Родди Дойл - Ссыльные
— НА — АС НЕ — Е СДЕРЖА — АТЬ…
Теперь уже пели все:
— НА — АС ГОСПОДЬ ОСВОБО…
ДИИИИИТ…
Именинница выгуливала свою попку в кругу, ей хлопали друзья и родня — и тут, нагнувшись, вошел в шатер Толстый Ганди. Челюсть его отвисла.
А к микрофону шагнула Агнес.
— НАМ…
Хлопать прекратили.
— ЕСТЬ МЕС — ТО…
Именинница замерла.
— ГДЕ — ТО ТАМ…
МЕСТО — ГДЕ…
Ганди уставился на сцену. Челюсть его не поднялась оттуда, куда он ее уронил. Он только что влюбился.
Глава 14
Дух народа
Агнес держала микрофон — руки у нее тряслись, глаза были закрыты.
— НАМ…
ЕСТЬ ВРЕМЯ…
ТАМ…
То, что она делала, было прекрасно, но Толстый Ганди не смотрел на нее. И не слушал. Челюсть его пока не ожила.
— НАСТА…
НЕТ ВРЕМЯ НАМ…
Голос Агнес и песня снова привлекли в шатер тетушек. Только Ганди этого не замечал — да и плевать ему было. Он был влюблен. В Гилберта.
Ганди знал партийную линию: гомосексуальность — извращение. Знал он ее с тех пор, как десять лет назад узрел свет и быро сообразил, что громкий приход к Господу — очень полезно для бизнеса. На большинство это наводило тоску, многих даже пугало, но все равно чудное воцерковление Ганди вдруг сделало его человеком респектабельным. Вот кому стоит доверять, вот кто относится к миру всерьез. И он принял этот гольф без тренировок как есть.
— И ДЕНЬ…
И ГДЕ…
И с тех пор он ни разу не взглянул на мужчину.
— МЫ ОБРЕТЕМ СВО…
Ё…
СЧАСТЬ — Е…
И вот он опять влюбился. Так уже случалось раньше — ему тогда было семнадцать. Любовь всей его жизни, как он с тех пор думал, студент из Лиона, который в настольный теннис играл, как роскошный маньяк, и никогда и капли пота не проливал, если ему это было не с руки.
— МЫ ВДРУГ ПОЙМЕМ…
КАК ПРО…
ЩАТЬ ВСЕХ…
И вот откуда ни возьмись — опять.
— ДАЙ МНЕ РУКУ, И…
Эта тяга, томленье.
— МЫ ПРИДЕМ…
Счастье и горе — все вместе колотило в Ганди.
— ТОГДА…
Поддерживало его и сшибало наземь.
— С ТО — БОЙ…
Барабан Гилберта шептал. Агнес окружили, она стояла среди людей, а потом наконец открыла глаза.
— ТУ…
ДАААААА.
Повисло молчание. Гилберт поправил серебряный парик. Первым захлопал Ганди: ему нужно было что‑то сделать, и он принялся так бить в ладоши, что застучали зубы и у него самого, и у всех остальных. Все шапито наполнилось улюлюканьем и аплодисментами. Гилберт и Лев заколотили в барабаны, навязали толпе ритм. А к микрофону шагнул Пэдди.
— НА ВОСТОКЕ, ГОВОРЯТ…
Ганди знал: добрый христианин не может взять и уйти от семьи.
— БЕГУТ ИЗ ДОМУ ВСЕ ПОДРЯД…
С мужиком — любым мужиком, не говоря уже про этого конкретного, в серебряном парике.
— ПО ТРУДНЫМ ТРОПАМ ОНИ ПЫЛЯТ…
Ганди застрял.
— К СТАРОЙ ИРЛАНДСКОЙ ГРАНИИИ — ЦЕ…
Но ненадолго.
Ганди был эдаким здоровенным воплощением духа новой Ирландии. Как пришло, так и ушло. То было тогда, а это, блядь, сейчас.
