвлечь внимание сограждан.
— Ты слишком уж сурово судишь, — не согласился Наумов. — Насчет самого Ельцина, может, и прав. А вот его окружение — ректоры институтов и профессура — по-моему, хотят и могут многое сделать для страны. Просто их оттесняют проходимцы — бывшие партаппаратчики.
— Ошибаешься, старик. Эти краснобаи способны только болтать, — скептически усмехнулся Царев. — Дашь им власть — ничего полезного не сделают! Урвут для себя деньжат и под благовидным предлогом отвалят.
— Ты несправедлив! — горячо возразил Артём Сергеевич. — Ленинградский профессор Корчак и москвич Дьяков, как народные депутаты, внесли много конкретных предложений. Надо дать им возможность воплотить это в жизнь.
— Пустозвоны! Они, между прочим, хотят стать градоначальниками, — неодобрительно отозвался Царев. — Если даже их изберут, то они провалят дело, так как ничего не смыслят в городском хозяйстве.
— А я за них! Поскольку главное — чтобы политик был честным и стремился выполнить свою программу, — стоял на своем Наумов. — Хозяйственные вопросы будут решать специалисты его команды. Как во всех демократических странах.
— Ладно, не заводись — вот увидишь, что я прав, — закрыл эту щекотливую тему Владимир Иванович, которому не терпелось перейти к более насущному для него вопросу. — Представляешь? Мне забаллотировали на ученом совете тему диссертации. Тайным голосованием!
— Почему тайным? Это же должно решаться открыто! — поразился Артём Сергеевич. — Такого еще не бывало. А ведь в вашем академическом институте очень солидный совет!
— Совет и правда весьма авторитетный. Сплошь громкие имена, — согласился Царев и нехотя объяснил: — Но среди них много моих личных врагов.
— Успел нажить, когда заседал в парткоме? — вопросительно взглянул на него Наумов. — Наверно, был слишком крут и принципиален?
— Требовал, конечно, что тогда было положено. Но врагов нажил не поэтому. В нашем совете много евреев. Известные ученые. А меня считают антисемитом.
Артём Сергеевич удивленно воззрился на старого друга.
— Вот так раз! Почему? Много лет тебя знаю, а такого даже предположить не мог.
— Никого из них я никогда не обидел. Как коммунист был всегда за дружбу народов, — обиженно объяснил Царев. — А ославили меня только потому, что я — русский патриот, и не скрываю этого!
— В этом ничего плохого нет, если ты, конечно, не проявлял шовинизма. Но почему же тогда на тебя ополчились евреи? Разве в вашем совете их большинство?
— Конечно, нет. Но и русские не в большинстве. Наш совет, как и вся Россия, многонационален. Наверно, — понурился Царев, — мне придется поменять место работы.
— А вот этого делать нельзя! — замотал головой Артём Сергеевич. — Уйдешь, и тогда уж к тебе точно приклеят ярлык. И всюду у тебя будут враги, ибо Россия, как ты верно отметил, многонациональна. — Он на миг задумался и мягко добавил: — Ты лучше рассей сомнения коллег на свой счет! Каждому присущи национальные пристрастия, и я верю, что ты никогда никого не оскорбил. Только не обижайся на членов совета, и они тебя амнистируют!
— Пожалуй, ты прав. Постараюсь наладить с ними отношения, — смущенно согласился Царев. — Но в отношении близких к Ельцину профессоров-горлопанов ты все же ошибаешься, — вернулся он к теме, не затрагивающей его самолюбие. — Ну сам посуди, какие они демократы? Просто хитрецы, использующие конъюнктуру для своей пользы. Раньше из кожи вон лезли, прислуживая КПСС, а теперь с той же прытью кинулись в другую сторону.
Его доводы породили у Артёма Сергеевича сомнения в том, что прекрасные мысли и предложения, которые представители новой демократической волны высказывали в прессе, на митингах и по телевидению, будут ими претворены в жизнь. И все же он решил не поддаваться унынию: душа жаждала перемен.
* * *Положительной стороной разгрома КПСС и КГБ явилось то, что ощутимо повеяло ветерком свободы. Так сняли ограничения на выезд из страны, и потоки эмигрантов, в большинстве евреев, осадили посольства США, Германии и Израиля. Но главное — было покончено с обязательным прохождением парткомиссий, волокитой в КГБ, и получить загранпаспорта стало намного легче. Это стимулировало деловые поездки за рубеж, не говоря уже о туризме.
Давняя мечта Артёма Сергеевича и его жены повидать Париж стала вполне реальной. Правда, у них и раньше был шанс побывать в самой притягательной из мировых столиц, сделавшейся прибежищем русской эмиграции. Уезжая туда на пять лет, Аня обещала им прислать приглашение. Но то ли забыла, то ли муж был против, однако в гости они их так и не пригласили. А в последний год у Наумова с дочерью произошел окончательный разрыв.