И вот там‑то и тогда Толстый Ганди отринул веру.
Но никому не сказал.
Что, может, и правильно, потому что именинница, его родная дочь, решила, будто Гилберт — второй симпатичный мужчина во всем шапито.
У Пэдди эстафету принял Негус Роберт:
— ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ НАИСКОСОК…
Большой Дан быстро выдал им на аккордеоне кусок из «Лоренса Аравийского».
— ИЗ ПЫЛЬНОЙ ЛОХАНКИ, ГДЕ ТОЛ — ЛЬКО ПЕСОК…
Гилберт испустил вопль.
— ДУМАЮТ, ТУТ ИМ БУДЕТ
СА — ХАР — РОК…
Толстый Ганди с именинницей завопили в ответ.
— НО СКОЛЬКО ИМ ЗДЕСЬ ДАВИТЬСЯ…
Пэдди снова поступил к микрофону. Кенни выпутался из волос и увидел, как на него пялится младшая сестренка именинницы.
— ГРИТ ОХР — РАННИК У ШЛАГБАУМА, ЭКИЙ ХЛЫ — ЫЩ…
ВАС СЕГОДНЯ ЧЕТЫ — ЫРНАДЦЫТЬ ТЫ — ЫЫЩ…
Джимми видел, как одни взгляды встречаются с другими, но ему за ними было не угнаться. Пэдди, Агнес и Негус Роберт пели неимоверно.
— ОООО…
ЕСЛИ В ВАС НЕТУ ДО — РЕ — МИ, НАРОД,
ЕСЛИ В ВАС НЕТУ ДО — РЕ —
МИИИИИ…
И Кенни заорал через плечо Агнес:
— Это, блядь, евро, чувак!
Сестренка в ответ Кенни лишь заморгала — ее в жизни еще ни разу не называли «чувак».
— ТАК… ВАЛИТЕ В СВОЮ ПРЕКРАСНУЮ ГАНУ — У
ОКЛАХОМУ, ПОЛЬШУ, ДЖОРДЖИЮ, АФ — РИ — КИИИ…
Джимми сшибло с ног; за ним последовала танцующая тетушка — приземлилась ему на грудь.
— БЭЛЛИФЕРМОТ — РАЙСКОЕ МЕЕ — ЕСТО…
И слезать с нее не хотела.
— ХОТЬ ЖИВИ ТАМ, А ХОТЬ…
СМО — ТРИИИИИ…
Опять завопил Гилберт.
— НО ПОВЕРЬ, НЕ БО… ИСЬ…
На имениннице уже красовался серебряный парик Гилберта. Джимми кинулся на выручку своему телефону — тот жужжал и кусал его за жопу.
— ТАМ НЕ ТАК ЗАШИ — БИСЬ…
Он поднес мобильник к уху, пока до этого уха не добрался тетушкин язык.
— Господи! Алло?
— Значит, черномазых любишь?
Джимми расхохотался и поднял телефон повыше.
— ЕСЛИ В ВАС НЕТУ ДО — РЕ…
МИИИ — ИИИИИ…
Подымаясь на ноги и вытирая ухо, он еще не отсмеялся. А перед ним Керри — Янки выхватила у Пэдди микрофон.
Глава 15
Я уезжаю, прощай
— Ал — ло — оу? — сказала Керри в микрофон.
— Алё, — отозвались все до единого мужики в шапито, за исключением Джимми и, может, еще десятка.
На сей раз вел Младший Дан — ДУ ДИ ДИ, — и все послушно шли за ним.
— Алло — о, — повторила Керри. — Это Гарлем семь семь семь одиннадцать?
— Ага!
— Джон? — спросила Керри. — Это ты — йы — йы?
Младший Дан снял федору и накрыл ею раструб своего рога.
— УА — УХ — УАХ — ААААХ…
И Керри запела.
— РЕШИЛА ПОЗВОНИТЬ ВОТ…
БУДЬ СЧАСТЛИВ, НЕ ЧИХАЙ…
— ДУ ДИ ДИ…
— Я ПРОСТО УЕЗЖАЮ…
ПРОЩАЙ…
Это было великолепно, блистательно, Джимми даже не ожидал.
— ПРИЯТНОЕ ЗНАКОМСТВО — ОУ
МЕНЯ НЕ
ЗАБЫВАЙ…
— ДУ ДИ ДИ…
Вуди Гатри его уже начал утомлять. Столько пыли со временем начинает действовать на нервы.
— НО ВОТ Я УЕЗЖАЮ…
ПРОЩАЙ.
Вот что главное в его команде. Сыграют что угодно — и звучать будет, как свое. Возьми детский стишок, бунтовской гимн, хорошую песню или даже какую угодно патоку, навязшую в зубах, что подают «Вестлайф» или Мэрайя Кэри, — они ей нашлепают по заднице и превратят ее в три — четыре добрые минуты скачков, качков и крутейшей роковой красоты.
— ТЫ МЕНЯ КИНУЛ…
— ДУУ — ДИ…
Притормозят ее на месте или защекочут до смерти.
— МЕНЯ ЗАДВИНУЛ…
— ДУУ — ДИ…
И вот они тут резвятся от Вуди Гатри до Дюка Эллингтона — и никто ничего не заметил.
— НО Я НЕ НЫЛА…
— ДУУ — ДИ…
Они тут счастливы. И Джимми знал: никуда они не денутся.
— МНЕ — ЛИ — НЕ — ЗНАТЬ…
ТЕБЯ — НЕ — ЖДАТЬ…
И — ТОРТ — УЖЕ — СЪЕ — ДЕН — ВЕСЬ…
Джимми прав.
— КАК ЖАЛЬ НАШ РАЙ…
«Ссыльные» останутся вместе.
— ПОДСТУПИТ КРАЙ…
На многие годы и альбомы.
— Я УЕЗЖАЮ…
ПРОЩАЙ.
Они будут играть все лучше и станут довольно известными. Будут гастролировать в Уэльсе и Нигерии.
Некоторые свалят — из группы или страны; вольются другие, а некоторые потом вернутся. Уедет Лев — домой в Москву. Второй уйдет Керри. Родит ребенка, потом еще одного — обе девочки, — и станет регулярно писать статьи в «Айриш Таймз» о радостях и хлопотах материнства на дому. Уйдет и вернется Кенни.
— Я только побалдеть, блядь, ездил, чувак.
Гилберта не депортируют. Он удерет от погранцов по Гранд — Канал — стрит рядом с загсом. Чуть не попадется. Погранцы уже цапнут его за фалды — и тут их остановят; обоих собьет наземь летящая туша его будущего тестя. И Гилберт женится на имениннице. Свидетелем будет Джимми, а Толстый Ганди, сам себя сдавший себе на поруки, станет их личным шофером на весь медовый месяц — на все путешествие по их великой маленькой стране.
— А у вас в Нигерии, Гилберт, вон такие горы бывают?
— Нет.
— У нас они просто что‑то, правда?
— Да.
— ТЫ МЕНЯ КИНУЛ…
Маленьких Кролликов тоже больше не будет. Джимми сделают вазэктомию.
— МЕНЯ ЗАДВИНУЛ…
Подарок от Ифы на день рожденья. И будет больно. Особенно когда Махалия уронит коллекционную коробку «Ручных звуков» ему на колени через полчаса после того, как он вернется из больницы.
— Байкас Джон Би!
Но он оправится. Разогнется как раз вовремя, чтобы запихать свою группу в студию на первую в их жизни запись — неожиданный эксцентричный хит чемпионата мира «Ирландцев можно разгромить, зато нас — рать». Доли гонорара Джимми хватит в аккурат на половину широкоэкранного телика и коробку «Молтизеров» для Ифы.
